Возрождение рантье и переворот: финансовый капитализм против промышленного капитализма

Маркс и многие из его менее радикальных современных реформаторов видели историческую роль промышленного капитализма в том, чтобы избавиться от наследия феодализма – помещиков, банкиров и монополистов, извлекающих экономическую ренту, не производя реальной стоимости. Но это реформаторское движение провалилось. Сегодня сектор финансов, страхования и недвижимости (FIRE) восстановил контроль над государством, создав экономику нео-рантье.

Цель этого постиндустриального финансового капитализма противоположна цели промышленного капитализма, известного экономистам XIX века: он стремится к богатству, прежде всего, за счет извлечения экономической ренты, а не за счет накопления промышленного капитала. Налоговый фаворитизм в отношении недвижимости, приватизация нефтедобычи и добычи полезных ископаемых, банковское дело и инфраструктурные монополии увеличивают стоимость жизни и ведения бизнеса. Рабочая сила все чаще используется в связи с банковским долгом, студенческой задолженностью, задолженностью по кредитным картам, в то время как цены на жилье и другие товары в кредит завышены, в результате чего меньше доходов можно тратить на товары и услуги, поскольку экономика страдает от дефляции долга.

Сегодняшняя новая «холодная война» – это борьба за интернационализацию этого капитализма рантье путем глобальной приватизации и финансирования транспорта, образования, здравоохранения, тюрем и полиции, почты и связи, а также других секторов, которые раньше оставались общественным достоянием экономики Европы и Америки, с целью сохранить низкие затраты и минимизировать их структуру.

В западных экономиках такая приватизация обратила вспять стремление промышленного капитализма к минимизации социально ненужных затрат на производство и распространение товаров и услуг. В дополнение к монопольным ценам на приватизированные услуги финансовые менеджеры каннибализируют промышленность, используя заемные средства и выплачивая высокие дивиденды для повышения цен на акции.

* * *

Сегодняшние экономики нео-рантье получают богатство в основном за счет погони за рентой, в то время как финансиализация капитализирует недвижимость и монопольную ренту в банковские ссуды, акции и облигации. Использование долга для повышения цен и создания прироста капитала в кредит для этого «виртуального богатства» с 2009 года поддерживается политикой количественного смягчения центрального банка.

Финансовый инжиниринг заменяет промышленный инжиниринг. Более 90% недавнего корпоративного дохода США было направлено на повышение цен на акции компаний за счет выплаты дивидендов акционерам или расходов на программы обратного выкупа акций. Многие компании даже занимают деньги, чтобы выкупить свои собственные акции, увеличивая соотношение долга к собственному капиталу.

Домохозяйства и промышленность испытывают нехватку долгов, задолжали арендную плату и обслуживание долга сектору финансов, страхования и недвижимости (FIRE). Эти накладные расходы рантье оставляют меньше заработной платы и дохода, доступного для расходов на товары и услуги, завершая 75-летнюю экспансию США и Европы после окончания Второй мировой войны в 1945 году.

Такая динамика рантье противоположна тому, что Маркс называл законами движения промышленного капитализма. Немецкое банковское дело действительно финансировало тяжелую промышленность при Бисмарке, в сотрудничестве с Рейхсбанком и военными. Но в других странах банковское кредитование редко позволяет финансировать новые материальные средства производства. То, что обещало быть демократической и, в конечном счете, социалистической динамикой, снова вернулось к феодализму и долговому рабству, при этом финансовый класс сегодня играет ту роль, которую класс землевладельцев играл в постсредневековые времена.

