Семинар Института Царьграда 8. Крах либерально-компрадорской модели и экономическое будущее обновлённой России

Александр Дугин. Уважаемые коллеги, мы продолжаем работу Института Царьграда. Стараемся покрыть большинство гуманитарных дисциплин, чтобы открыть новые горизонты эпистемологии. Современные гуманитарные дисциплины у нас сложились в либеральный период в истории России, и мы стараемся в каждой из гуманитарных дисциплин осуществить смену вех. Хотя бы, по крайней мере, наметить некоторые вектора. Мы уже проводили семинары по философии, по богословию, по культурологии, по политологии, по образованию. 

Прежде, чем передать слово остальным докладчикам и самому главному — академику РАН Сергею Юрьевичу Глазьеву, который в контексте нашего Института Царьграда руководит и курирует направление «Экономика», — я хотел бы два слова сказать.

Дело в том, что современная экономическая парадигма, которой живёт наша Россия, сложилась в 1990–2000-е годы вокруг базовой идеи: интеграция в мировую капиталистическую систему. Это была цель, задача, это была мера успеха или не успеха. Удаётся интегрироваться в глобальную систему — хорошо, не удаётся — плохо. Это предопределяло, если угодно, экономическую парадигму. Сергей Юрьевич Глазьев традиционно выступал против этого подхода. Радикально. И оспаривая цель (что нам надо туда интегрироваться) и оспаривая методы, с помощью которых мы туда интегрируемся, и ставя под вопрос разрушительные результаты, которые сама такая ориентация, и в теории, и на практике, приносит стране, нашему народному хозяйству.

Поэтому вот Сергей Юрьевич Глазьев — удивительный человек, который говорил об этом всегда. А сейчас мы подошли к тому, что иначе просто нельзя. Потому что мы сейчас оказались в состоянии войны. Системной, полноценной, масштабной войны с той моделью, с той цивилизацией с её экономическим укладом, куда мы так отчаянно рвались. Поэтому нам необходимы альтернативные пути, и сегодня я как раз думаю, как часто мы предрекали крах либерально-компрадорской модели, как часто десятилетиями мы об этом говорим. И вот сейчас, наконец-то, мы подходим к тому, что в России это становится совершенно очевидно уже всем: нам нужна альтернатива, нам нужно альтернативное экономическое будущее, либо у нас никакого будущего не будет. Сам Запад нам в участии в этой глобальной либеральной капиталистической системе полностью отказал. Соответственно, как никогда актуальна тема нашего сегодняшнего семинара.

Сейчас хотелось бы предоставить приветственное слово Анатолию Геннадьевичу Аксакову, Председателю Комитета Государственной Думы по финансовому рынку, кандидату экономических наук. Пожалуйста.

Анатолий Аксаков. Уважаемые Александр Гельевич, Сергей Юрьевич, уважаемые коллеги, хотел вас поприветствовать от лица Комитета по финансовым рынкам Государственной Думы. Действительно, сейчас серьезный момент в истории нашей страны. И это не просто вызов, это шанс, я считаю, для нашей экономики, чтобы начать строить её на новых принципах. Я рад, что учился с Сергеем Юрьевичем. Он теоретик, владеющий фундаментальными знаниями, великий современный ученый, экономист. Я практик, работал на предприятиях, в банках, возглавлял серьезные организации, связанные с практической деятельностью, а сейчас являюсь депутатом Государственной Думы от Чувашии. Вижу, что республике повезло. Там нет нефти, газа. Труба, правда, проходит мимо, но эта газовая труба никак не была задействована, поскольку не было потребности глубоко перерабатывать газ. Сейчас ведем переговоры о том, что рядом с этой трубой должен быть построен завод, который будет заниматься глубокой переработкой газа. Зато в республике есть электротехника, приборостроение. Темпы роста — не менее тридцати процентов в год. Когда ввели санкции против нашей страны, Промтрактор (ПАО «Промтрактор, г. Чебоксары) не выдерживал конкуренцию с японскими, американскими и немецкими тракторами. Сейчас завод наращивает объемы производства, при этом выпускает конкурентноспособную продукцию, — надо, всё-таки, признать, что тот прошлый период заставил работать наших менеджеров, в том числе в условиях конкуренции, и производить современную продукцию. Хочу только один вывод сделать: у нас есть шанс, и мы этот шанс должны использовать. Реализовать тот потенциал, который имеется, естественно с большими лакунами, которые надо заполнить, и здесь, главное, руки не опускать. Уверен, если «впряжемся», будем работать по плану, по программе, в том числе опираясь на труды Сергея Юрьевича, мы любые трудности преодолеем, и Победа обязательно будет за нами!

