Авторитарные истоки капитализма XXI века

Стремление к самоопределению в Латинской Америке и Карибском бассейне является исторической константой. В разное время и в разных контекстах всплывают идеи о суверенитете, которые составляют основу сложных проектов перемен, иногда локальных, а иногда и системных, таких как те, которые задают тон судьбе региона в этом столетии. В то же время не менее постоянно повторяются приступы авторитаризма, которые, незначительно отличаясь, имеют одну цель - поддерживать условия подчинения в доминирующем положении.

Но бывают моменты, когда авторитаризм приобретает все большее значение, особенно когда речь идет о дисциплинировании людей, чтобы способствовать установлению порядков, связанных с установлением определенного способа накопления. Так было в последние десятилетия, когда насаждение неолиберализма шло рука об руку с диктатурами и жестокими шоковыми операциями. Впоследствии, чтобы добиться неолиберальной глобализации, репрессивные и военные вмешательства были объединены с коммуникационными стратегиями для завоевания умов и сердец, стремясь убедить самих людей в том, что нет ничего лучше, чем быть последними в цепочках поставок глобализации со всеми их издержками.

Те же самые симптомы проявляются в новое время, когда становится видна взаимозависимость между развитием различных форм авторитаризма и позиционированием продолжающегося тотального рыночного капиталистического проекта, когда частные, корпоративные и транснациональные державы, возникшие в результате глобализации, не только взяли на себя непосредственное руководство экономическим и политическим управлением, но и собираются установить планетарную реорганизацию географии, человеческого поведения, всего живого, и это может произойти только с установлением глобального авторитаризма, который уже уверенно продвигается вперед, в частности, с началом когнитивной войны.

Конкретизация всего рынка требует абсолютной либерализации товаров, ресурсов, границ и людей. С этой целью предполагаемые “хозяева мира”, то есть несколько человек и корпораций, поддерживают обесценивание государства и общества, а также истечение срока главенства национального и международного законодательства для транзита товаров и ресурсов, поддерживая прямые отношения между отдельными лицами и капиталом в рамках так называемого "порядка, основанного на правилах", управляемого самими корпоративными властями. Это большой структурный и культурный поворот, в котором авторитаризм является неотъемлемым элементом.

Иммануэль Валлерстайн в своей теории системного кризиса капитализма утверждал, что это приведет к развилке, которая определит будущее системного воспроизводства, установление которого будет сопровождаться своего рода глобальным фашизмом, или также, в зависимости от способности глобальных антисистемных сил к сбалансированности, это великое структурное изменение может привести к стремлению к новой мировой системе, отличной от капитализма:

"Современная мировая система, как и все системы, конечна по продолжительности и придет к концу, когда ее вековые тенденции достигнут точки, когда колебания системы станут достаточно широкими и непредсказуемыми, чтобы они не смогли обеспечить возобновление жизнеспособности институтов системы. Когда эта точка будет достигнута, произойдет бифуркация, и через (хаотический) переходный период система будет заменена одной или несколькими другими системами” (Валлерстайн, 2015).

С другой точки зрения, теоретик Шошана Зубофф (2019) рассматривает текущий момент как капитализм контроля, который включает в себя геоэкономическую и человеческую дисциплину, подчиненную иерархическому мандату и крайнему контролю, что достигается в основном за счет корпоративного манипулирования личными данными, как составного элемента способа цифрового производства.

Совершенно очевидно, что неофашизм или связанные с ним формы авторитаризма, идущие рука об руку с проектом капиталистического передела, являются не только политическими или идеологическими направлениями, но и структурным проектом капитала, который, нанеся точный удар по частному присвоению ресурсов земли, киберпространства и других ресурсов, направлен на то, чтобы получить еще больший контроль над развитием всего, где вступает в спор сама жизнь.

Помимо прочего, в этом сценарии ведется когнитивная война - форма нетрадиционной милитаризации, в которой используются кибернетические инструменты для изменения когнитивных процессов и контроля человеческого разума, убеждений, индивидуального и группового поведения. Кроме того, согласно сайту НАТО, “есть возможность расколоть и раздробить целое общество, так что у него больше не будет коллективной воли противостоять намерениям противника, так что противник может прийти к подчинению общества, не прибегая к силе или прямому принуждению".

Таким образом, учитывая признаки того, что альтернативные проекты, направленные на общее благо, достигают широкого общественного согласия и улучшают показатели удовлетворения коллективных потребностей, путь, выбранный субъектами капитала, - это милитаризация, хаос, контроль и насилие, потому что, как сказал вышеупомянутый Валлерстайн, в этот момент либо капитализм приведет к отказу от альтернатив, либо яростный натиск крайне правых обеспечит выживание нового способа капитализма.

