Переосмысление понятия Антонио Грамши «органический интеллектуал»

Центральным моментом вопроса остается различие между интеллектуалами как органической категорией каждой фундаментальной социальной группы и интеллектуалами как традиционной категорией. Из этого различия вытекает целый ряд проблем и возможных вопросов для исторического исследования. (Gramsci, 1971: 15)

Несмотря на различные интерпретации работ Антонио Грамши, трудно игнорировать объединяющую задачу его теоретических построений: выработать сложное, исторически обоснованное понимание того, как социальная борьба и социальные движения развиваются внутри продвинутых капиталистических обществ.

Грамши проанализировал использование капиталистическим классом сложных и взаимосвязанных механизмов согласия (гегемонии) для поддержки своего правления, основанного на принуждении. В больших разделах «Тюремных тетрадей» (Gramsci, 1971) исследуется, как эти различия требуют разработки новых стратегий для активистов, позволяющих не только завоевать рабочий класс, но и широкую коалицию всех «подчиненных» групп для осуществления социальных преобразований. Короче говоря, его работа фокусируется на том, как развивается и растет контргегемония.

Именно потому, что тюремные труды Грамши представляют собой такое богатое, нередукционистское направление социальных исследований, они привлекли теоретиков, стремящихся объяснить современные социальные движения. Они были представлены как альтернатива предполагаемым ограничениям как радикальных плюралистических, так и ортодоксальных марксистских объяснений, в частности потому, что идеи Грамши передают глубокое понимание роли культурных процессов без отказа от вопросов экономической и политической власти (Carroll and Ratner, 1994).

Однако утверждалось, что для успешного поднятия Грамши до уровня теоретика по преимуществу социальных движений, для которых характерны межклассовые альянсы, с претензиями, не сводимыми к традиционным конфликтам между рабочим и капиталом, необходимо удалить марксистское ядро ​​его политики (Laclau and Mouffe, 2001). Такие усилия были общей траекторией исследований социальных движений. Обычно утверждают, что марксистские подходы неспособны учесть сверхструктурные и динамические факторы, которые (по крайней мере, частично) не связаны с экономическими классовыми отношениями (Aronowitz,1992; Hosseini, 2010).

Тем не менее, невозможно сопоставить этот аргумент с кропотливой критикой реформистской стратегии Грамши, в которой он подчеркивает необходимость контргегемонистских движений понимать капитализм как целостность, в которой различия между экономическими и политическими аспектами общества являются «чисто методологическими», а не органическими (Gramsci, 1971: 160). Другие же искали у Грамши новые способы концептуализации движений, возникших вокруг вопросов глобального права в конце 1990-х годов.

Новый «Современный государь»?

Пораженные тем, как современные социальные движения часто характеризуются претензиями на идентичность или универсальные принципы, как доминирующие североамериканские, так и европейские школы теории социальных движений по существу приняли плюралистические концепции социального конфликта и изменений (хотя они приходят к плюралистическим выводам совершенно разными путями).

Однако такие дебаты отошли на второй план с появлением Движения за глобальную справедливость (GJM), которое привлекло внимание всего мира в результате протестов в Сиэтле в 1999 году, а в Австралии – из-за протестов против Всемирного экономического форума¹. Это новое движение характеризовалось двумя свойствами, которые резко контрастировали с доминирующей моделью активности социальных движений в предыдущие два десятилетия.

Во-первых, GJM объединило многочисленные кампании и силы – старые левые, новые движения, организации по правам человека и другие, которые не вписываются в установленные академические категории – и выдвинуло претензии против предполагаемого общего глобального корпоративного и финансового врага. Во-вторых, оно вышло за рамки каких-либо отдельных проблем, с которыми боролось, и выдвинуло тотальные антисистемные заявления (Callinicos, 2003: 15; Wallerstein, 2002).

Таким образом, на первый взгляд GJM кажется индивидуальным примером контргегемонистского движения в грамшистско-марксистских терминах. Именно такая реальность, кажется, привела к тому, что Стивен Гилл (2000), писавший после Сиэтла, предположил, что GJM было таким движением и само по себе являлось решением проблемы Грамши о «Современном государе» (или единственной партии)².

Утверждая, что данное движение было «государем постмодерна», он не принимал постмодернистские теоретические взгляды на социальные движения, а вместо этого утверждал, что это была организационная форма, свойственная для эпохи постмодерна. Это означает, что наступила эпоха, когда исчезли «старые» социальные конфликты, а также связанные с ними ортодоксальные марксистские взгляды на организацию.

