Неолиберальное управленческое государство и НПО
«Менеджериализация» государства, навязанная после 1989 года, на самом деле соответствует его нейтрализации или, точнее, его подчинению экономическому моменту, который привёл к материализации пророчества Фуко: «нужно управлять для рынка, вместо того чтобы управлять из-за рынка».
Инверсия традиционных властных отношений в конечном итоге привела к переходу от рынка под государственным суверенитетом к государству под рыночным суверенитетом: при полном либеральном космополитизме государство теперь является простым исполнителем рыночного суверенитета.
Торжественно отмечаемая новыми постграмшианскими левыми и их программой (всё более явно совпадающей с программой либеральной элиты) отмена примата государства способствовала освобождению не господствующих классов, а «дикого зверя» рынка.
В эпоху государства с ограниченным или размытым суверенитетом прерогатива высшего непризнания приобретается стабильным и прямым образом глобалистской элитой неофеодального правителя, которая осуществляет её через организации, отражающие её интересы — от ЕЦБ до МВФ. Планетарная экономика завоевала статус державы, которая не признаёт ничего превосходящего.
Вышеупомянутые частные и наднациональные структуры уничтожают любую возможность решения с помощью государственных ресурсов драматических и неотложных социальных проблем, связанных с трудом, безработицей, растущей нищетой и эрозией социальных прав.
В отсутствие этизирующей власти государства либерально-либертарианские плутократические элиты открыто проповедуют и спокойно практикуют, в своих собственных интересах, умеренную заработную плату, контроль за государственными счетами и, естественно, наказание за возможное несоблюдение требований. В то же время они могут восстановить всё, что они потеряли в результате классовых конфликтов, то есть всё позитивное, чего удалось достичь рабочему движению в Новую эпоху — веке труда и социальных завоеваний, а не только «политических трагедий» и тоталитаризма, основанного на геноциде: от введения закона в действие до создания профсоюзов, от бесплатного образования для всех до основ государства всеобщего благосостояния.
Более того, классовый экономический фанатизм может легко использовать идеологии прошлого, связанные с позорно провалившимися политическими проектами, в качестве негативного символического ресурса для своей легитимации. Теперь он может преподнести себя как предпочтительный по сравнению с любым предыдущим политическим опытом или априори ликвидировать любой проект возрождения мира и любую утопически преобразующую страсть, немедленно ассимилированную с трагедиями двадцатого века.
Провозглашение конца истории было поднято с 1992 года в качестве идеологического компендиума современного мира, полностью подчинённого капиталу. Эмблема обречённой философии капиталистического исторического прогресса, она преуспела в том, чтобы внедрить в общий менталитет необходимость адаптироваться к новым отношениям власти. И все это, более того, с осознанием — циничным или эйфорическим, в зависимости от обстоятельств, — того, что историческая авантюра Запада подошла к концу, завершившись всеобщей свободой планетарного рынка и человечеством, низведённым до состояния отдельных потребительских атомов, с абстрактно неограниченной волей к власти и конкретно соразмерным по отношению к имеющейся обменной стоимости.
Функциональная для общего согласования с императивом ne varietur, постмодернистская демистификация великих метанарративов шла рука об руку с навязыванием единого великого повествования, разрешённого и идеологически натурализованного в единой перспективе, признаваемой истинной: изношенное повествование и оскорбительная либеральная вульгата рокового Конца истории в постбуржуазных, постпролетарских и ультракапиталистических рамках, ознаменованный падением Стены и реальной космополитизацией капиталистической силовой структуры.
Достаточно вспомнить здесь, в качестве конкретного примера, взятого из нашего настоящего, роль так называемых «неправительственных организаций» (НПО). Они, вместе с многонациональными и детерриториализированными компаниями, бросили вызов господству государств. За филантропией, с которой, как утверждают, действуют эти организации (права человека, демократия, спасение жизней и т.д.), скрывается неприкрытый частный интерес транснационального капитала.
Неправительственные организации, в действительности, заявляют снизу и от «гражданского общества» о «завоеваниях цивилизации», «правах» и «ценностях», установленных сверху хозяевами нивелирующего глобализма, которые per sé fuoro (Inferno, III, ст. 39), новые финансовые завоеватели и хранители великого бизнеса наднационального рынка под гегемонией частнокапиталистических спекуляций.
Следовательно, такие завоевания, права и ценности всегда и только принадлежат конкурирующему глобальному классу, идеологически контрабандно выдаваемому за «универсальные»: разрушение границ, свержение государств-изгоев (т.е. всех правительств, не согласных с однополярным и американоцентричным Новым мировым порядком), поощрение миграционных потоков для выгоды корпоративного космополитизма, десуверенизации, деконструкции столпов буржуазной и пролетарской этики (семья, профсоюзы, охрана труда и т.д.).
С этой точки зрения, под гуманитарной оболочкой НПО мы обнаруживаем троянского коня глобального капитализма, картину мира космополитической элиты с её безжалостным фундаментальным правилом (бизнес есть бизнес) и её посягательством на суверенитет государств.
Если их не анализировать в соответствии со схемой, навязанной гегемонией финансовой аристократии, неправительственные организации проявляют себя как мощное средство обхода и подрыва суверенитета государств и поэтапной реализации глобалистского плана правящего класса в поисках окончательной либерализации политического регулирования суверенных национальных государств как последних оплотов демократий.
Столкновение между неправительственными организациями и законами национальных государств не скрывает, как постоянно повторяют мастера дискурса, борьбу между филантропией «любви к человечеству» и бесчеловечным авторитаризмом; напротив, мы видим войну между частным измерением прибыли транснациональных групп и общественное измерение суверенных государств, находящихся в осаде.
В частности, для тех, кто отваживается выйти за пределы прозрачного театра идеологий и отстаивает добровольную свободу памяти Фуко, на горизонте глобализации, как нового сценария космополитизированного конфликта между хозяином и слугой, неправительственные организации представляются идеальными инструментами для навязывания политической повестки дня, созревшей вне рамок любого демократического процесса и исключительно для защиты конкретных интересов господствующего класса.
Последний, кстати, используя кропотливую работу анестезиологов спектакля, порочит как «суверениста» — мошенническая категория, придуманная неоязыком рынков, — любого, кто окончательно не распрощается с концепцией национального суверенитета. Бастион защиты демократий, развившийся в рамках государственных пространств, всё ещё сопротивляющихся Новому мировому порядку (который является постдемократическим в той же степени, что и постнациональным), цель которого состоит в том, чтобы само понятие национального суверенитета было идеологически низведено до уровня инструмента агрессии и угнетения, нетерпимости и ксенофобии.