Спор за Латинскую Америку и Карибский бассейн

Латинская Америка находится в противоречии: милитаризация, демонстрации силы и многогранный набор элементов государственного переворота характеризуют попытки капиталистических держав вернуть себе контроль. Судебная система в политике, "цветные" движения и многое другое - все это сочетается с вытеснением проектов суверенной интеграции, которые подверглись мощному разрушительному натиску. Благодаря консервативной реставрации, которая набрала обороты за последние десять лет, им удалось вывести Унасур из игры, поставить в ситуацию сопротивления СЕЛАК и подтолкнуть различные субрегиональные инициативы к ограничению торговых отношений. Только ALBA-TCP со своим антисистемным предложением остается устойчивой.

В то же время множество крайне правых объединений все чаще занимают социально-политическое пространство. Более того, антикоммунистические сценарии возвращаются, чтобы узаконить проект по усилению контроля Соединенных Штатов над полушарием, используя переизданную доктрину Монро.

Мы бы сказали, что сценарий известен, если бы не тот факт, что на этот раз с решительными стратегиями продвигаются и позиционируются действия, направленные на то, чтобы поднять на вершину доминирование корпоративных властей. Это наднациональные державы, которые не только оспаривают ресурсы и территории, но и стремятся к изменению горизонта будущего. Это борьба против коллективных исторических проекций, поскольку для капиталистического проекта только индивидуализм в сочетании с конкуренцией может отвечать требованиям, составляющим общий рынок. Здесь нет никаких компромиссов, этот план необходимо без промедления закрепить, и для его достижения возможно все, даже путь глобального фашизма, который уже просматривается среди возможных сценариев.

Таким образом, весь регион вовлечен в системный спор высокого уровня, пока Куба и Венесуэла являются эпицентром, определяющим как внутренние прогнозы, так и оказывающим значительное региональное влияние, поскольку существование этого социалистического полюса демонстрирует всему миру жизнеспособность альтернатив глобальному развитию капитализма. В то же время общественные проекты, организованные государством и ориентированные на общее благо, отмечают тенденцию с историческим смыслом, которая является противоположностью углублению неравенства и изоляции, проявляемым капитализмом.

Чтобы воспрепятствовать сохранению социализма, определяемого в некоторых американских политических кругах как “плохое влияние” на других, эти страны подвергаются широкомасштабному наступлению, в ходе которого силы капитализма пытаются сохранить свое господство, применяя все мыслимые методы давления и дисциплинирования. Около тысячи санкций лишают их свободы торговли даже со своими соседями.

С теми же целями Соединенные Штаты разместили свой пятый флот в Карибском бассейне, а мобильные позиции наблюдения контролируют воздух, море, сушу и киберпространство. Среди прямых действий, которые предпринимает это военное вторжение - защита корпоративных интересов в регионе.

Примером могут служить процессы в Эссекибо, где нефтяные корпорации, находящиеся под охраной вооруженных сил США, ведут разведку нефти на спорных морских территориях между Венесуэлой и Гайаной. Когда Exxon Mobil, частная корпорация под американским флагом, хочет первой захватить территориальные позиции без каких-либо международных мандатов - это демонстрация силы. Это вторжение вызвало межнациональную напряженность, которую скорее можно охарактеризовать как своего рода военную декларацию корпорации Exxon Mobil против Венесуэлы.

Этот пример позволяет нам сослаться на популярную стратегию, которая заключается в том, чтобы порождать конфликты, создавать их по мере необходимости и продавать индивидуальные пакеты решений, в том числе пакеты разрушения и восстановления, которые являются частью бесконечной войны, которую продвигает военно-промышленный комплекс, являющийся в основном частным бизнесом.

В нашем примере Гайана, унаследовавшая британский колониальный территориальный конфликт, была хорошим соседом, ищущим решения путем диалога, пока Exxon Mobil и другие транснациональные корпорации не превратили ее в эпицентр бизнеса, связанного с частью крупнейшего в мире нефтяного месторождения, которое является венесуэльским. В связи с вторжением в эти спорные морские и сухопутные пространства Exxon Mobil, убытки которой в 2020 году поставили под угрозу ее место на фондовой бирже, вернулась на вершину, заработав в 2022 году около 414 миллиардов долларов, а Гайана, сдав в аренду свой флаг, была помещена в список лидеров. Страна с самым высоким ростом ВВП в регионе (34,3% в 2024 году) и сейчас демонстрирует напор.

Этот пример также иллюстрирует дискурсивный сговор между корпоративной властью и крайне правыми, поскольку оба в унисон выступают за дискурс о свободах, в котором неофашистские течения Венесуэлы выступают за “коммерческие” свободы иностранных корпораций, а не в защиту национальных интересов.

