Кибергеополитика: вопросы идеологии

Интернет стал частью повседневной жизни каждого человека. Он теперь связывает нас не только через стационарные компьютеры, но и через мобильные гаджеты, сервисы Wi-Fi в общественных местах и массу программ и приложений – от социальных сетей до фотоархивов. Сеть используется для покупок товаров и услуг, осуществления денежных транзакций, обращения в органы власти и других жизненно необходимых нужд. Но помимо средства коммуникации Интернет является еще и мощным политическим оружием, которое может быть использовано как во благо, так и во вред. Волна протестов и государственных переворотов на Ближнем Востоке, известная как «арабская весна», была напрямую связана с воздействием этих технологий, получивших общее название Web 2.0 или Интернет-дипломатия. В более широком контексте мы можем называть данные процессы кибергеополитикой, так как они имеют планетарный характер, включая конфликтный потенциал.

Неслучайно откровения Эдварда Сноудена значительно повлияли на конъюнктуру международных отношений и безопасности в области киберпространства, на что моментально отреагировали многие государства. США тут же попытались включить «информационный шум», обвиняя Пекин в кибершпионаже, который, в свою очередь, напомнил Вашингтону о «Пяти глазах» – разведывательном альянсе под руководством Белого дома, с помощью которого и ведется слежка за всеми гражданами, если они хоть как-то «привязаны» к Интернету или мобильным технологиям.

Если рассматривать основные тренды, то налицо серьезные изменения в области интернет-политики, где государства разделились на два лагеря: глобальный Запад настаивает на том, что Интернет должен быть всеобщим (но под контролем США – изобретателя всемирной сети), а ему противостоит группа стран, которые пытаются отстаивать свой суверенитет, в том числе и в интернет-пространстве.

Хотя это противостояние связано с глобальной политической повесткой, внутри ряда государств в последние годы прошли серьезные дебаты и изменения на законодательном уровне, которые напрямую относятся к киберпространству.

Для традиционной политологии и классической геополитики эти процессы представляют собой сложный и часто не совсем понятный феномен. Проблема в том, что часть вопросов, связанных с киберпространством, – удел узкоспециализированных экспертов, и для адекватного понимания нужен междисциплинарный подход, так как юристы не смогут разобраться в деталях без помощи инженеров и программистов, а политики должны понимать не только интересы потребителей к новым возможностям, но также технические и экономические аспекты киберпространства. Поэтому необходимо уделять внимание не только политическим и экономическим аспектам, но также анализировать идеологический, социальный и военный уровни, т.е. элементы геополитической структуры любого государства или альянса.

Идеология и киберпространство

Как за любым политическим проектом или теорией стоят философские концепции, так и в случае Интернета есть ряд идей, который повлияли на создание и развитие Сети.

Net-изм

Голландский исследователь Пол Треанор¹ считает, что базовая модель Сети произошла из классического либерализма и представляет собой электронный свободный рынок. При этом отмечается появление особой идеологии - Сетизма (Net-ism), которая основана на агрессивном продвижении и политическом лоббировании Интернета. К таким лоббистам он относит организацию Electronic Frontier Foundation, группу на высшем уровне Мартина Бангеманна, который сформулировал информационную стратегию для ЕС², а теоретические труды Cyberspace and the American Dream: A Magna Carta for the Knowledge Age, одним из авторов которого является футурист Элвин Тоффлер, и People and Society in Cyberspace Джорджа Кейворта называет инициатическими документами по киберлиберальной идеологии.

В своей статье от 1996 г. он писал, что Интернет сам по себе представляет механизм дискриминации: он доступен только для 2% мирового населения, которые имеют деньги, доступ к терминалам, возможность пользования компьютером и знание английского языка (как минимум латинского шрифта). «Net-изм неправилен, потому что он принудительно экспансионистский... Там нет неизбежно технической или исторической тенденции к единой сети коммуникации. Напротив, никогда прежде в истории так много отдельных сетей не было технически возможно. Соединение всех сетей вместе является сознательным выбором некоторых людей, выбор, который навязывается другим. Логика такая же, как и у колониальных правительств, которые заставили крестьян идти на сельскохозяйственный рынок путем введения денежных налогов (чтобы заплатить налог, крестьяне были вынуждены продавать плоды своего труда, такие как сахар). Эта логика в действительности говорит, что „никто не может свободно находиться вне свободного рынка“. Сегодня это не только правительства, но и бизнес, общественные движения, интеллектуалы и деятели искусства, все хотят навязать Сеть. Это широкое движение, очевидно, большее, чем рассчитанное на получение прибыли (и некоммерческая Сеть также является неправильной). Это идеологическое движение рассчитано на идеологическое жульничество. Само по себе это является универсализмом, экспансионизмом, их непроизвольная природа, основанная на несвободе для выхода - это то, что делают либеральные структуры, и делают неправильно. Оно апеллирует к свободному рынку, и эта апелляция по своей сути относится к Интернету»³.

