Манифест технопессимистов

Вы технооптимист? Это серьезное заболевание, такое же распространенное, как преддиабет. Не смейтесь. Вы можете вылечить свой преддиабет — и свой технооптимизм тоже.

30% американцев страдают преддиабетом. В некотором смысле, все американцы преддиабетичны — у всех нас есть доступ к кукурузному сиропу в горячем и холодном виде. Его можно пить из-под крана. Статистика показывает, что за 50 лет жизни в Америке я проглотил буквально тонну кукурузного сиропа — целую тонну. Целая тонна! Я считаю, что основные органы моего организма, например поджелудочная железа, в основном состоят из кукурузного сиропа.

То же самое и с технооптимизмом. Как американцы — а мы все теперь американцы; местоположение, даже место рождения, это всего лишь деталь — мы все технооптимисты. Американская идея — это идея технического, рукотворного порядка, создания “города на холме” на новом диком континенте. Как сказал Джон Уинтроп, первый губернатор Массачусетса: “Город на холме не спрячешь”. Сан-Франциско стоит на холме или на нескольких, и его невозможно спрятать. Хотя иногда нам хотелось бы, чтобы это было возможно (честно говоря, холмы — это самое интересное: “преступники не поднимаются”, как говорится. Попробуйте проехать с магазинной тележкой от Кастро до Хейта.) В американской философии технический и моральный прогресс всегда отождествлялись.

И как это получилось? Как это получается у нас, американцев? Поначалу все шло неплохо! Но в последнее время мнения меняются.

Йоханнесбургский протокол

У вас есть мнение? Вы сомневаетесь в своем мнении? Либо вы пессимист и хотите, чтобы этот инстинкт подтвердился, либо вы оптимист, но хотите быть научным оптимистом: тем, чья вера подтверждается сомнениями.

Если вы хотите усомниться в технооптимизме, вот лекарство — я, как специалист по влиянию, разработал его. Скоро оно будет доступно на моем веб-сайте в виде таблеток по невероятной цене. Но вы можете побаловать себя дома, прямо сейчас, без какой-либо выгоды для меня! Ну, не совсем дома.…

Я называю свою терапию “Йоханнесбургским протоколом”. Это стоит около пяти тысяч долларов. Протокол таков: прилететь в Йоханнесбург. Провести неделю, гуляя по городу. Оставайтесь в безопасности. Убедитесь, что в вашем отеле есть генератор. Посмотрите на Йоханнесбург — столицу Радужной нации — загляните в будущее.

А когда вы вернетесь, если, конечно, вы вернетесь, потратьте день на то, чтобы подумать о том, как Искусственный интеллект исправит Южную Африку. Или... Виртуальная реальность исправит Южную Африку? Или криптография? Или что-то еще…

Проведите мозговой штурм! Пригласите своих самых умных друзей! Немного грибов в микродозах! И когда на часах будет 4 утра, в холодильнике не останется "Ред Булла", на белой доске будет беспорядок семи цветов, а всплывающие подсказки исчезнут, вы поймете — вы излечились. Есть что-то, чего не было в вашей старой философии, но есть в вашей новой философии. Ваш оптимизм был развеян.

То, что вы увидите в Йоханнесбурге, — это многочисленные физические свидетельства существования мира, который функционировал 50 и даже 100 лет назад, но сейчас находится на полпути к "Безумному Максу". Дойдет ли это до "Безумного Макса"? Как говорится в "волшебном 8-м шаре", ответ неясен — спросите позже. Как всегда, есть проблески обновления…

Поскольку такие “точки света” могут стимулировать пагубную надежду, для лечения которой и предназначена йоханнесбургская терапия, вероятность излечения не составляет 100%. Если это не поможет, если вы заметите какие-либо признаки возвращения оптимизма, вам нужно обратиться к терапии второй линии. Это более дорогостоящее и опасное лечение, которое никогда не приводит к сбою.