Взгляд Маркса на историческую судьбу капитализма: к освобождению экономики от феодализма

Промышленный капитализм, описанный Марксом в первом томе «Капитала», демонтируется. Он видел историческую судьбу капитализма в том, чтобы освободить экономику от наследия феодализма: упразднить наследственный класс военачальников, вводящий данную земельную ренту и ростовщическое банковское дело. Он считал, что по мере развития индустриального капитализма в сторону более просвещенного управления и даже в сторону социализма он заменит хищнические «ростовщические» финансы, урезав экономически и социально ненужный доход рантье, земельную ренту, финансовые проценты и соответствующие сборы за непродуктивный кредит. Адам Смит, Дэвид Рикардо, Джон Стюарт Милль, Джозеф Прудон и их коллеги-экономисты классического периода проанализировали эти явления, и Маркс резюмировал их обсуждение в томах II и III «Капитала» и своих параллельных теориях прибавочной стоимости, связанных с экономической рентой и математикой сложных процентов. Где объясняется, что заставляет долг расти экспоненциально более высокими темпами, чем остальная экономика.

Тем не менее, Маркс посвятил первый том «Капитала» наиболее очевидной характеристике промышленного капитализма: стремлению получать прибыль за счет инвестирования в средства производства для использования наемного труда при производстве товаров и услуг, продаваемых с наценкой, превышающей оплачиваемый труд. Анализируя прибавочную стоимость путем корректировки нормы прибыли с учетом затрат на установки, оборудование и материалы («органический состав капитала»), Маркс описал круговой поток, в котором капиталистические работодатели выплачивают заработную плату своим рабочим и инвестируют свою прибыль в установки и оборудование с излишками, не выплаченными работникам.

Финансовый капитализм разрушил это ядро циркуляции между рабочим и промышленным капиталом. Большая часть Среднего Запада Соединенных Штатов превратилась в «ржавый пояс». Вместо того, чтобы развивать финансовый сектор для финансирования капиталовложений в производство, возникает иная тенденция. Получение экономических выгод в финансовом отношении, в первую очередь за счет заемного капитала, намного превышает получение прибыли за счет найма сотрудников для производства товаров и услуг.

Капиталистический альянс банков и промышленности для продвижения демократических политических реформ

Капитализм времен Маркса все еще содержал много пережитков феодализма, в первую очередь класс наследственных помещиков, живущих за счет земельной ренты, большая часть которой непродуктивно тратилась на прислугу и предметы роскоши, а не на получение прибыли. Эта рента возникла в виде налога. Спустя двадцать лет после нормандского завоевания Вильгельм Завоеватель приказал составить «Книгу судного дня» в 1086 году, чтобы рассчитать урожай, который можно было бы получить в качестве налогов с английских земель, захваченных им и его товарищами. В результате жестких финансовых требований короля Иоанна Восстание баронов (1215-17 гг.) и их Великая хартия вольностей позволили ведущим военачальникам получать большую часть этой ренты для себя. Маркс объяснил, что промышленный капитализм был политически радикальным в стремлении освободиться от необходимости поддерживать этот привилегированный класс землевладельцев, получая доход, не основанный на себестоимости или собственном производстве.

Промышленники стремились завоевать рынки, сократив издержки по сравнению с их конкурентами. Эта цель требовала освобождения всей экономики от «faux frais» производства, социально ненужных сборов, встроенных в стоимость жизни и ведения бизнеса. Классическая экономическая рента определялась как превышение цены над внутренней себестоимостью, последняя в конечном итоге сводилась к затратам на рабочую силу. Производительный труд определялся как труд, используемый для получения прибыли, в отличие от слуг и вассалов (кучеров, дворецких, поваров и др.), на которых помещики тратили большую часть своей ренты.

Парадигматической формой экономической ренты была земельная рента, выплачиваемая потомственной аристократии Европы. Как объяснил Джон Стюарт Милль, арендодатели пожинали ренту (и рост цен на землю) «во сне». Рикардо указал (в главе 2 своих «Принципов политической экономии и налогообложения» от 1817 г.) на родственную форму дифференциальной ренты в ренте за природные ресурсы, вытекающую из способности рудников с высококачественными рудными жилами продавать добываемые ими более дешевые минералы по ценам, установленным высокозатратными шахтами. Наконец, была монопольная рента, выплачиваемая владельцам в узких точках экономики, где они могли извлекать ренту без всяких затрат. Такая арендная плата логично включала в себя финансовые проценты, комиссии и штрафы.