Либералы рассматривают идеи и мнения в качестве объектов обмена: если либерал имеет свое мнение, он или она хочет, «выразить его» и обмениваться им с другими. Приоритет диалога и общения в неолиберальных теориях (например, в коммуникативной этике) идет параллельно приоритету рыночного обмена в классическом либерализме (в этом смысле коммуникативная этика и этика диалога уже установили политико-этические рамки для киберпространства).

Информационное общество - это либеральное общество гиперобмена: гражданин передает, принимает и передает поток идей и мнений, как своего рода Ник Лисон⁴ для общения. Конечно, это правда, что только Интернет (или нечто подобное) может сделать это возможным, однако это не делает его морально или политически правильным.

В целом можно сказать, что на Западе сложилось два идеологических направления, которые по-своему трактуют киберпространство, его функции и методы эксплуатации. Это киберлиберализм и киберреализм.

За последние тридцать с лишним лет оба нарратива сосуществовали в напряженных отношениях, получая одобрение в том или ином случае, как правило, в результате исторических событий, таких как война в Персидском заливе в 1991 г. или террористические атаки 11 сентября 2001 года. Технические разработчики Интернета и их товарищи ученые рассказывают неолиберальную историю, тогда как сообщество военных и стратегов занимает позицию неореализма. Обе версии признают киберпространство как новый тип территории с уникальными проблемами и преимуществами для участников. Тем не менее два направления отличаются в трех основных вопросах:

- в их понимании агента-структуры, и как он(а) относится к киберпространству;

- в анализе вероятности регулирования действий в киберпространстве;

- в понимании, является ли киберпространство бесконтрольной или просто невостребованной территорией.

То есть оба направления рассматривают киберпространство как территорию анархии, но интерпретируют значение и смысл анархии по-разному.

Обе идеологии со временем стали более конкретизированы, предлагая четкие (и разные) взгляды на субъекты территориальности, национальность, роль информации в рубрике кибермогущества. Реалистская позиция, в частности, стала более последовательной в результате событий, связанных с первой войной в Заливе в 1991 году и 11 сентября. Кроме того, поскольку экономические функции киберпространства изменялись, понятия территориальности и гражданства также уточнялись.⁵

От DIY до технореализма

Франциско Милларч предложил следующую хронологию для идей, связанных с интернет-пространством и относящихся к нему технологиям⁶:

1) Культура «Сделай сам» (DIY) и чистого всезнайства (1976–1984 гг.).

Энтузиасты создавали свои собственные машины, разрабатывали коды программ и обменивались ими с другими посредством компьютерных клубов. Это время появления первых компаний, таких как Altair, Apple и Microsoft, но их продукция занимает определенную нишу на рынке, предназначенную для всезнаек и технарей.

2) Реальные приложения и машины (1984–1990 гг.).

С запуском Apple Mac в 1984 г. не-технари нашли свой путь в преимуществах информационных технологий. Графический интерфейс пользователя (GUI) и приложения, такие как текстовые процессоры и электронные таблицы, инициировали сдвиг от исключительно культуры всезнаек к ориентации на результаты применения персонального компьютера. Даже сложная в использовании платформа компьютера IBM получила должное на офисном рынке.

3) Окна (Windows), охватывающие «всех нас» (1990–1993 гг.).

В 1990 году был выпущен первый рабочий вариант Microsoft Windows, он имел такой же успех, как Mac GUI шесть лет назад. Хотя Apple создал девиз «компьютер для остальных из нас» в 1984 году, Microsoft получал основную прибыль. Из-за ряда стратегических ошибок (запатентованные технологии, нелицензионные соглашения, более высокие цены, чем у конкурентов, и строгая политика в отношении аппаратных средств и операционной системы) Apple потеряла свою огромную долю рынка ПК, которую захватила в первые дни Apple IIS. Microsoft со стратегией «охватить и расширить» на самом деле подмял под себя «остальных из нас» в то время, когда цены на оборудование упали до приемлемого уровня для большинства семей среднего класса в развитых странах. Тем не менее это были золотые годы, когда промышленность персональных компьютеров сформировала критическую массу пользователей. В союзе с конвергенцией телекоммуникаций и медиа-индустрии эта эпоха построила фундамент техно-утопических идеалов.

