Политика Давида и Голиафа

Голиаф олицетворяет стремление возложить всю нашу надежду на человека; накапливать; накапливать накопленное; находить спасение в силе единственного гиганта. Вот почему Голиаф такой большой. Давид олицетворяет еврейский порыв возложить всю нашу надежду на Бога. Вот почему он, Дэвид, такой маленький.

Голиаф — искуситель — у него «чешуйчатая броня» (1 Цар 17:5), как у Левиафана, сатаны, о котором сказано: «защитная чешуя его — гордость его» (Иов 41:15). Голиаф искушает израильтян в течение сорока дней. Рабби Йоханан говорит: «Эти дни соответствуют сорока дням, в течение которых была дана Тора, поскольку он [Голиаф] хотел покончить с ней» (Талмуд, Сота 42б:4).

Тора, Закон Божий, запрещала израильской армии сражаться, за исключением тех случаев, когда они доверяли Богу. Священники Божьи должны были преподавать мужество как таинство всем чинам. Тем, кому этого не хватало, было приказано уйти.

Израильтяне пришли в ужас от Голиафа, и в своём ужасе они нарушили заповедь: «Не бойся их, ибо Господь Бог с тобой» (Втор 20:1). Затем они прервали другого: «Есть ли на свете человек боязливый и малодушный? Пусть он возвращается в свой дом» (Втор 20:8). Они задрожали, но не пошли домой. В течение сорока дней они были не «светом для народов», а позором, утверждавшим народы в их неверии.

Гипотетический вопрос Давида в псалме 115: «Почему народы должны говорить: “Где Бог?”» — получает вполне реальный ответ: «Потому что люди, находящиеся под его любящей защитой, ведут себя иначе».

Люди, которые боятся, склонны возлагать свою надежду на спасение на других людей, чья видимая сила обеспечивает им безопасность, которую они не доверяют невидимому Богу. Как социальный организм, каждый из них передаёт свою власть другим людям. Каждый из них «доверяет принцам». Результатом в любую эпоху является социальная слабость. Там, где «многие» доверяют смертному «одному», достаточно уничтожить одного, чтобы разгромить многих.

Но общество, которое верит в Бессмертного Принца, сильно — у них нет человеческой опоры, на которую они могли бы опереться в своих надеждах на спасение. Убейте любое количество их командиров — Господь по-прежнему присутствует как их король. «Упование на Бога» распределяет и подтверждает силу каждого — Бог в равной степени является «Господом, доблестным на войне» как для самого маленького ребёнка Израиля, так и для его величайшего полководца.

Голиаф искушает израильтян нарушить их закон, сражаться так, как сражаются боязливые люди, и таким образом стать отражением нации, которой они противостоят: социального организма, боязливо подчинённого человеческой силе как источнику их спасения. Голиаф кричит: «Разве я не филистимлянин, а вы не слуги Саула? Выберите себе мужчину, и пусть он сойдёт ко Мне» (1 Цар 17:8)

Рабби Йоханан говорит: «Он [кричал утром и вечером] специально для того, чтобы помешать [израильтянам] завершить чтение Шма в требуемое время утром и вечером» (Сота 42б:4). Это уместно: Шма — это литургия послушания Богу. В нём евреи говорят: «У нас нет Царя или Искупителя, кроме Тебя». Голиаф нарушает их декларацию о доверии к бессмертному Царю требованием, чтобы израильтяне объединили себя в смертном царе, «человеке».

Голиаф «бросает вызов» уникальности детей Божьих и искушает их устроиться «подобно всем другим народам» (1 Цар 8:5, 20), руководствуясь своим индивидуальным стремлением к самосохранению. «Зачем выходить в боевом порядке?» — спрашивает он. То есть: «Зачем выступать как единое социальное тело?» Скорее, как выразился средневековый комментатор Раши: «Пусть тот, кто представляет всех вас, сражается против меня».

Несмотря на всё бахвальство Голиафа, в нём говорит страх смерти. Он говорит: «Зачем рисковать? Зачем сталкивать столько людей со многими, когда мы можем просто обобщить многое в одном? Разве не разумнее быть представленным одним человеком?»

Израильтяне в значительной степени обмануты. Саул, их царь-идолопоклонник, усердно трудится, чтобы создать тот самый источник человеческой силы, о котором говорит Голиаф, обещая женщин, богатство и благосклонность тому, кто объединит в себе израильскую армию — кто станет Голиафом, чтобы победить Голиафа. Именно с добрым чувством юмора Господь воскрешает Давида. Это исправительное действие Бога, направленное на то, чтобы упрекнуть израильтян-отступников, которые так мало доверяли Богу, что раввины говорят, что они писали заявления о разводе, чтобы их жёны могли снова выйти замуж, если они умрут, и никто не будет этому свидетелем.

Предполагалось, что израильтяне победят народы, будучи доверчивыми детьми Божьими; когда они потерпели неудачу, Бог послал настоящего ребёнка, чтобы искупить их. Израильтяне были юридически обязаны помнить, что «Господь сражается с вашими врагами, чтобы даровать вам победу» (Втор 20:4), и Давид недвусмысленно напоминает им об этом факте, говоря, что он победит Голиафа, а не возвысится как смертный царь (действительно, Самуил уже помазал его на царство) его царём, не как защитника, а как пастыря и наименьшего из своих братьев), но чтобы восстановить молитву Шемы и пробудить доверие к Бессмертному Царю: «Я поражу тебя... чтобы всё это собрание знало, что Господь спасает не мечом и копьём; ибо битва принадлежит Господу, и Он предаст вас в наши руки» (1 Цар 17:47).

Это как если бы Бог сказал: «Ах, ты бы доверился человеку, не так ли? Очень хорошо, я дам тебе мужчину. Я дам тебе ребёнка, который не может ходить в доспехах. Я приведу вам деревенского парня, который сражается с чемпионами с помощью рогатки. Я спасу вас через того, кому вы скажете “иди домой”, и когда он одержит победу, вам будет стыдно, вы будете поражены и совершенно не сможете приписать человеческой силе то спасение, которое исходит от Господа».

«Когда филистимляне увидели, что их защитник мёртв, они обратились в бегство» (1 Цар 17:51). Такова милосердная структура природы: именно потому, что нечестивые боятся и поэтому обречены накапливать свою силу в какой-то единственной человеческой цитадели; именно по этой причине они исчезают, как дым. Как сказано в Библии, «тысяча убежит при виде одного» (Ис 30:17). Их сила — в слабости, ибо общество, состоящее из подчинения человеческой власти, распадается с уничтожением этой человеческой власти. Давид обезглавил Голиафа, и это означало слабость филистимлян. Они превратились в тело человеческого левиафана и поэтому умерли без головы. Но слабость израильтян — это их сила. Нуждаясь в Боге с самого начала, они в конце концов избавляются от необходимости в человеческих гарантиях. У них нет главы, кроме Бога.