Маркс видел капиталистический идеал как освобождение экономики от класса помещиков, который контролировал Палату лордов в Британии и аналогичные верхние палаты правительства в других странах. Для достижения этой цели потребовалась политическая реформа парламента в Великобритании, чтобы в конечном итоге заменить Палату лордов Палатой общин, чтобы помешать помещикам защищать свои особые интересы за счет британской промышленной экономики. Первая крупная битва в этой борьбе против землевладельцев была выиграна в 1846 году, когда были отменены хлебные законы. Борьба за ограничение власти землевладельцев над правительством завершилась конституционным кризисом 1909-1910 годов, когда лорды отклонили земельный налог, введенный палатой общин. Кризис был разрешен постановлением, согласно которому лорды никогда больше не могут отклонить законопроект о доходах, принятый палатой общин.

Банковский сектор выступает против сектора недвижимости в 1815–1846 годы

Сегодня может показаться иронией, что банковский сектор Великобритании искренне стоял за первой великой борьбой за минимизацию земельной ренты. Этот союз возник после того, как в 1815 году закончились наполеоновские войны, которые положили конец французской блокаде против британской морской торговли и вновь открыли британский рынок для импорта зерна по более низким ценам. Британские землевладельцы требовали тарифной защиты в соответствии с хлебными законами – чтобы поднять цены на продукты питания, увеличить доход и, следовательно, капитализированную арендную стоимость своих земельных владений – но это привело к высоким издержкам экономики. Успешная капиталистическая экономика должна минимизировать эти издержки, чтобы завоевать иностранные рынки и даже защитить свой собственный внутренний рынок. Классическая идея свободного рынка заключалась в отсутствии экономической ренты – дохода рантье в виде земельной ренты.

Эта рента – квази-налог, выплачиваемый наследникам отрядов военачальников, завоевавших Британию в 1066 году, и аналогичных отрядов викингов, завоевавших другие европейские государства, – угрожала минимизировать внешнюю торговлю. Это было угрозой для европейских банковских классов, основным рынком которых было финансирование торговли переводными векселями. Банковский класс возник, когда экономика Европы была возрождена в результате разграбления денежных слитков из Константинополя крестоносцами. Банкирам была разрешена лазейка, чтобы избежать запрета христианства взимать проценты, взяв их возврат в виде платы за перевод денег из одной валюты в другую, в том числе из одной страны в другую.

Даже внутренний кредит может использовать лазейку «сухого обмена», взимая процент с внутренних транзакций, замаскированных под перевод иностранной валюты, подобно тому, как современные корпорации используют «офшорные банковские центры» сегодня, чтобы притвориться, что они получают свой доход в странах с уклонением от налогов, которые не взимают подоходный налог.

Если бы Британии суждено было стать мировой промышленной мастерской, это принесло бы огромную пользу банковскому классу Рикардо. (Он был ее представителем в парламенте; сегодня мы бы сказали лоббистом). Британия будет пользоваться международным разделением труда, при котором она будет экспортировать промышленные товары и импортировать продукты питания и сырье из других стран, специализирующихся на сырьевых товарах и зависящих от Британии в отношении своей промышленной продукции. Но для этого Британии требовалась низкая цена труда. Это означало низкие затраты на питание, которые в то время были самой большой статьей в семейном бюджете наемного труда. А это, в свою очередь, потребовало прекращения полномочий класса арендодателей для защиты своего «бесплатного обеда» в виде земельной ренты и всех получателей такого «нетрудового дохода».

Сегодня трудно представить себе промышленников и банкиров, которые вместе продвигают демократические реформы против аристократии. Но этот союз был нужен в начале XIX века. Конечно, демократическая реформа в то время распространялась только на свержение класса помещиков, а не на защиту интересов трудящихся. Пустота демократической риторики промышленного и банковского класса стала очевидной во время европейских революций 1848 года, когда корыстные интересы выступили против распространения демократии на население в целом, после того как последнее помогло положить конец защите своей ренты от домовладельцев.