4) Утопия Сети и киберлиберализм (1993–1998 гг.).

Правительство США внезапно выбрасывает на информационный рынок академическое и военное сообщество, которое активно принимает участие в новом постиндустриальном бизнесе.

5) Технореализм (1998–?). Это движение было создано небольшой группой интеллектуалов под руководством Эндрю Шапиро, Дэвида Шэнка и Стивена Джонсона.⁷ Они издали манифест, состоящий из восьми пунктов.

1. Техника не нейтральна. Величайшим недоразумением является представление о том, что технологии полностью свободны от тенденциозности, что они безликие артефакты, не влияющие на наши решения и способы деятельности. На самом деле технологии всегда предполагают сознательное или непреднамеренное усвоение определенных социальных, политических и экономических идей. Каждое техническое приспособление формирует у человека, который его использует, специфический взгляд на мир и способы взаимодействия с другими людьми. Очень важно, чтобы все мы учитывали эту тенденциозность технологий и осознавали, как они влияют на наши ценности и предпочтения.

2. Интернет означает революцию в обществе, но это не утопия. Сеть — выдающееся изобретение в области коммуникаций, открывающее ряд новых возможностей для бизнеса, государственной деятельности и личного общения. По мере роста и развития Интернет становится все более полным и точным отражением общества во всей его сложности. Будучи орудием просвещения и развития, Сеть вместе с тем тиражирует немало болезненных, извращенных или просто банальных явлений человеческого духа.

3. Государству предстоит сыграть очень важную роль в электронном сообществе. Вопреки чаяниям некоторых лиц, киберпространство не может рассматриваться как особая зона юрисдикции, отделенная от всей планеты. Разумеется, государство обязано уважать правила и обычаи, принятые в киберпространстве, и не должно душить этот новый культурный мир грубым вмешательством и цензурой, но было бы глупостью полагать, что общество в целом не имеет права контролировать поведение отдельных граждан и корпораций в Сети. Реализуя свою роль представителя интересов всех граждан, гаранта демократических ценностей, государство может и обязано заботиться об интеграции «виртуального» сообщества.

4. Информация – еще не знание. В мире, который окружает нас, информация распространяется все быстрее, она становится дешевле и доступнее. Такие успехи не могут не впечатлять. Однако распространение информации в очередной раз бросает вызов человеческому разуму и скептицизму. Мы не должны смешивать умение обрабатывать или передавать информацию с более трудной задачей ее превращения в мудрость и знания. Какими бы мощными ни были наши компьютеры, они не могут заменить наших познавательных навыков, наших способностей восприятия, мышления и оценки.

5. Подключение всех школ к Интернету не панацея. Проблемы школьного образования – это в первую очередь проблемы недостаточного финансирования, переполненных классов, устаревшей инфраструктуры, отсутствия стандартов, и они не имеют ничего общего с технологией. Искусство педагогического общения нельзя заменить компьютерами или Интернетом.

6. Информация должна быть защищенной. Киберпространство и другие новейшие технологии бросают вызов нашим авторским правам и существующим нормам защиты интеллектуальной собственности. Необходимо обновить законы и практику их толкования, для того чтобы информация в Интернете была столь же защищенной, как и в других масс-медиа. Цель должна оставаться той же самой: дать авторам столько прав, чтобы они были заинтересованы создавать новые произведения, а обществу оставить право справедливо распоряжаться этими ценностями на благо всех.

7. Общество должно иметь право голоса в электронном эфире. Недавние события показали, что частные корпорации-провайдеры идут на сокращение времени общественных трансляций, сужение сферы публичности в сфере информатики. Граждане должны иметь доступ к общественным ресурсам, использовать телевизионные и радио- каналы для получения образования, удовлетворения культурных и социальных потребностей. Мы должны требовать права личного использования общественной собственности.

8. Владение информационной культурой должно стать необходимым компонентом гражданской системы воспитания. В мире, погруженном в потоки информации, аппаратура и программы становятся необычайно мощными социальными силами. Понимание их сильных сторон и недостатков, участие в их создании и совершенствовании необходимо рассматривать как часть гражданских прав личности. Технические устройства начинают влиять на нашу жизнь не меньше, чем законы, которым мы привыкли подчиняться, а значит, мы должны распространить на них соответствующие меры демократического контроля.⁸

Коннективизм

Еще одним идеологическим направлением является коннективизм (от англ. слова connect – связывать, соединять).