Александр Дугин. Благодарю Вас. А сейчас слово для главного доклада предоставляется Сергею Юрьевичу Глазьеву, академику Российской академии наук, доктору экономических наук. Тема: «Мы предупреждали! Тридцать лет блуждания в трёх соснах: российская экономика в объятиях коррумпированной бюрократии и лапах компрадорской олигархии». Пожалуйста. 

Сергей Глазьев. Спасибо, Александр Гельевич. Дорогие друзья, я благодарен Константину Валерьевичу Малофееву за то, что он попросил меня сегодня подготовить доклад по «работе над ошибками». Мы провели большую работу, проведя обобщение всех тех предложений, критических анализов, за которые в течение всех тридцати лет шла серьезная интеллектуальная борьба, где Академия Наук постоянно была в оппозиции проводимой политике (сначала шоковой терапии и дальше по списку) и всегда выдавала альтернативные предложения. То есть, эта наша колея, в которой мы блуждаем уже тридцать лет, естественно, имела альтернативы. Были другие возможности. Рывок, о котором Анатолий Геннадьевич сказал в том смысле, что не было бы счастья, да несчастье помогло, можно было бы и раньше совершить. У нас огромный потенциал, и в конце доклада я остановлюсь на том, как мы видим возможности будущего экономического развития России. Но все же, наша главная тема сегодня — допущенные ошибки, упущенные возможности и альтернативы. Их анализ важен для того, чтобы хорошо подготовиться к разработке программы экономического развития. Поэтому сегодняшний доклад следует воспринимать как промежуточный, как информацию к размышлению и пониманию того, что у нас за плечами достаточно большой опыт анализа, дискуссий, критических предложений и научных результатов, о которых я тоже буду говорить. 

Я постараюсь уложиться в отведенное время и поэтому заранее отвечу на несколько вопросов, которые у слушателей будут возникать. 

Прежде всего, сакраментальный, знаменитый вопрос, с которого начался по сути развал Российской империи. Вопрос Милюкова, который был задан в Парламенте. Это глупость или измена? Все, что мы видим, — это и глупость, и измена, и коррупция, и некомпетентность. Поэтому доклад назван именно так. Экономика находится в тисках, пребывает между молотом и наковальней: с одной стороны, коррумпированная бюрократия жмет, с другой — компрадорская олигархия вывозит накопленные богатства и доходы. 

Первая картинка, обратите внимание, это показатель инвестиционной активности.

Как вы видите, до сих пор, в течение тридцати лет, мы не то, что не вышли на уровень инвестиций советского периода, но едва достигли половины этого уровня. А инвестиции — это основа экономического роста. То есть, мы не можем приблизиться даже к тем темпам, которые показывал Советский Союз, потому что объем инвестиций у нас в два раза меньше, чем тот, который был тогда. Без роста инвестиций не может быть экономического развития. Эмпирические данные говорят о том, что для того, чтобы добиться прироста в 1% ВВП, нужно на 2% увеличивать инвестиции.

Вместе с тем, для ученых в прошедшие тридцать лет дан грандиозный материал для обобщения. Впервые наша экономическая наука сталкивается с экспериментом. И надо сказать, что этот эксперимент до сих пор не стал предметом обширного анализа. Мы видим результаты развития разных государств, которые начинали с одного уровня и с одной и той же системой управления. Это Россия (внизу синяя линия), Польша и Венгрия, которые вместе с нами стартовали, но их поглотил Европейский союз, Белоруссия, у которой реформы шли эволюционным образом, Казахстан, который вместе с нами имел аналогичную сырьевую базу.