Во-первых, разогрейте свои стволовые клетки с помощью hopium от Sand Hill Road Андриссена:

• Мы верим, что технический прогресс ведет к материальному изобилию для всех.
• Мы считаем, что конечным результатом технологического изобилия может стать массовое увеличение того, что Джулиан Саймон назвал “главным ресурсом” — людей.
• Мы, как и Саймон, верим, что люди — это главный ресурс: чем больше людей, тем больше творчества, новых идей и технического прогресса.
• Таким образом, мы считаем, что материальное изобилие в конечном счете означает увеличение числа людей — намного большего числа людей, — что, в свою очередь, приводит к еще большему изобилию.
• Мы считаем, что наша планета катастрофически мало населена по сравнению с населением, которое могло бы быть при избытке интеллекта, энергии и материальных благ.
• Мы считаем, что население земли может довольно легко увеличиться до 50 миллиардов человек и более, а затем и намного превысить эту цифру, когда мы, в конечном счете, заселим другие планеты.
• Мы верим, что из всех этих людей вырастут ученые, технологи, художники и провидцы, о которых мы и мечтать не могли.

И в них добавится... кукурузный сироп. Как выразился Джон Уинтроп, аноним из Твиттера.:

На самом деле, “Америка” — это не “сытая” страна. Мы можем разместить там еще 46 триллионов человек, если измельчим их в мелкий порошок и поместим в гигантские зернохранилища, которые займут каждый дюйм территории страны.

На данный момент вы готовы к моему рискованному, но эффективному лечению второй линии. Я называю это “киншасская терапия”. Запаситесь рыбными антибиотиками и контрабандным гидрохлорохином, сделайте глубокий вдох и купите билет в оба конца до города, ранее известного как “Леопольдвиль”. Будьте готовы потратить больше десяти тысяч. Оно того стоит. Оптимизм — это страшная болезнь.

Хотя в Киншасе проживает всего 20 миллионов человек, этого должно хватить для множества “ученых, технологов, художников и провидцев”. Или, по крайней мере, так и будет, когда все маленькие девочки смогут позволить себе иллюстрированный букварь для юных леди… Оставьте свой телефон в отеле и неделю гуляйте без карты. Нет, это небезопасно. Как и Окленд…

Идея о том, что должна существовать какая-то технология обучения, которая может демографически преобразовать население Киншасы, обученное достаточно рано и тщательно, в население (скажем) Токио — это фундаментальная аксиома не только технооптимизма, но и любого другого современного оптимизма. Как и в случае с любой аксиомой, вы либо верите в это, либо нет. Если вы верите в это, представьте альтернативный мир В, в котором это было бы неправдой. Как только вы представите этот мир, представьте, как этот мир представлял бы альтернативный мир В, в котором это было бы правдой. Теперь сравните эти три мира — А, наш, В и С. Какой из них больше похож на А? В или С?

Помните, вы ученый — вы ни во что не верите, пока не усомнитесь в этом. В то время как, если бы вы были религиозны, вы бы исходили из принципа, что Бог добр, а затем рассуждали бы таким образом, что Он создал бы мир хорошим — и человечество, конечно, по Своему образу и подобию, тоже хорошим. Вы ведь так не думаете, не так ли? Просто проверяю.

Независимо от того, существует или может существовать какой-либо эликсир — технический, педагогический или фармацевтический, — способный превратить конголезца в японца, посетитель Киншасы будет поражен тем, до какой степени, несмотря на то, что Киншаса номинально является столицей независимой страны, это общество зависит от технологий и ресурсов, которые оно не может производить. Очень хрупкая система!

Даже в продуктах питания. Африка — континент, который потребляет около 10% калорий. Остальное — кукурузный сироп из Канзаса. Хорошие времена. Вы можете подумать: зачем поставлять кукурузный сироп в Африку? Почему бы не доставить африканцев в Канзас? Кое-кто намного опередил тебя в этом, приятель. Не приведет ли это к еще большему изобилию? “Итак, как я уже говорил, большие языковые модели...”

Если у вас действительно есть представление о том, как масштабные языковые модели помогут исправить ситуацию в странах Третьего мира, давайте послушаем об этом. Обратите внимание, что еще в 1960-х годах термин “третий мир” был оптимистичным. Никто не может оспаривать, насколько быстро развивались технологии в период с 1950 по 1970 год — именно в ту эпоху, когда зародился Третий мир, каким мы его знаем.