Конечно, именно социалисты начали политическую борьбу после 1848 года. Позже Маркс напомнил корреспонденту, что первая планка Коммунистического манифеста заключалась в социализации земельной ренты, но высмеивал критиков «свободной рыночной» ренты, которые отказывались признать это. Эксплуатация, подобная рантье, существовала в сфере промышленного использования наемного труда. Подобно тому, как землевладельцы получали земельную ренту, превышающую затраты на выращивание урожая (или аренду жилья), так и работодатели получали прибыль, продавая продукты наемного труда с наценкой. По Марксу, это сделало промышленников частью класса рантье в принципе, хотя общая экономическая система промышленного капитализма сильно отличалась от постфеодальной системы рантье, помещиков и банкиров.

Альянс банковского дела с недвижимостью и другими секторами аренды

На фоне того, как промышленный капитализм развивался во времена Маркса, мы можем видеть, насколько чрезмерно оптимистично он относился к стремлению промышленников убрать все ненужные издержки производства – все расходы, которые увеличивали цену, но не добавляли стоимости. В этом смысле он полностью соответствовал классической концепции свободных рынков как рынков, свободных от земельной ренты и других форм дохода рантье.

Современная экономическая теория полностью изменила эту концепцию. В рамках двойного мышления Оруэлла, корпоративные интересы сегодня определяют свободный рынок как рынок, «свободный» от распространения различных форм земельной ренты, вплоть до предоставления особых налоговых льгот для отсутствующих инвестиций в недвижимость, нефтяной и горнодобывающей промышленности (рента за природные ресурсы), и, прежде всего, с высокими финансами (бухгалтерская фикция «начисленных процентов» – неясный термин для краткосрочных арбитражных спекуляций).

Сегодняшний мир действительно освободил экономики от бремени наследственной земельной ренты. Почти две трети американских семей владеют собственными домами (хотя доля домовладений неуклонно снижается после Великого выселения Обамы, которое было побочным продуктом кризиса мусорной ипотечной ссуды и финансовой помощи Обамы Банку в 2009–2016 годы, что снизило ставки домовладельцев с 68% до 62%). В Европе доля домовладельцев в Скандинавии достигла 80%, и высокие показатели характерны для всего континента. Домовладение – а также возможность покупать коммерческую недвижимость – действительно стало демократизированным.

Но его демократизировали в кредит. Это единственный способ получить жилье для наемных работников, поскольку в противном случае им пришлось бы потратить всю свою трудовую жизнь, откладывая достаточно, чтобы купить дом. После окончания Второй мировой войны в 1945 году банки предоставляли кредиты на покупку домов (а спекулянтам – на покупку коммерческой недвижимости), предоставляя ипотечный кредит с погашением в течение 30 лет – вероятной продолжительности трудовой жизни молодого покупателя жилья.

Недвижимость – безусловно, крупнейший рынок банковского сектора. На ипотечное кредитование приходится около 80 процентов кредитов банков США и Великобритании. В 1815 году, когда банки сосредоточились на финансировании коммерции и международной торговли, она играла лишь незначительную роль. Сегодня мы можем говорить о секторе финансов, страхования и недвижимости (FIRE) как о доминирующем секторе экономики-рантье. Этот альянс банковского дела с недвижимостью привел к тому, что банки стали основными лоббистами, защищающими владельцев недвижимости, выступая против земельного налога, который, казалось, был волной будущего в 1848 году перед лицом растущей пропаганды налогообложения всего прироста цены на землю и ренты, чтобы земля стала налоговой базой, как призывал Адам Смит, вместо налогообложения рабочей силы, потребителей или прибыли. Действительно, когда в 1914 году в США начал взиматься подоходный налог, он упал только на один процент для самых богатых американцев, налогооблагаемый доход которых почти полностью состоял из имущественных и финансовых требований.