Канадский ученый Дэвид Т. Джонс, рассматривая теорию «коннективизма», предложил в качестве исходной позиции определить, как между собой связаны знание и сеть. Для этого он выделяет три основных типа знания:

· качественное - т.е. знание о свойствах, отношениях и других типично заметных чертах объектов;

· количественное - т.е. знание о числе, площади, массе и других чертах, полученных методами распознания или разделения объектов в рамках чувственного восприятия;

· соединительное - т.е. знание образцов, систем, экологий и других черт, которые проистекают из понимания взаимодействий этих объектов друг с другом.

Между этими тремя типами знания существует увеличивающийся эффект контекстной зависимости. Сенсорная информация, прежде всего, является контекстно-независимой, но, когда мы начинаем различать и называть свойства, контекстная зависимость увеличивается. Когда мы начинаем различать объекты, чтобы посчитать их, контекстная зависимость увеличивается еще больше. Соединительное знание - самое контекстно-зависимое из всех, так как оно появляется только после того, как воспринимаемый субъект научился выявлять образцы в исходных данных.

«Сетевое знание» не является тем же, что и «общедоступное знание» и «личностное знание». Под «сетевым знанием» подразумеваются свойства и процессы, которые лежат в основе как личностного знания, так и общего знания.

Джонс отмечает, что состояние, которое мы называем «знание» произведено в (составных) объектах как следствие связей и взаимодействий между частями этого объекта.⁹

Отсюда вытекает два типа коннективизма. «Сильный коннективизм» заключается в том, что «знание» - это то, какие связи создаются исключительно в результате общего формирующего связи механизма, а не как результат особенного физического строения включенной системы. «Слабый коннективизм», напротив, допускает, что физические свойства объектов создают связи, и поэтому знание является индивидуальным для этих объектов. Сильный и слабый коннективизм, как правило, существуют вместе.

Более широко это различие можно описать под видом «групп» и «сетей». Группы определяются композиционно по сходству целей, типу объекта и т.д., в то время как сети определены в терминах взаимодействий. На основе этого различения между группами и сетями Джонс определяет четыре главных методологических принципа:

· Автономия - каждый объект управляет сам собой;

· Многообразие – объекты в сети могут иметь различные, уникальные состояния;

· Открытость – членство в сети подвижно; сеть получает внешние сигналы;

· Комплексность – «знание» в сети получается через процесс согласованности действий, а не через процесс распространения свойств одного объекта на другие объекты.

Здесь возникает вопрос: создают ли эти процессы надежные сети, формирующие системы связей? Надежность сети возможна только тогда, когда есть механизм предотвращения «смерти сети». Смерть сети происходит, когда все объекты находятся в одном состоянии, и поэтому все взаимодействия между ними либо остановились, либо перешли в статичное или неизменное состояние. Смерть сети – типичный результат того, что называется «феномен каскада», в соответствии с чем процесс распространяющегося возбуждения уничтожает различия в сети. Четыре указанных принципа - это механизмы, которые управляют, или упорядочивают, распространяющееся возбуждение.

Джордж Зименс¹⁰ предлагает теорию коннективизма в качестве интеграции принципов разведанных теорий хаоса, сети, сложности и самоорганизации. Обучение является процессом, который происходит в туманных средах сдвига основных элементов, не совсем под контролем личности. Обучение (определяется как действенные знания) может находиться за пределами нас самих (в пределах организации или базы данных), ориентировано на подключение специализированных информационных наборов и соединения, которые позволяют нам узнать больше нашего текущего состояния знания.

Коннективизм имеет несколько основополагающих установок. Новая информация постоянно приобретается. Способность проводить различия между нужной и незначительной информацией является жизненно важной.

Способность распознавать, когда новая информация меняет ландшафт на основе решений, принятых вчера, также имеет важное значение.

Принципы коннективизма:

- Обучение и знание основаны на разнообразии мнений.

- Обучение представляет собой процесс подключения специализированных узлов или источников информации.

- Обучение может находиться в «нечеловеческой» технике.

- Способность знать больше является более важной, чем-то, что в настоящее время известно.

- Воспитание и поддержание связи необходимо, чтобы облегчить непрерывное обучение.

- Способность видеть связи между полями, идеями и понятиями является основным навыком.

- Широкая применимость (с точностью до знания современных данных) является намерением всей учебной деятельности коннективистов.