Йоханнесбург и Киншаса находятся на том же технологическом уровне, что и Пало-Альто и Беркли. Законы физики те же. Там работает ваш iPhone. Он не был создан там, но мог бы быть. Там доступны те же учебники и статьи, что и здесь. В Йоханнесбурге даже была изобретена трансплантация человеческого сердца. Что-то пошло не так — это была не технология.

Неявной предпосылкой технооптимизма является то, что технология движет цивилизацией. Чтобы решить все проблемы общества, просто не мешайте технологиям.

На протяжении всей истории мы считаем эту предпосылку верной? Обычно, поскольку сохранившиеся цивилизации редко забывают, как делать полезные вещи, технологии в любой цивилизации развиваются монотонно. К сожалению, это означает, что большинство цивилизаций падают на пике своего технического мастерства. Это статистическая иллюзия, но она все равно должна заставить нас задуматься.

Кажется очевидным, что Третий мир — это, по крайней мере, в среднесрочной перспективе, будущее человечества. Барьеры, разделяющие Первый и Третий миры, являются географическими случайностями или наследием 20-го или даже 19-го века. Повсюду они заметно рушатся.

Даже в среднесрочной перспективе проблема излечения Третьего мира становится равносильной проблеме защиты Первого мира от всего, что поражает Третий мир. На самом деле, нетрудно найти узнаваемые признаки Третьего мира внутри Первого. Если это не кажется вам самой важной исторической проблемой нашего времени, можно посоветовать больше путешествовать — или, по крайней мере, просто почитать книгу Поля Теру.

Две кривые

Положение в странах Третьего мира напоминает нам о том, что для человеческого опыта важна не только одна кривая. Важна кривая развития технологий, но и кривая порядка.

Архимед, в конце концов, был убит у своей доски римским солдатом. В те времена варварами были римляне, позже — германцы и так далее. Для пессимиста одной из проблем является отсутствие у нас действительно впечатляющих варваров. Тациту не нравились германцы — он не хотел сдаваться им, — но он уважал их. Но что сегодня вообще можно уважать? ИГИЛ? Надо отдать должное ИГИЛ, но…

Сегодня даже в Киншасе есть районы, где царит идеальный порядок. Как горнодобывающий олигарх или кто-то еще, вы можете жить в Киншасе абсолютно прекрасной жизнью. Но в этих районах вы зависите от многих сил, местных и глобальных, которые вам неподконтрольны. Система хрупка. Сочетание порядка и беспорядка пугает даже в карманах. Это кажется неустойчивым, особенно когда кажется, что беспорядок нарастает. Главный признак порядка — полупроводниковая фабрика, которая размещает атомы с нанометровым совершенством. Стоимость новой фабрики составляет десять миллиардов долларов. Канистра бензина за пять долларов может сжечь ее дотла.

Андриссен, мыслящий здраво, не является оптимистом в духе Поллианны. Он тоже видит две кривые. Его падающая кривая — это кривая человеческого духа, тимоса или тумоса, потеря которого дает нам "последних людей" Ницше и "людей без груди" К.С. Льюиса. "Последний человек" — это человек, а точнее, человеческая элита, на закате цивилизации:

Нашим врагом является замедление темпов роста, депопуляция — нигилистическое стремление, столь модное среди наших элит, к меньшему количеству людей, энергии и увеличению страданий и смертей.

Наш враг — "Последний человек" Фридриха Ницше:

“Земля стала маленькой, и по ней скачет Последний Человек, который делает все маленьким. Его вид неистребим, как блоха; последний человек живет дольше всех...”

Кривая Андриссена предсказывает мою — потому что роль тимоса заключается в поддержании порядка. Гордость за поддержание порядка — важнейший элемент функциональной элиты. Когда элита теряет эту гордость или даже развивает ее противоположность — люциферианскую гордость за разрушение порядка, — на горизонте маячат неприятности.

Исторически сложилось так, что цивилизации последних поколений, как правило, приходят в упадок, когда их захватывают варвары. Технологии могут искусственно предотвратить эту участь, но, как выразилась Ханна Арендт, каждое новое поколение — это вторжение варваров. Варвары могут даже не понадобиться. В конце концов, предсказывал Вальтер Беньямин, последний человек просто предаст себя смерти:

Самоотчуждение человечества достигло такой степени, что оно может воспринимать собственное разрушение как эстетическое наслаждение высшего порядка.