И два азиатских экономических чуда: Китай и Вьетнам, которые имели абсолютно такую же систему управления как Советский Союз, начинали с уровня, который был намного ниже нашего, и вы видите результат. Почему мы оказываемся внизу, в то время как другие страны идут впереди? Россия на этом графике занимает самую нижнюю строчку. То есть, мы, грубо говоря, тридцать лет топчемся на месте, в то время как Китай рванул в разы. И здесь вы видите 1600 процентов. То есть, увеличил объемы выпуска в 16 раз. Я вас смею уверить, что мы могли бы сделать то же самое. Те идеи, которые мы в свое время высказывали с Дмитрием Семеновичем Львовым (советский и российский экономист, доктор экономических наук, академик Российской академии наук, академик-секретарь Отделения экономики РАН), а также Юрий Васильевич Яременко (советский и российский учёный-экономист, академик РАН, крупнейший специалист в сфере межотраслевого моделирования и макроструктурного анализа) и другими учеными ЦЭМИ (Центральный экономико-математический институт РАН), были блестяще реализованы в Китае, что доказывает правоту нашего мнения об эволюционном постепенном управляемом переходе к рыночной экономике. 

Краткий обзор тех прогнозов и убеждений, которые не были услышаны. Я не буду сейчас подробно останавливаться, просто перечислю. Мы давали обоснование и прогноз дефолта 1998 года (за девять месяцев до того, как он случился). Говорили о том, что будет отток капитала (порядка 100 миллиардов), неэквивалентный экономический обмен, гигантский спад производства. Вместе с Сергеем Анатольевичем Батчиковым (председатель Правления Российского торгово-финансового союза, кандидат экономических наук), который здесь присутствует, мы даже выпустили «Белую книгу реформ», несколько томов, где показывали последствия шоковой терапии. Были предсказаны трёхкратное, уже пятикратное, повышение тарифов на электроэнергию в результате реформирования РАО «ЕЭС России». Деградация наукоёмкой промышленности, которая случилась после десятикратного падения расходов на НИОКР. Массовые лесные пожары, которые стали следствием принятого Лесного кодекса. Говорили о том, что будет хроническая нехватка инвестиций, об утрате валютных резервов. О том, что переход к свободному курсу рубля ведет экономику к стагфляционной ловушке. Предвидели политико-экономические сюжеты, такие как события на Украине, вопросы интеграции и прочее. 

 

 

Можно было бы на этом мой доклад закончить и подробно остановиться на всех этих сюжетах. Но все же надо объяснить причины, почему наши прогнозы оказались неуслышанными и в чем был смысл проводившейся политики (я буду говорить по этапам развития или эволюции нашей экономики за прошедший период), почему же все же мы вошли в эту самую шоковую терапию? 

Альтернативы этому сценарию, конечно, были. Когда Советский Союз столкнулся с замедлением темпов экономического развития, первой реакцией руководства было ускорение НТП (научно-технического прогресса). Это была правильная реакция, но она не была реализована в рамках той директивной системы управления, которая породила технологическую многоукладность экономики, и ускорение пробуксовало из-за того, что не было механизма перераспределения ресурсов из устаревших производств в новые. То есть, начинали мы за здравие, с ускорения НТП, а закончили — за упокой и, в конечном счете, ГКЧП и развалом страны. 

Причина, по которой это произошло, я убежден, заключается в догматизме советского руководства. Я участвовал в дискуссиях, тогда ещё будучи аспирантом, и меня поразило, насколько наше тогдашнее руководство придерживалось догматических положений классической марксистской политэкономии социализма. В частности, для них были табуированы такие вещи, как наёмный труд (нельзя было допустить наёмный труд, потому что это эксплуатация труда капиталом), разумеется, нельзя было допустить частную собственность на средства производства. И вот эти ограничения, которые власти сами себе поставили, плюс ещё страх перед либерализацией цен, хотя бы частичной, — все это завело нас в полный тупик и привело к взрыву. 

После переворота и свержения ГКЧП эволюционные подходы были отметены. Преимущество захватили два революционных подхода — одинаковые на самом деле — программы «400 дней» и «500 дней». Отличались они только тем, что одна продвигалась в Союзном Парламенте, другая — в Российском, а сторонники эволюционного подхода, которые говорили о том, что шоковая терапия и быстрый переход к капитализму дадут нам капитализм типа Латинской Америки или Африки, к сожалению, не были услышаны. И новая политическая элита, пришедшая к власти после капитуляции советского руководства, и общественное мнение были настроены на быстрые, мгновенные результаты.