Корпоративный капитализм также хочет задушить прогрессизм, он демонизирует его и хочет исключить из какой-либо исторической проекции. Он не хочет, чтобы опыт власти, тем более народной власти, подорвал возможность перехода к глобальному рынку.

Для модели корпоративного капитализма любой опыт перераспределения или общего блага понимается как историческое отклонение, с которым необходимо бороться.  "Мы находимся в состоянии войны!", - подчеркивают Милей, Нобоа, Букеле и даже Борич, аргументируя свое решение не отступать ни на шаг от своих усилий снискать расположение корпоративных властей. 

Приверженцы либертарианской экономики, парадоксальным образом избранные президентами в некоторых странах, убеждены, что передача суверенитета - это путь к их включению во властные сферы транснационального капитала.  Примером может служить предложение бывшего президента Бразилии Жаира Болсонару доступа к Амазонии Илону Маску, владельцу Tesla, в обмен на предполагаемое спутниковое покрытие для цифровой связи, которая “очистила бы Бразилию от некультурных и отсталых традиций, которые она унаследовала и которые роятся в Амазонии".

Сторонники анархо-капитализма и им подобные, крайне правые политики и догматически верящие в свободный рынок, рассматривают транснациональное корпоративное присутствие как признак будущего, в то же время воспринимая национальное и общественное как позорную привязку к прошлому. Чтобы закрепить эту перспективу интересов, им все равно, убить половину страны, как это уже сделал Маурисио Макри в Аргентине, или поджечь часть Южной Америки, в том числе для расширения агро-экспортной границы, как это происходит сейчас.

С другой стороны, помимо провозглашения предполагаемого устаревания государства и коллектива, они также объявили устаревшей госполитику, ту самую, которая после десятилетий сатанизации неолиберализмом теперь проявляется как очаг коррупции и бесполезности. Прогнозируется, что после операций, связанных с созданием концепции наркополитики, у политика осталось бы несколько лет жизни. На смену придет управленческая, корпоративная, предположительно эффективная и оцифрованная модель корпоративного управления.

В этих сценариях речь идет уже не о неолиберальной перестройке государства, а о разрушении государства изнутри и, следовательно, разрушении любого проекта суверенитета или любой перспективы общего блага и общества. Разрушение является частью этой программной повестки дня.

Информировать, дезинформировать, соблазнять и имитировать

Тем не менее, поскольку социализм и прогрессизм укоренились в народе, коммуникационное поле переходит со второго на первое направление, с помощью которого оно не только стремится завоевать умы и сердца, но и создает сценарии для прямого оспаривания ориентаций обществ и обращения вспять альтернативных проектов.

С некоторого времени уже почти не имеет значения правдивость содержания или форм, имеет значение только влияние, которое коммуникативное действие может оказать на антагониста. Также не имеют большого значения средства массовой информации или платформы, традиционные или цифровые последнего поколения, поскольку все они дополняют друг друга в момент публикации истории. Средства массовой информации и цифровые коммуникационные пространства превращаются в командные центры, откуда транслируются стратегически-политические линии, поддерживающие господствующее направление. Это очевидно в судебной системе политики, которая действует как механизм для нанесения удара по прогрессизму, где у отлаженных судебных сюжетов есть медийное зеркало, без которого они не могли бы позиционировать себя.

Идя в ногу со временем, большая часть этой стратегической коммуникации носит международный характер, осуществляется в аналитических и экспертных центрах и имеет статус влиятельного продукта. Соединенные Штаты, например, рассматривают общение как государственное дело. Таким образом, это не только инструмент убеждения в “достоинствах” капитализма и предупреждения об опасностях альтернатив, но и основной пропагандист идеологии и как таковой является основой системы.

Мобилизация международной коммуникации для демонизации Венесуэлы, например, привела к появлению двух Венесуэл: настоящей с ее достижениями и сложностями, которая известна практически только изнутри, и фальшивой, которая сильно отличается от реальной, созданной с помощью средств массовой информации в лабораториях, разрабатывающих стратегии когнитивной войны.

Из этих лабораторий также получают отправные пакеты интервенционистских мер, которые часто запускаются, в основном через социальные сети, с целью игнорировать последствия блокады, введенной Соединенными Штатами против Кубы, в то время как в реальном мире, столкнувшись с очевидными последствиями этого коллективного наказания, весь мир неоднократно голосует в ООН, чтобы положить конец этой мере.