Действительно, если нынешние тенденции сохранятся, то “добровольное вымирание людей”, скорее всего, станет актуальной политической проблемой еще при жизни наших детей. Вы смеетесь.

Моральный эквивалент войны

Пока что кажется, что Андриссен с его ницшеанской критикой современных элит более проницателен, чем я, — если мы признаем, что вековой упадок порядка вызван вековым упадком тимоса. То, что ослабление стремления к наведению порядка может привести к его ослаблению, вряд ли можно считать умозрительным. Таким образом, его вторая кривая носит более общий характер, чем моя.

Инновация технооптимизма заключается в его решимости восстановить тимус единственным способом, которым человек когда-либо восстанавливал свой тимус: войной. То есть войной во имя технологии против врагов технологии. Метафорическая война, но…

Андриссен знает, о чем говорит, потому что он видел, по крайней мере, один из таких источников тимусной энергии: Кремниевую долину. Чтобы создать Facebook, нужно много тимуса. На самом деле это не война, в том смысле, что тебе могут расквасить лицо артиллерией. Но когда у тебя действительно жесткие сроки, иногда так и кажется.

Идея “морального эквивалента войны”, в частности, как средства от синдрома последнего человека, не нова в американской философии. На самом деле, это название, пожалуй, самого известного американского философского эссе. Как писал Джеймс в 1910 году:

Мы должны приложить новые силы и упорство, чтобы сохранить ту мужественность, которой так преданно придерживается военный ум. Воинские добродетели должны быть прочным цементом; бесстрашие, презрение к мягкотелости, отказ от личных интересов, повиновение командованию должны по-прежнему оставаться скалой, на которой строятся государства, — если, конечно, мы не хотим опасных реакций против государств, достойных только презрения и способных вызвать нападение всякий раз, когда центр кристаллизации для предприятия с военной направленностью формируется где угодно по соседству с ними.

Мужественность! Уильям Джеймс, конечно же, был известным следопытом и бойцом с индейцами, который героически погиб в битве при Аламо. О, подождите, это был Дэви Крокетт. Уильям Джеймс был профессором в Гарварде. Даже эта проблема не нова.

Но у Джеймса было конкретное и весьма примечательное решение тимосовского кризиса:

Если бы сейчас — и это моя идея — вместо воинской повинности все молодое население было призвано на определенное количество лет в армию, призванную вопреки природе, несправедливость, как правило, была бы устранена, и за этим последовало бы множество других благ для содружества.

Военные идеалы мужества и дисциплины внедрялись бы в растущие слои населения; никто не оставался бы слепым, как сейчас слепы богатые классы, к истинным отношениям человека с миром, на котором он живет, и к постоянно зыбким и твердым основам его высшей жизни.

На угольные и железные рудники, к грузовым поездам, на рыболовецкие флотилии в декабре, к мытью посуды, одежды и окон, к строительству дорог и туннелей, к литейным цехам и кочегаркам, а также к каркасам небоскребов — будут ли наши позолоченные юноши призваны в соответствии с их возрастом? Сделать выбор, выбить из них ребячество и вернуться в общество с более здоровыми симпатиями и трезвыми идеями.

Они заплатили бы свой кровавый налог, внесли бы свой вклад в извечную борьбу человечества с природой, они ступали бы по земле с большей гордостью, женщины ценили бы их более высоко, они были бы лучшими отцами и учителями следующего поколения.

Ух ты! Э-э... Мао? Мао Цзэдун? Мао Цзэдун, к телефону вежливости для белых… я потрясен, узнав, что основная политика культурной революции была предложена в Гарварде в 1910 году. И все же, действительно ли это плохая идея? Возможно, настоящая культурная революция так и не была осуществлена.…

Обычно мы не думаем о жизни в 1910 году, до появления антибиотиков, айпадов и всего остального, как о дегенеративно роскошной. Тем не менее, 1910 год явно повлиял — и кто вообще является экспертом по 1910 году? Мы или они? И насколько дегенеративным Уильям Джеймс счел бы типичного зумера?

