Homo cosmopoliticus: Адам Смит и глобалистская субъективность

«Владелец акций обязательно является гражданином мира»
(Адам Смит «Богатство наций», книга V, глава II, статья II)

Извращённую универсальность глобализма можно считать реализованной при проверке логики, которая уже была изложена Смитом в «Богатстве наций»: 

«Владелец акций обязательно является гражданином мира и не обязательно привязан к какой-либо конкретной стране. Он был бы склонен покинуть страну, в которой подвергся назойливой инквизиции, где обкладывают обременительным налогом, и перевёз бы свои акции в какую-нибудь другую страну, где он мог бы либо продолжать свой бизнес, либо наслаждаться своим состоянием более непринуждённо» (книга V, глава II, статья II).

Следуя тезису Смита, само собой разумеется, что либеральное право на деньги космополитично и с профессиональной точки зрения не имеет границ. Капитал по своей сути не имеет гражданства и детерриториализован («не обязательно привязан к какой-либо конкретной стране»).

Более того, если мы рискнём пойти дальше Смита, то обнаружим как сводится весь мир к его «родине» отсчёта: деньги космополитичны именно потому, что для того, чтобы реализовать себя в «абсолютной» форме, они должны нейтрализовать национальные барьеры и насытить земной шар, сведя его к гладкой плоскости для всенаправленного перемещения потоков товаров и превращённых в товар людей, спекулятивного капитала и потребительских желаний.

Следовательно, владелец капитала «обязательно является гражданином мира», свободным передвигаться и циркулировать, чтобы «вести свой бизнес или наслаждаться своим состоянием более непринуждённо». И это, как очевидно, в соответствии с той логикой прибыли, которая, если в течение исторического периода она совпала с пространством империалистического национализма, сегодня находит своё собственное воплощение в денационализации и в открытии всех материальных и нематериальных границ.

С этой точки зрения homo cosmopoliticus представляется наиболее подлинным продуктом этой космополитической антропологии и той безродности, вписанной в её первоначальный код, на фоне которой в значительной степени остаётся в силе теорема Де Местра, согласно которой мы никогда не находим «человека» как такового, но всегда француза, итальянца или русского (а благодаря Монтескьё, — иронично добавил де Местр, — мы узнали, что перс тоже существует).

В очередной раз левые традиции, попавшие в ловушку «птолемеевской фазы», вводят себя в заблуждение, думая, что они борются против власти, когда на самом деле они поддерживают её, полностью защищая её интересы и вмешиваясь против любого проекта освобождения угнетённых в отношении священной славы турбо-капитала.

Они борются с самой идеей национальной укоренённости, путая её с её пагубным и опасным течением, которым был капиталистический национализм, не осознавая, что сегодня он полностью превзойдён новой трансграничной глобократией, которая первой использует антинационалистическую риторику для демонизации, борются с самой идеей Нации, а вместе с ней и грамшианским национально-народным как основой культурного, самобытного, политического и социального сопротивления угнетённых против недемократического по своей сути рыночного космополитизма.

В этом сценарии чётко вырисовывается структурная несовместимость капиталистического космополитизма с пролетарским интернационализмом или, в более общем плане, с классами, которые сегодня доминируют. Интернационализм подразумевает взаимосвязь социалистической солидарности между нациями и, следовательно, противоположность космополитическому уничтожению наций, осуществляемому глобальным капитализмом в соответствии с теоремой Смита и, если хотите, в соответствии с космополитической перспективой коммунизма Троцкого, как её деконструировал Грамши в «Тюремных тетрадях».

Интернационализм национально-народного Слуги, таким образом, не совпадает ни с завоевательным национализмом исторических правых (который был выразительной функцией империалистического капитализма в его диалектической фазе), ни с капиталистическим космополитизмом десуверенизированного и постнационального рынка (который является проектом, защищаемым в наши дни, структурно — либеральным правом денег и надстроечно — либертарианским левым обычаем).

Из того, что было раскрыто, снова напрашивается вывод, что для того, чтобы сбросить ярмо либерального глобализма, мы должны прежде всего деконструировать гегемонию единственной мысли, которая освящает реально данное отношение власти. В частности, необходимо демонтировать идеологическую архитектуру «Левой Традиции», которая надстроечно легитимирует структуру доминирования финансового права денег.

Идеологическое мошенничество правых националистов — если они все ещё намерены использовать в эвристических целях устаревшую и, по сути, «бесполезную» дихотомию «Правые-левые» — заключается в представлении определённого авторитарного и недемократического суверенитета, как если бы это была реальная оппозиция капиталистическому космополитизму, что в точности и есть его другая грань (прямой, кульминационный пункт).

С другой стороны, самозванство левых, как из крыла «шампанского» (так называемые богачи, которые заявляют о своих анархистских взглядах — прим. пер.), так и «радужных» состоит в том, что они контрабандой выдают за социалистический интернационализм то, что, строго говоря, является либеральным космополитизмом; то есть сферой конфликта, благоприятной для Хозяина.

Придерживаясь позиции, которая всегда колеблется между непониманием соотношения сил и его активной легитимизацией, шампанские левые втайне верят — и в этом суть их ошибки, — что «противопоставление космополитизма подразумевает отказ от интернационализма»; напротив, именно социалистический интернационализм имплицитно несёт в себе твёрдое неприятие как империалистического национализма, так и либерального космополитизма. Не может быть социалистического интернационализма при отсутствии национальных государств, которые признают друг друга свободными и братскими.

Кстати, именно Маастрихтский договор 1992 года подтвердил общепризнанный «переход итальянских коммунистов к неолиберализму». Тогда была создана окончательная и неотъемлемо космополитическая форма левых, ориентированных на рынок, которые теперь убеждены, что любая оппозиция трансграничному глобализму больше невозможна с защитой господствующих классов от наступления единого рынка без границ, но есть путь самоидентификации и регрессивного закрытия, который обязательно должен был бы сочетаться с правым сектором политики.

Боббио, несомненно, был прав, когда в своей успешной книге «Дестра и синистра» («Правые и левые») указал на «великую проблему неравенства между людьми и народами» как на неразрешённый узел в мире после 1989 года. Однако этот безупречный диагноз сосуществовал в работах Боббио с нереальным идеалом — типичным отождествлением левых с защитой того равенства, с которым реально существующие новые левые, перешедшие в либеральный космополитизм, уже давно очевидным образом распрощались.

Если исторически левые — как также признавал Боббио — основывались на связи между свободой и равенством и использовали действия государства как инструмент воздействия на реальность с целью достижения этой цели, как могли постмарксистские новые левые всё ещё называть себя «левыми», которые, в вопросах равенства и трудовых прав теперь поставили индивидуалистическую либерализацию и радужные права отдельного потребителя выше вопросов равенства и трудовых прав; что борьбе за равенство и свободу колонизированных народов предпочли безоговорочную поддержку абстрактно гуманитарного и конкретно империалистического интервенционизма долларовой талассократии; и что ещё до появления этизирующей власти государства как средства достижения равенства предпочли придерживаться десуверенизирующей глобализации, которая является средством, которое гарантирует постоянно растущую гегемонию правящего класса?

Источник