Он отмечает, что «многочисленные и разнообразные силы, формирующие "постмодернистского государя ", сочетают в себе как оборонительные, так и дальновидные стратегии. Вместо того, чтобы заниматься деконструкцией, они стремятся разработать глобальную и универсальную политику радикального (вос)создания» (там же: 131). Он считает это движение «множественным и дифференцированным, хотя и связанным с универсализмом», возникающим в «стратегическом контексте… дисциплинарного неолиберализма и глобализации» (там же: 137).

Тем не менее, как утверждал Мэтью Д. Стивен (2009), есть ограничения в том, что Гилл навязывает грамшизм Движению за глобальную справедливость. Когда рассматривается пост-сиэтлская траектория развития, оптимистическая картина Гилла о множественном пространстве для разрешения споров и продвижения борьбы не выдерживает проверки реальностью.

Даже до 11 сентября появлялось «все больше свидетельств продолжающихся раздоров и трудностей при преодолении различий в субъективности» (там же: 487). Это явно имело место в Австралии – и, в частности, план администрации Буша по вторжению в Ирак вынудил движение скорректировать свои установки с одной социально‑экономической полярности на позицию «без войны» (там же: 488).

Быстрый крах массовых протестов после вторжения в Ирак и отсутствие устойчивого мира или антиимпериалистического движения после этого говорят о неспособности некогда уверенного GJM продолжать направлять свои устремления в глобальном масштабе. С другой стороны, проект Всемирного социального форума (ВСФ) часто рассматривается как выражающий потенциал для повышения политического сознания и коллективной организации на транснациональном уровне, работая, как это было раньше, по модели «открытого пространства».

Однако в постиракский период ВСФ, казалось, дрейфовал; его конституционно закрепленный отказ занимать политические позиции приводил к серьезным сомнениям в его эффективности, что, возможно, лучше всего иллюстрируется попытками видных активистов в 2005 году подделать манифест Порту-Алегри (там же: 489–91).

Включая частичное рассмотрение теоретической системы Грамши в свои описания GJM, Гилл упускает из виду, что для Грамши цель «Современного государя» состоит в создании не просто «единства», но «коллективной воли». Более того, отсутствие какого-либо комплексного рассмотрения роли «органических интеллектуалов» в построении единства и поддержании коллективной контргегемонистской воли является значительным пробелом в понимании Гиллом данного вопроса.

Вместо того, чтобы просто прославлять единство в разнообразии – или принцип «одно нет, множество да» (Kingsnorth, 2003) – Стивен утверждает, что такое положение дел представляет собой лишь первый шаг на пути к становлению новой гегемонистской силы. Этот начальный шаг состоит в том, что подчиненная группа осознает свое собственное существование по отношению к существующей доминирующей группе. А следующие шаги связаны с коллективной волей, реализующей новый гегемонистский проект.

Как выразился Стивен, «вызов противодействию гегемонии зависит не только от этого момента взаимного обмена и выражения разнообразия, но и от позитивной программы противостояния» (там же: 493).

В поиске «органических интеллектуалов»

Грамшистский анализ того, как может развиваться коллективная воля, отвергает представление о том, что сотрудничество между частными подчиненными группировками автоматически ведет к развитию единого контргегемонистского движения. Яростный критик телеологических и фаталистических концепций, Грамши вводит сознательное развитие слоя «органических интеллектуалов» как необходимое условие для победы гегемонии набирающего мощь движения (Gramsci, 1971: 342-43).

Он приводит доводы в пользу построения определенных типов организации и отмечает, что «человеческая масса не "различает" себя, не становится независимой сама по себе, без самоорганизации в самом широком смысле; и нет движения без интеллигенции, то есть без организаторов и лидеров» (там же: 334).

Грамшистский анализ интеллектуалов как явления призван продемонстрировать, что, несмотря на их кажущееся положение в качестве отдельной социальной группы, их возникновение и функции не могут быть отделены от классовой структуры общества. Для Грамши каждый человек является философом, то есть каждый думает об идеях, но лишь некоторые играют определенную роль в работе с идеями и их распространением. Другими словами, «все люди интеллектуалы... но не все люди в обществе выполняют функции интеллектуалов» (там же: 9).