Под руководством Ельцина была осуществлена программа шоковой терапии, которая строилась на доктрине Вашингтонского консенсуса. Этот консенсус был разработан по отношению к латиноамериканским и африканским странам, которые не могли вернуть долги западным странам, потому что сами их «проедали» — печатали деньги, а высокая инфляция приводила к тому, что они не могли эти кредиты вернуть. И тогда родилась такая простая доктрина, смысл которой сводится к трем постулатам:

1. тотальная либерализация всего: то есть, валютного регулирования, торговли, цен и проч.;
2. приватизация всего, что есть;
3. ограничение вмешательства государства в экономику программами монетарной стабилизации.

Собственно говоря, смысл всей этой политики заключался в том, чтобы передать экономическое управление соответствующей страной международному капиталу. Потому что, если у вас все либерализовано, понятно, что это свободный вход и выход со стороны. Если приватизация — значит возможность выкупить все доходоприносящие ресурсы и активы. И третье — макроэкономическая стабилизация, а именно, в оптимальном случае с точки зрения этой доктрины, — это модель валютного управления, когда центральные банки ограничивают эмиссию национальной валюты только приобретением валютных резервов. 

Это что означает на практике? Рыночная экономика, как известно, идет туда, откуда приходят деньги. Если деньги приходят из-за рубежа, то и экономика начинает производить то, что нужно за рубежом тем, кто покупает продукцию, и тем, кто инвестирует в выкуп активов. Доктрина Вашингтонского консенсуса призвана поставить ту или иную страну под полное управление международного капитала. Разумеется, что «международного» — это значит американского. Поскольку большинство транснациональных корпораций контролируются из США, эта доктрина называется неслучайно «Вашингтонским консенсусом». Я не буду подробно дальше о ней рассказывать. 

  

 

 

Выше приводятся обширные цитаты из вот этих работ, и делаются соответствующие выводы. В частности, вывод о том, что Концепция шоковой терапии была навязана России извне в чуждых нам интересах, которые совпали с планами формировавшейся российской олигархии, рвавшейся к сверхдоходам и стремившейся закрепить свое привилегированное положение у власти, а также к международному признанию. Под международным признанием имеются в виду хвалебные отзывы МВФ, Всемирного банка, придворных американских экономистов о том, что всё делается правильно и хорошо.

Для оживления этого сюжета приведу несколько примеров. У меня тут есть книга «Реформы глазами американских и российских ученых». В свое время академик Богомолов договорился с некоторыми нобелевскими лауреатами, — примерно человек пять, американскими преимущественно — о том, что мы проведем совместную конференцию, где проанализируем подходы к этой самой шоковой терапии на основании Вашингтонского консенсуса. Что вы думаете? Небезызвестный Ларри Саммерс обзвонил лично всех этих нобелевских лауреатов и предупредил, что у них будут большие неприятности, если они приедут на конференцию. Книгу мы выпустили, конференцию нам сорвали. Взгляды американских нобелевских лауреатов примерно соответствовали нашим: что это абсолютно с научной точки зрения необоснованная доктрина, которая призвана поставить под контроль колониально-зависимые страны, лишить их возможностей, самостоятельных ресурсов и экономического развития, исходя из того, что сами они не способны это сделать. То есть, предпосылкой этой доктрины является то, что «туземное» руководство не умеет работать в условиях рынка, не умеет развивать экономику, поэтому нужно «туземное» руководство связать по рукам и ногам, а за национальное правительство и денежные власти всё сделают транснациональные корпорации. 

Разумеется, наша Академия Наук была категорически против. Мы предвидели все эти катастрофические результаты шоковой терапии. И в этой связи приведу один эпизод. 