Когда мы смотрим на кризис Тимоса и сравниваем решение Джеймса с решением Андриссена, становится удивительно, насколько разными кажутся эти блестящие американские интеллектуалы. Андриссен восстановит тимос двумя способами: прямым участием в исследованиях и разработках и косвенным — поддержкой технологий как одной из причин, таких как глобальное потепление или палестинцы.

Ни то, ни другое не является убедительным. Хотя расширение границ человеческой власти над природой и в самом деле вдохновляет, сама природа позволяет получить такой опыт лишь немногим — если только не будет изобретен волшебный эликсир, превращающий нас всех в Эйнштейнов.

И как демократическая идея, движение толпы, технологический акселерационизм является ужасным продуктом. Проблема в том, что это благое дело — просоциальное, упорядоченное. В нем нет жертв или козлов отпущения. По сути, оно никому не вредит. Короче говоря, это похоже на защиту от астероидов, а не на изменение климата. Вы никогда не увидите, чтобы протестующие выходили на улицы, требуя от правительств увеличить расходы на защиту от астероидов. Это потому, что защита планеты от астероидов не является предлогом для причинения какого-либо вреда или разрушений. Поскольку это не забодает ничьего быка, любая победа будет безвкусной. Безобидное, просоциальное дело — худший способ возбудить аристократический тимус.

В то время как Уильям Джеймс просто говорит: "Найди работу на судне, перевозящем лосося, в Беринговом море". Вы все еще можете — с большим трудом — устроиться на работу на судно для ловли лосося в Беринговом море. Это средство от тимоса не только не имеет ничего общего с технологией — оно прямо противоположно технологии. Хм.

Э.М. Форстер хотел бы поговорить с вами

Неэффективность технологического ускорения, как средства от бессилия современного человека, едва ли является самой большой проблемой технооптимистского подхода. На самом деле проблема гораздо серьезнее.

Техническое ускорение — это не просто не лекарство от синдрома "последнего человека". Отсутствие технологий — очевидная причина синдрома "последнего человека". Андриссен лечит рак табаком.

Взгляните на список грязных работ Джеймса. Мойка посуды, белья и окон! Половина этих работ исчезла в утробе машины. И уже сейчас ясно, что в течение следующих нескольких десятилетий нынешняя атака ИИ на “дерьмовые рабочие места” белых воротничков вскоре будет сопровождаться атакой роботов на ручной труд — именно тот инструмент, который наиболее полезен для превращения ленивых, своенравных мальчиков в зрелых и эффективных взрослых.

Уильям Джеймс никогда не мог и мечтать о мире, в котором большинство людей бесполезны. По мере того, как большие языковые модели становятся полезными инструментами даже в самых передовых научных областях, захватывающее воображение острие технологического копья становится все меньше. Для шимпанзе нет работы. Через пятьдесят лет, возможно, не останется рабочих мест для людей с IQ как минимум в 85 баллов. К сожалению, сегодня это примерно среднемировой показатель IQ. Рост числа людей с “нулевым предельным продуктом” является неизбежным следствием развития искусственного интеллекта.

Пагубное влияние технологий на человеческие качества видно по всей кривой. Технологии вредны для элиты, потому что они устраняют трудности и опасность “моральных эквивалентов войны”, которые необходимы для зрелой психологии нормального мужчины. Технологии вредны для представителей неэлиты, потому что они устраняют все способы, которыми они могут быть полезны себе или другим, и превращают их в бесполезные рты.

Для любого человека, изучающего утилитарную экономику, идея о том, что любое повышение производительности может быть вредным, противоречит здравому смыслу. На самом деле, существует прецедент негативного воздействия технического прогресса на общество: негативное влияние открытия новых ресурсов. “Ресурсное проклятие” хорошо известно, хотя и не совсем понятно.

Следствием открытия месторождения нефти является то, что шесть человек могут проложить трубу в земле и производить весь ВВП страны. В результате больше никому нечем заняться. Всем остальным нужно есть, это правда, но самый простой способ прокормиться для них — это получить долю от нефтяных доходов.