Прошлый век полностью изменил эту налоговую философию. На национальном уровне со времен Второй мировой войны с недвижимого имущества платили почти нулевой подоходный налог благодаря двум обстоятельствам. Первое – это «фиктивная амортизация», которую иногда называют переоценкой. Арендодатели могут делать вид, будто их здания обесцениваются, заявляя, что они изнашиваются с фиктивно высокой скоростью. (Вот почему Дональд Трамп сказал, что любит амортизацию.) Но, безусловно, самая большая скидка заключается в том, что процентные платежи не облагаются налогом. Разумеется, недвижимость облагается местным налогом, но обычно составляет всего 1% от оценочной стоимости, что составляет менее 7-10% от фактической арендной платы за землю [1].

Основная причина, по которой банки поддерживают налоговый фаворитизм для арендодателей, заключается в том, что все, что отказывается изымать сборщик налогов, можно уплатить в качестве процентов. Ипотечные банкиры получают большую часть арендной платы за землю в Соединенных Штатах. Когда недвижимость выставляется на продажу, и домовладельцы делают ставки друг против друга, чтобы купить ее, точка равновесия – это когда победитель готов заплатить полную арендную стоимость банкиру для получения ипотеки. Коммерческие инвесторы также готовы платить весь доход от аренды, чтобы получить ипотеку, потому что они заинтересованы в «приросте капитала», то есть повышении цены на землю.

Политическая позиция так называемых рикардианских социалистов в Великобритании и их коллег во Франции (Прудон и др.) заключалась в том, чтобы государство собирало экономическую ренту за землю в качестве основного источника доходов. Но сегодня прирост капитала происходит в основном в сфере недвижимости и финансов и практически не облагается налогом для домовладельцев. Владельцы не платят налог на прирост капитала по мере роста цен на недвижимость или даже при продаже, если они используют свою прибыль для покупки другой собственности. А когда умирают домовладельцы, все налоговые обязательства снимаются.

Нефтяная и горнодобывающая отрасли также, как известно, освобождены от подоходного налога с ренты за использование природных ресурсов. В течение долгого времени скидка на истощение запасов позволяла им получать налоговую скидку на проданную нефть, позволяя им покупать новые нефтедобывающие объекты (или все, что они хотели) с предполагаемой потерей активов, определяемой как стоимость возмещения убытков. Конечно, реальных потерь не было. Нефть и полезные ископаемые предоставлены природой.

Эти секторы также освобождаются от налогов на свою иностранную прибыль и ренту, используя «удобные флаги», зарегистрированные в оффшорных банковских центрах. Эта уловка позволяет им претендовать на получение всей своей прибыли в Панаме, Либерии или других странах, которые не взимают подоходный налог и даже не имеют собственной валюты, но используют доллар США, чтобы спасти американские компании от любых рисков при валютных операциях.

В нефтяной и горнодобывающей промышленности, как и в случае с недвижимостью, банковская система вошла в симбиоз с получателями ренты, включая компании, получающие монопольную ренту. Уже в конце XIX века банковский и страховой сектор был признан «матерью трастов», финансируя их создание для получения монопольной ренты сверх средних норм прибыли.

Эти изменения сделали извлечение ренты гораздо более прибыльным, чем стремление к промышленной прибыли – прямо противоположное тому, что классические экономисты утверждали, ожидая, что это будет наиболее вероятной траекторией капитализма. Маркс ожидал, что логика промышленного капитализма освободит общество от наследия рантье и создаст инвестиции в общественную инфраструктуру, чтобы снизить издержки производства в экономике в целом. Путем минимизации затрат на рабочую силу, которые работодатели должны были покрывать, эти государственные инвестиции создали организационную сеть, которая со временем (иногда, конечно, нуждаясь в революции) превратилась бы в социалистическую экономику.

Хотя банковское дело развивалось якобы для обслуживания внешней торговли промышленно развитых стран, оно само по себе стало силой, подрывающей промышленный капитализм. С точки зрения марксизма, вместо финансирования обращения MC-M (деньги, вложенные в капитал для получения прибыли и, следовательно, еще большего количества денег), высокие финансы сокращают процесс до M-M, делая деньги исключительно из денег и кредита, без материального вложения капитала.