Многие, наверное, знают Джеффри Сакса, который сейчас себя позиционирует как оппонент проводимых мировой закулисой различных глобальных инициатив. Но тогда он сыграл фундаментальную роль в том, что сбил с толку президента Ельцина. Это была, по сути, спецоперация. Егор Тимурович Гайдар привел Сакса к Ельцину на аудиенцию с одной только задачей: дискредитация Российской академии наук. И Сакс два часа объяснял Ельцину, что не нужно слушать академиков, что это советские ученые, они не знают, что такое рыночная экономика, не понимают, как она работает, поэтому ничего хорошего они посоветовать не могут. Следовательно, не слушайте, что они говорят, а слушайте команду молодых реформаторов. Что, собственно говоря, и имело место. Закончилось все это, как мы помним, государственным переворотом 1993 года.

Вот здесь как раз немного скажу о том, что делало тогда отделение экономики Российской академии наук. Каждый год отделение экономики выпускало доклад, посвященный анализу хода реформ, критике и предложениям, как исправлять ошибки. Все это игнорировалось как в целом в макроэкономике, так и по отдельным реформам, которые касались и земельных отношений, и леса, торговли, валютного регулирования и прочего. 

 

Если брать по фрагментам, что мы получили? Как я уже сказал, было три постулата Вашингтонского консенсуса. В итоге либерализации мы получили галопирующую инфляцию и с этой инфляцией безуспешно боролись путем сжатия денежной массы, которая сократилась в разы в реальном выражении. В результате приватизации получили дезинтеграцию научно-производственных объединений и резкий рост издержек. Вследствие этой дезинтеграции отдельные юридические лица, которые были приватизированы в большинстве отраслей экономики, так и не смогли наладить нормальные хозяйственные отношения. Конструкторские бюро были превращены в склады, что мы очень хорошо видим по Москве и в торговые центры. Серийные предприятия, немного поработав, задохнулись без научно-технических разработок и в крупных городах тоже превратились в склады и торговые центры, то есть в объекты недвижимости. Дезинтеграция научно-производственного комплекса стала прямым следствием использованной технологии приватизации. Когда крупные научно-производственные объединения, которые представляли собой воспроизводящуюся целостность и единую систему управления, были приватизированы по частям и умерли. 

В итоге результаты реформ оказались противоположны целям и ожиданиям. Но, тем не менее, эксперименты, критика и эмпирические исследования особого влияния на проводившуюся политику не имели. Вот, в частности, график, который четко иллюстрирует последствия программы макроэкономической стабилизации. 

Мы видим, что, вопреки тому, что говорят монетаристы, при снижении денежной массы автоматически происходит снижение объема выпускаемой продукции, а при росте денежной массы — автоматически происходит увеличение выпуска продукции. Между ВВП, то есть уровнем экономической активности, и монетизацией экономики есть практически полная корреляция. Игнорирование этой очевидной закономерности (что в экономике должно быть необходимое для воспроизводства количество денег) повлекло вследствие программ стабилизации демонетизацию российской экономики. Вы видите, что по уровню монетизации она опустилась до уровня слаборазвитых латиноамериканских стран.

И успехов в борьбе с инфляцией даже в среднесрочном плане достигнуто не было. Вот графики, составленные Робертом Михайловичем Нижегородцевым, которые показывают устойчивую связь между объемом денежной массы и уровнем экономической активности, и являются эмпирическими доказательствами того, что в наших условиях сжатие денежной массы вело к повышению инфляции, точнее сопровождалось повышением инфляции, а не снижением и, наоборот, расширение денежной массы сопровождалось снижением инфляции. На что наши ортодоксальные монетаристы никак ответить не могут, это полностью противоречит всей доктрине Вашингтонского консенсуса макроэкономической стабилизации. 

Но есть причины, которые Роберт Михайлович объяснил. В частности, составлен фазовый портрет связи между инфляцией и монетизацией. Мы видим, что здесь нет прямой линейной зависимости, имеются экстремумы, где инфляция минимальна, и отклонения от этих экстремумов влево или вправо ведут к повышению инфляции. Это доказывает, что денег в экономике должно быть столько, сколько необходимо для её расширенного воспроизводства.