- Принятие решений - это сам процесс обучения. Выбор, что изучать, и смысл поступающей информации рассматриваются через призму изменяющейся реальности. То, что правильно сегодня, завтра может быть неправильным из-за возможных изменений в информационном климате, влияющем на решение.

Коннективизм, по сути, представляет собой гибкий адаптивный инструмент, реализующий на практике широкое разнообразие сетевых теорий, что стало возможным только в эпоху глобальной подключенности к Интернету.

Электронный Фронтир

А что же дальше? Как правило, западные исследователи киберпространства продолжают развивать тему киберлиберализма и киберреализма, пытаясь не замечать одно немаловажное событие – взрыв пузыря доткомов в 2001 г. Этот экономический пузырь существовал с 1995 г. Традиционно эта история описывается так. Он образовался в результате взлёта акций интернет-компаний (преимущественно американских), а также появления большого количества новых интернет-компаний и переориентировки старых компаний на интернет-бизнес в конце XX века. Акции компаний, предлагавших использовать Интернет для получения дохода, баснословно взлетели в цене. Такие высокие цены оправдывали многочисленные комментаторы и экономисты, утверждавшие, что наступила «новая экономика», на самом же деле эти новые бизнес-модели оказались неэффективными, а средства, потраченные в основном на рекламу и большие кредиты, привели к волне банкротств, сильному падению индекса NASDAQ, а также обвалу цен на серверные компьютеры.¹¹

Однако о том, что за этим стояли идеи свободного рынка и либерализма намеренно умалчивается. Западные специалисты предпочитают говорить о киберпространстве в связи с новыми формами конфликтов, изменением формы суверенитета, прорывными технологиями и пр., как будто новый пузырь уже никогда не сможет повториться. Но распространение мобильных гаджетов и различных устройств как раз говорят об обратном. Где гарантия, что рука свободного рынка опять не заведет развитые страны в новый финансово-экономический и политический тупик? Иными словами, хотя киберлибералы продолжают активно отстаивать свои идеи и доказывать преимущество этой идеологии, есть четкие знаки того, что их стратегия неприемлема и может привести к катастрофе на национальном и даже международном уровне, если подобные методики будут приняты и адаптированы на уровне государства.

Пол Старр - профессор социологии и общественных отношений Принстонского Университета, соредактор американского либерального журнала The American, считается одним из идеологов в области киберпространства.¹² В статье «Кибервласть и свобода», которая входит в анналы киберлиберализма, Пол Старр писал, что «киберпространство является наиболее сингулярным продуктом политического изобретения и общественного договора, и только закон даст нам гарантии безопасности использовать его свободно»¹³.

В упоминаемой ранее статье «Cyberspace and the American Dream: A Magna Carta for the Knowledge Age» Джордж Кейворт, Элвин Тоффлер и Эстер Дайсон пишут, что «началась Третья Волна, Эра Знаний, которые не откроют свой потенциал, если не добавят социально-политического господства в свою прогрессивную технологическую и экономическую мощь. Это означает отмену законов Второй Волны и увольнение на пенсию отношений Второй Волны. Она также дает лидерам развитых демократий особую ответственность - содействовать, спешить, и объяснить переходный период.

В то время как человечество исследует этот новый „Электронный Фронтир“ знаний, оно должно поднять снова самые глубокие вопросы о том, как организовать себя для общего блага. Смысл свободы, структур самоуправления, определение собственности, характер конкуренции, условия сотрудничества, чувство общности и характер прогресса будут пересмотрены в Эре Знаний - так же, как они были пересмотрены для новой промышленной эпохи около 250 лет назад»¹⁴.

Тоффлер, Кейворт и их коллеги, завершая свой доктринальный труд о киберлиберализме, открывают и истинную цель своих намерений. «...Это не только освобождение от правил, положений, налогов и законов Второй Волны, которые лежат на месте и служат сигарным баронам и бюрократам прошлого. Далее, конечно, должно прийти создание – создание новой цивилизации, основанной на вечных истинах Американской Идеи».

Идеологи нового направления, связанного с формирующимся киберпространством, обосновывали свои идеи предшественниками-либералами. Часто можно встретить цитаты авторов либертарианской мысли, например, Айн Рэнд, а упоминание о Фронтире отсылает нас к эпохе создания доктрины Manifest Destiny, когда американские интеллектуалы обосновывали свою историческую миссию божественным промыслом.¹⁵

Таким образом, возникло направление киберлибертарианства, которое называло интернет-пространство не иначе как новым миром, где должна восторжествовать индивидуальная свобода, дух предпринимательства и свободного творчества, но основы для него были заложены благодаря американскому господству.