На первый взгляд кажется, что слой «традиционных интеллектуалов» (литераторы, философы, священнослужители или абстрактные мыслители) преодолевает конфликты любого исторического периода и, следовательно, стоит над обществом. Однако он косвенно представляет интересы правящих элит, потому что предлагает трансисторический взгляд на человеческую деятельность, который не допускает серьезного нарушения существующих социальных отношений – вместо этого приписывает вечные характеристики тому, что на самом деле является преходящим устройством общества.

Напротив, «органические интеллектуалы» образуют совершенно другой тип социального слоя. Их деятельность заключается в «активном участии в практической жизни в качестве конструктора, организатора, "постоянного увещевателя", а не просто оратора (но в то же время выше стоящего абстрактного математического духа)» (Gramsci, 1971: 10). «Органические интеллектуалы» не только обладают специальными знаниями, но и становятся законодателями смыслов³ – они имеют особое понимание происходящего и активно участвуют в политике.

Как отмечает Питер Томас:

Специфика «органического интеллектуала» неразрывно связана со спецификой классового проекта, из которого он возникает. То есть не существует только одного типа «органического интеллектуала»; разные классовые проекты предполагают и подразумевают разные формы организации, которые, таким образом, требуют разных типов «органических интеллектуалов», роль которых состоит в разработке такой организации как в идеологическом, так и в практическом плане. (Томас, 2009: 416)

Когда Грамши применяет эту категорию к своему анализу борьбы за гегемонию, он утверждает:

Одной из наиболее важных характеристик любой группы, стремящейся к господству, является ее борьба за ассимиляцию и «идеологическое» завоевание «традиционных интеллектуалов». Но эта ассимиляция и завоевание тем быстрее и эффективнее, чем больше соответствующая группа преуспевает в одновременном развитии своих собственных «органических интеллектуалов». (1971: 10)

Хотя кажется, что речь идёт о спонтанном развитии, вся цель анализа Грамши состоит в том, чтобы сделать этот процесс осознанным – или даже самосознательным. Он утверждает, что любое движение, направленное на достижение гегемонии – на замену здравого смысла и старых представлений о мире в целом, – должно выполнять две задачи:

1. Неустанно повторять собственные аргументы (хотя и предлагать их литературные вариации и различные формы): повторение – лучшее дидактическое средство для воспитания народного менталитета;

2. Непрерывно работать над повышением интеллектуального уровня всё больших слоёв населения, иными словами, придавать индивидуальность аморфному элементу массы. Это означает работу по созданию элиты интеллектуалов нового типа, которые возникают непосредственно из масс, но остаются в контакте с ними, чтобы стать, так сказать, «китовым усом в корсете». (там же: 340)

«Современный государь» представляет собой организационный продукт этих усилий, по сути, «коллективного интеллектуала», взятого из движения, но также выполняющего руководящую функцию. Грамши вопрошает: «Каков характер политической партии по отношению к проблеме интеллектуалов?» В ответ на свой вопрос он заявляет, что «политическая партия для некоторых социальных групп есть не что иное, как их конкретный способ разработки своей собственной категории "органических интеллектуалов" непосредственно в политической и философской сфере» (там же: 15).

Грамшианское понимание связи самосознания и направления движения со слоем интеллектуалов, занимающихся теоретико-практическими усилиями, предполагает способность выйти за рамки статических концепций. Более того, способность рассматривать социальную борьбу как часть более широкого единого процесса тесно связана со стремлением к универсализации самой борьбы.

Ухватить переходный момент

Мое исследование включало полуструктурированные интервью с активистами GJM в Австралии, – в частности, относительно влияния террористических атак 11 сентября на траекторию развития движения (Humphrys 2007; 2011). При рассмотрении быстрого подъема и упадка австралийского GJM, траектория его развития представляла собой фрагментацию различных сил, которые объединились, вдохновленные примером Сиэтла.

Однако острый кризис австралийского движения поставил не только вопросы о том, почему оно так быстро рухнуло, но и предоставил моментальный снимок трансформации и дифференциации, происходившей на «микроуровне».

Тщательное изучение помогло определить два полюса активистов – «участники кампании» и «сетевики» – и это позволило предположить, что объединенная борьба была не только пассивным процессом принятия разнообразия, но и кристаллизацией активистов (сетевых участников), которые уже заглядывали далеко вперёд, за пределы конкретной ситуации.