Давление рантье на бюджеты: дефляция долга как побочный продукт инфляции цен на активы

Демократизация домовладения означала, что жилье больше не принадлежало главным образом отсутствующим владельцам, снимающим ренту, а владельцам-жильцам. По мере распространения домовладения новые покупатели пришли поддержать стремление рантье заблокировать налогообложение земли, не понимая, что не облагаемая налогом арендная плата будет выплачиваться банкам в качестве процентов на погашение арендной платы за помещение, которая до сих пор выплачивалась отсутствующим арендодателям.

Недвижимость подорожала в результате использования заемных средств. Этот процесс делает инвесторов, спекулянтов и их банкиров богатыми, но повышает стоимость жилья (и коммерческой недвижимости) для новых покупателей, которые вынуждены брать на себя больше долгов, чтобы получить надежное жилье. Эта стоимость также перекладывается на арендаторов. И работодатели в конечном итоге обязаны платить своей рабочей силе достаточно, чтобы оплачивать эти финансовые затраты на жилье.

Дефляция долга стала отличительной чертой сегодняшней экономики от Северной Америки до Европы, поскольку на обслуживание долга уходит растущая доля личных и корпоративных доходов, оставляя меньше средств на товары и услуги. 90% должников вынуждены платить все больше и больше процентов и финансовых сборов. Корпоративный сектор, а теперь также сектор государственного и местного самоуправления, также должен выплачивать кредиторам растущую долю своих доходов.

Инвесторы готовы платить большую часть своего дохода от аренды в виде процентов в пользу банковского сектора, потому что они надеются продать свою собственность в какой-то момент для получения «капитала». Современный финансовый капитализм фокусируется на «общей прибыли», определяемой как текущий доход плюс прирост стоимости активов, прежде всего для земли и недвижимости. Поскольку дом или другое имущество стоит, сколько бы банки ни ссудили под него, богатство создается в основном за счет финансовых средств, когда банки ссужают растущую часть стоимости активов, заложенных в качестве залога.

Тот факт, что прирост цен на активы в значительной степени финансируется за счет долга, объясняет, почему экономический рост в Соединенных Штатах и Европе замедляется, несмотря на то, что цены на фондовых рынках и недвижимости завышены в кредит. Результатом является экономика с использованием заемных средств.

Изменение стоимости земель экономики из года в год намного превышает изменение ВВП. Богатство достигается в первую очередь за счет увеличения стоимости активов («капитала») при оценке земли и недвижимости, акций, облигаций и кредитов («виртуальное богатство»), а не столько за счет экономии доходов (заработной платы, прибыли и ренты). Величина этого прироста стоимости активов имеет тенденцию к снижению прибыли, арендного дохода и заработной платы.

Возникла тенденция считать, что рост цен на недвижимость, акции и облигации делает домовладельцев богаче. Но этот рост цен вызван банковским кредитом. Дом или другое имущество стоит, сколько бы банк ни ссудил под него – а с 1945 года банки ссужали все большую и большую часть стоимости дома. Что касается недвижимости в США в целом, то долг превышает капитал более чем на десятилетие сейчас. Рост цен на недвижимость сделал банки и спекулянтов богатыми, но лишил домовладельцев и коммерческую недвижимость долгов.

Пострадала экономика в целом. Стоимость жилья в Соединенных Штатах, обусловленная долгами, настолько высока, что, если бы всем американцам бесплатно давали их физические потребительские товары – еду, одежду и так далее, – они все равно не могли бы конкурировать с рабочими в Китае или большинстве других стран. Это основная причина деиндустриализации экономики США. Таким образом, эта политика «создания богатства» путем финансиализации подрывает логику промышленного капитализма. 

Продолжение следует.

____

[1] I provide the charts in The Bubble and Beyond (Dresden: 2012), Chapters 7 and 8, and Killing the Host (Dresden: 2015).