Поэтому они переходят от экономических средств к существованию, производя то, что нужно другим людям, к политическим средствам — отбирая то, что есть у других людей. Люди, которым скучно, они неспособны к продуктивному труду и умеют питаться только тем, что берут, представляют собой самую опасную силу во Вселенной — особенно в отсутствие тимотической элиты, гордящейся порядком, который они поддерживают. Вот как фабрика стоимостью в десять миллиардов долларов сгорает дотла из-за канистры бензина стоимостью в пять долларов — и вот как гибнут цивилизации.

Таким образом, со стороны Андриссена невероятно иронично представлять ускорение развития технологий как лекарство от атеизма, бездеятельности и аномии 21-го века, что на самом деле является результатом технического ускорения. С таким же успехом вы могли бы вылечить СПИД, сделав себе инъекцию ВИЧ.

Э.М. Форстер, писавший в 1909 году, лучше представлял себе технически ускоренное будущее. В его рассказе "Машина останавливается" человечество — это популяция бездуховных, декадентствующих светских львиц, живущих под землей, в чреве одной гигантской планетарной машины, которая все делает за них. Затем машина ломается. И люди просто умирают.

Мы многое узнали о создании надежных систем. Но люди хрупки. Мы, последние люди, особенно хрупки. У нас есть много способов умереть.

И снова история рифмуется

Откуда взялась эта идеология? Хотя связь, очевидно, является совпадением, технооптимизм — любопытное историческое совпадение с другой глубоко американской идеологией 20-го века: троцкизмом.

В книге "Литература и революция" (1924) Троцкий писал:

С помощью машины человек в социалистическом обществе будет управлять природой во всей ее полноте, с ее куропатками и осетрами. Он изменит русло рек и установит правила для океанов. Это не значит, что весь земной шар будет расчерчен на квадратики, а леса превращены в парки и скверы. Чащобы и перелески, куропатки и тигры останутся, но только там, где им прикажет человек. И человек сделает это так хорошо, что тигр даже не заметит машины и не почувствует перемен, а будет жить так, как жил в первобытные времена. Машина не противостоит земле. Машина — это инструмент современного человека во всех сферах жизни…

Человек, который научится передвигать реки и горы, строить народные дворцы на вершинах Монблана и на дне Атлантики, сможет не только придать своей собственной жизни богатство, блеск и интенсивность, но и динамичность высочайшего уровня. Оболочка жизни едва успеет сформироваться, прежде чем она снова лопнет под напором новых технических и культурных изобретений и достижений. Жизнь в будущем не будет однообразной!

Более того. Человек, наконец, начнет по-настоящему гармонизировать себя. Он сделает своим делом достижение красоты, придавая движениям своих конечностей максимальную точность, целеустремленность и экономию в своей работе, походке и играх. Он попытается овладеть сначала полусознательными, а затем и подсознательными процессами в своем собственном организме, такими как дыхание, кровообращение, пищеварение, размножение, и, в необходимых пределах, попытается подчинить их контролю разума и воли. Даже чисто физиологическая жизнь станет объектом коллективных экспериментов. Человеческий род, свернувшийся Homo sapiens, вновь вступит в состояние радикальной трансформации и в его собственных руках станет объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической подготовки.

Троцкого можно легко увидеть в "Горящем человеке":

Трудно предсказать степень самоуправления, которой может достичь человек будущего, или высоты, на которые он сможет поднять свою технику. Социальное строительство и психофизическое самовоспитание станут двумя аспектами одного и того же процесса. Все виды искусства — литература, драматургия, живопись, музыка и архитектура — придадут этому процессу красивую форму. Человек станет неизмеримо сильнее, мудрее и утонченнее; его тело станет более гармоничным, движения — более ритмичными, голос — более музыкальным. Формы жизни станут динамично-драматичными. Среднестатистический человек достигнет высот Аристотеля, Гете или Маркса. И над этим хребтом поднимутся новые вершины.

Здесь снова “ученые, технологи, художники и провидцы, превосходящие наши самые смелые мечты”. Был ли Троцкий первым “эффективным акселерационистом”? В жизни бывают забавные ситуации.

Источник