Как следует из определения основных фреймов политической экономии Кэрроллом и Ратнером (1996a; 1996b) в их (неограмшистском) труде о канадских активистах пред‑сиэтлской поры, связанных с сотрудничеством между кампаниями, интервьюируемые придерживались подобного политического взгляда. Однако этого было недостаточно, чтобы объяснить внутреннюю дифференциацию участников GJM в Австралии. Скорее, существует корреляция между тремя факторами:

(1) Чем яснее активисты описали стремление решать проблемы преодоления барьеров и развития как можно более широкого набора кампаний и группировок;

(2) Чем подробнее они могли описать стратегическую концепцию и «дорожную карту» движения;

(3) Тем точнее они смогли дать описание траектории развития движения – и того, как это вписывается в более широкие социальные процессы.

«Участники кампании» были на одном конце этого спектра – они имели более ограниченный интерес к переговорам между подразделениями, видели движение преимущественно под своим углом и описывали траекторию GJM в менее тонких и социально интегрированных терминах.

«Сетевики», с другой стороны, были, как правило, очень озабочены тем, как именно создавать широкие союзы, и говорили о движении как о (дифференцированном) целом. И придерживались тонких взглядов на динамику движения и на способы его интеграции в более масштабные социальные процессы.

Важно отметить, что исследование указывает не на два различных «типа», а на континуум, крайности которого помогают определить его распространение. Это говорит о том, что внутренняя дифференциация – не полный разрыв, а процесс кристаллизации. Интересно, что поверхностный радикализм участников не коррелировал с этими характеристиками. Некоторые из сторонников революционной политической позиции определенно были «участниками кампании», в то время как некоторые явно консервативные активисты были явными «сетевиками». Эти данные представляют собой альтернативу критике Стивена Гилла и опыта WSF.

Австралийский GJM не был в некотором роде обновлением «Современного государя» Грамши, это была более аморфная сущность, в которой происходил процесс кристаллизации слоя активистов, аналогичных «органическим интеллектуалам» из «Тюремных тетрадей».

 Такой процесс лежит в основе теоретического проекта Грамши, где есть моменты перехода, которые можно уловить и оценить, но которые являются частью непрерывно движущегося противостояния – так называемой «позиционной войны». Эту борьбу не следует рассматривать как простое столкновение двух неизменных социальных сил, а как гораздо более сложный путь, по которому подчиненные группировки спонтанно создают слои, которые могут выражать зарождающуюся коллективную волю и сознательно пытаются преодолеть «разделённый» характер различных слоев общественного движения.

Заключение

Неспособность австралийского GJM пережить войну с террором, несмотря на выявление слоя активистов, которых можно было бы считать «органическими интеллектуалами», тем не менее вызывает вопрос об утраченном «Современном государе».

Несмотря на индивидуальные усилия некоторых участников по поддержанию единства движения и относительную ясность в отношении проблем, с которыми оно столкнулось, когда внезапные изменения в обществе оставили движение неспособным эффективно реагировать на вызовы, движение еще не подошло к моменту, когда его участники могли (или хотели бы) предложить политическую партию нового типа в любой соответствующей форме.

«Сетевики», безусловно, продолжали понимать, куда исчезли различные части движения, но у них не было четкой программы по преодолению этого раздробления. В каком-то смысле они признали, что примитивное состояние движения в Австралии до 11 сентября означало, что центробежные силы угрожали распадом хрупких союзов, но процесс кристаллизации не продвинулся достаточно далеко, чтобы меньшинство внутри движения могло объединиться и развиться до уровня «коллективного интеллектуала».

Это соответствует собственному описанию Грамши ограничений самого основного момента формирования движения: из-за отсутствия партии для проведения «активной и конструктивной» фазы политической борьбы существует опасность того, что коллективная воля останется в «примитивной и элементарной фазе» и может быть «рассеяна на бесконечность индивидуальных воль», когда они столкнутся с «внезапной конфронтацией» (там же: 128-29).

Неспособность динамичного антисистемного движения преодолеть эти трудности выдвигает на первый план вопрос о том, как движения разрабатывают стратегию на коллективной основе.

Концепция Грамши об «органических интеллектуалах», возникающих из подчиненных группировок, но играющих в них директивную (руководящую) роль, обладающих как знаниями, так и политическими навыками, работающих среди фрагментов, но стремящихся превзойти частичное для развития коллективной воли, является мощным теоретическим решением этой проблемы.

Это особенно верно, когда он опирается на образ «Современного государя», способного объединить тех «органических интеллектуалов», которые хотят возглавить более широкое движение к коллективному пониманию и борьбе за гегемонию.