С другой стороны, теперь, когда корпоративная коммуникационная и телекоммуникационная власть - особенно GAFAM (Google, Amazon, Facebook, Apple и Microsoft) - занимает первые места среди сил капитала, именно медиакомпании возглавляют эстафету идеологического влияния, позиционируя культурную модель, в которой повсеместно присутствуют средства массовой информации, как индивидуалистические, иерархические, потребительские и конкурентные ценности. С приватизацией коммуникационного спектра и киберпространства, которые должны быть общедоступными, права на общение становятся предметом частной воли владельцев этих пространств и платформ, некоторые из которых открыто связаны с крайне правыми и даже неофашизмом.

В этих сценариях лейтмотивом прельщения сердец и умов являются свободы, но не свободы народов и их самоопределения или права жить без сексизма или расизма, а свободы потребления и “права” на свободный поток капитала или на неограниченное накопление.  Этот подход не нов, но с самого начала неолиберализма и до нынешней фазы все средства массовой информации и развлечения были направлены на распространение сообщений, которые ставят частное накопление в качестве цели, горизонта и линии веры.

В политическом, в высшей степени коммодитизированном общении языки и символы следуют той же матрице. Так обстоит дело с избирательными процессами, когда многие политические деятели следуют дискурсивным моделям, основанным на методах когнитивной войны, с целью модулировать восприятие общественного мнения и расширять свое голосование: “Речь идет о коммуникативных ресурсах, направленных на достижение когнитивного превосходства над оппонентами, обращаясь к культурным представлениям которых, преследуется когнитивный захват масс” (Де Моргни, 2024).

Точно так же, если изображение стоит тысячи слов, то изображение президентов, таких как Милей или Нобоа, одетых в военную форму, чтобы сопровождать глав корпораций в районы стратегических ресурсов, таких как литий или нефть, передает идею о том, что эти ресурсы принадлежат не народу, а частной собственности и вооруженным силам, но не народным, которые определены как коррумпированные и бесполезные, а силам Южного командования США или наемников израильских компаний, которые были обучены уничтожать любого, кто осмелится сопротивляться корпоративному или индивидуальному присвоению всего.

Это грубые образы и символы, коммуникативно представленные как смелые поступки и даже как поступки мужчин, которые умеют принимать жесткие решения, например, смириться с безработицей или позволить умереть от голода, преследуя более высокой цели: заработка немногих. Эти подмастерья фашистов, которые, маскируясь под G.I.Joe, демонстрируют подчинение своим корпоративным боссам с помощью визуальных и дискурсивных приемов подчинения власти, затем обрушивают на свои народы большие дозы авторитаризма.

Главный вопрос заключается в следующем: почему народы, пострадавшие от социально-экономической и человеческой жестокости, причиняемой этими субъектами капитала, продолжают оказывать им поддержку, вплоть до того, что отмечают тенденцию роста ультраправых? По словам Маурицио Лаццарато, неокапитализм затрагивает корни существования, делает больше, чем требует подчинения или послушания, формирует и модулирует субъективность и жизнь людей.

Кроме того, часть ответа может быть получена в ходе исследования феномена когнитивной войны, цель которой состоит в том, чтобы атаковать мозг, изменять его представления, изменять поведение людей, пока они не окажутся неспособными принимать решения, действовать и думать самостоятельно. И даже “стремится к тому, чтобы враг уничтожил себя с самого начала внутри” (Клавери и Клюзл, 2023).

Таким образом, это крупномасштабная экономическая, политическая, культурная и геополитическая битва, которая ведется в современном контексте стремления капитализма изменить свое положение и его авторитарных намерений по планетарной геоэкономической перестройке. Его намерение искоренить в зародыше антисистемные альтернативы и перспективы многополярного мира, которые являются его противоположностью, тем не менее сталкивается со значительными препятствиями не только потому, что они занимают лучшие места в экономических рейтингах и в общественном мнении, но и потому, что они демонстрируют гораздо более привлекательные прогнозы на будущее, чем предложения, которые они выдвигают. Под угрозой жизнь людей и планеты, которую демонстрирует капитализм.

Библиография

Клавери, Бернар; Клузель Франсуа (2023): Концепция когнитивной войны. Инновационный центр НАТО.

Де Моргни, Арно( 2024): Обращение к концепциям и методам когнитивной войны во французском политическом поле. Школа экономической войны, Франция.

Лаццарато, Маурицио (2014): Знаки и машины. Капитализм и производство субъективности. Семиотекст (е) ок.

Валлерстайн, Иммануэль (2015). “Структурный кризис, или почему капиталисты больше не находят капитализм полезным". У И. Валлерстайна и др. Есть ли будущее у капитализма? Мексика: XXI век, стр. 15-46.

Зубофф, Шошана( 2019): Эпоха капитализма наблюдения. Борьба за Человеческое будущее на Новом Рубеже Власти. По связям с общественностью.

Источник