В борьбе против неолиберальной глобализации, проводимой GJM – и в мрачной тени сталинистских партий, (ложно) претендующих на марксистскую традицию, – форма и характер «Современного государя» еще нуждаются в прояснении.

 

Рекомендованная литература

Aronowitz, Stanley. 1992. The Politics of Identity: Class, Culture and Social Movements. New York: Routledge.

Callinicos, Alex. 2003. An Anti-Capitalist Manifesto. Cambridge: Polity.

Carroll, William K, and Robert S Ratner. 1994. "Between Leninism and Radical Plualism: Gramscian Reflections on Counter-Hegemony and the New Social Movements." Critical Sociology 20(2):1-24.

Carroll, William K, and Robert S Ratner. 1996a. "Master Frames and Counter-Hegemony: Political Sensibilities in Contemporary Social Movements." Canadian Review of Sociology and Anthropology 33(4):407-35.

Carroll, William K, and Robert S Ratner. 1996b. "Master Framing and Cross-Movement Networking in Contemporary Social Movements." The Sociological Quarterly 37(4):601-25.

Gill, Stephen. 2000. "Toward a Postmodern Prince? The Battle in Seattle as a Moment in the New Politics of Globalisation." Millenium - Journal of International Studies 29(1):131-40.

Gramsci, Antonio. 1971. Selections from the Prisons Notebooks of Antonio Gramsci. London: Lawrence and Wishart.

Hosseini, S A Hamed. 2010. Alternative Globalisations. Oxon: Routledge.

Humphrys, Elizabeth. 2007. "‘with their bodies on the line’: Activist Space and Sexuality in the Australian Alter-Globalisation Movement." in Queer Space Conference.

University of Technology Sydney: University of Technology Sydney.

Humphrys, Elizabeth. 2011. "From Offence to Defence: The Australian Global Justice Movement and the Impact of 9/11." in Faculty of Arts and social Sciences. Sydney: University of Technology Sydney.

Kingsnorth, Paul. 2003. One No, Many Yeses. London: The Free Press.

Laclau, Ernesto, and Chantal Mouffe. 2001. Hegemony And Socialist Strategy: Towards A Radical Democratic Politics. London: Verso.

Stephen, Matthew D. 2009. "Alter-Globalisation as Counter-Hegemony: Evaluating the 'postmodern prince'." Globalizations 6(4):483 - 98.

Thomas, Peter. 2009. The Gramscian Moment. Leiden: Brill.

Wallerstein, Immanuel. 2002. "New Revolts Against the System." New Left Review 18(NovDec):29-39.

 

¹ Термин s11 означает блокаду и митинги против Азиатско-Тихоокеанского саммита Всемирного экономического форума в Мельбурне 11-13 сентября 2000 года. Блокада была успешной и помешала большому количеству делегатов получить доступ к Саммиту, за исключением тех, кто остался на месте на ночь или прибыл на лодке или вертолете. Присутствовали многочисленные полицейские, и полиция применила насилие с рассвета второго дня. Около 2000 полицейских дежурили, чтобы разобраться с 10 000 – 20 000 протестующих. Профсоюзное движение организовало митинг, который прошел к месту проведения 12 сентября, и, хотя официально оно не присоединилось к блокаде, многие профсоюзные активисты и более радикальные официальные лица сделали это. За несколько дней до блокады профсоюзы организовали фестиваль и серию встреч на высшем уровне, Jubilee 2000, Австралийскую сеть справедливой торговли и инвестиций и различные другие НПО.

² Вопреки карикатурам на жесткие формы партийной организации, Грамши видит создание «Современного государя» в терминах объединения партийной борьбы и отдельных организаций: «...теоретическая истина о том, что каждый класс имеет единственную партию, демонстрируется на решающих поворотными моментами в том, что различные группировки, каждая из которых до этого представляла себя "независимой" партией, объединились в единый блок. Существовавшая ранее множественность имела чисто "реформистский" характер, то есть касалась частичных вопросов». «Современный государь» не возникает в законченном виде, но связан с живым процессом социальной борьбы. Как говорит Грамши, «это может быть только организм, сложный элемент общества, в котором коллективная воля, уже признанная и до некоторой степени утвердившаяся в действии, начинает принимать конкретную форму». См. Грамши, Антонио. 1971. Избранные из тюремных тетрадей Антонио Грамши. Лондон: Лоуренс и Уишарт. (стр.157, 129).

³ Итальянское слово, которое использует Грамши, – «dirigente», что также может означать «ведущий».