Деньги призваны связывать имеющиеся в экономике ресурсы. Если денег не хватает, инфляция растет по причине роста издержек, так как ресурсы не удаётся связать. То, что мы имеем хронически в течение всего нашего периода: незагруженные природные мощности, скрытую безработицу, экспорт природных ресурсов — это все следствия монетарной политики, когда денег не хватает на нормальных условиях кредитования, для того чтобы связать имеющиеся ресурсы в процессе расширенного воспроизводства. Ну и разумеется, когда денег больше, чем экономика может усвоить, тоже идет ускорение инфляции. То есть, связь между инфляцией и монетизацией намного более сложная, она прослеживается согласно эмпирическим исследованиям, которые Роберт Михайлович проводил. Практически во всех странах мы видим локальные экстремумы и нелинейные зависимости между инфляцией и монетизацией. 

То, что мы наблюдаем в нашей экономике, связь между инфляцией и монетизацией тоже не подтверждает прямой зависимости. Михаил Владимирович Ершов много работал в этом направлении. Правый график им создан и показывает, что индекс потребительских цен за 15 лет вырос на порядок меньше, чем повышение инфляции.

Главным результатом и, наверное, одной из целей проводившейся макроэкономической политики был вывоз капитала. Собственно говоря, вывоз капитала и есть цель доктрины Вашингтонского консенсуса, её смысл. Навязывание этой доктрины развивающимся странам необходимо для того, чтобы их поставить под контроль международного, в основном американо-европейского капитала и выжимать из них деньги. В результате мы видим хронический отток капитала из России, порядка 100 миллиардов долларов ежегодно.

В итоге Вашингтонского консенсуса сложилась такая система офшоризации нашей экономики, где примерно половина фонда накопления уходила в офшоры. При этом половина этих денег возвращалась обратно под видом иностранных инвестиций, а половина — оседала там навсегда. Вот здесь это дано в разрезе офшорных юрисдикций. Серая зона — это то, что мы не знаем, куда утекли деньги. После того как нынешнее руководство Центрального Банка пришло к власти, публикация статистики прекратилась, и мы имеем информацию только до 2012 года. Но я думаю, что ситуация мало изменилась. То есть, наша экономика стала офшоризированной. 

Собственно говоря, в сочетании с либерализацией приватизация приобрела криминальный характер в нашей стране. Это тоже можно было предвидеть, если основываться на эволюционной экономике и понимать, что решения экономическими агентами принимаются исходя из привычки, как они привыкли работать каждый день. Понятно, что схватка между красными директорами и криминалом закончилась в пользу криминала. Этого нельзя было даже избежать, как сегодня понятно, потому что приватизация была устроена так, что наиболее хищные, наиболее энергичные, наиболее циничные агенты имели преимущество. Скупали ваучеры, меняли их на водку, концентрировали капитал. А те, которые в организованной преступности эти капиталы накопили раньше, получили огромную фору. Поэтому, во-первых, приватизация сопровождалась не только дезинтеграцией научно-производственных структур, но и криминализацией. Об этом есть прекрасная книга Говорухина. Называется «Великая криминальная революция» и даёт прекрасную характеристику прошедшей приватизации. Есть доклады Генпрокуратуры, которые показывают, что на один случай приватизации приходилось одно преступление. И понятно, что криминал, захватив власть над значительной частью экономики и не веря собственному государству, стал вывозить доходы за рубеж. Большую часть предприятий постигло разорение, когда сначала через посреднические компании («прокладки» так называемые, однодневки) присваивались доходы и вывозились за рубеж; затем присваивался фонд заработной платы, люди не получали зарплату месяцами; затем продавалось оборудование, ну и, наконец, само предприятие превращалось в объект недвижимости. 

Именно сочетание криминальной приватизации и либерализации валютного регулирования породило офшоризацию российской экономики. Накопленным итогом к 2013 году было вывезено триллион долларов, из которых половина продолжала находится в системе воспроизводства капитала. 

Мы видим, что уже с середины 1990-х годов утечка капитала стала намного превосходить приток капитала в Россию. То есть, главная идея валютного регулирования была в том, что мы открываем дорогу иностранным инвестициям. В этом был главный мотив, который народу и руководству страны объяснили так, что без либерализации валютного регулирования нельзя привлечь иностранные инвестиции. Мы видим, что иностранные инвестиции ограничились в основном захватом контроля над предприятиями, а серьезных вложений так и не последовало. Зато произошел огромный отток капитала, в том числе через предприятия, которые были приватизированы в пользу иностранных собственников.  

В итоге у нас сложился такой кругооборот наших взаимоотношений с внешним миром.

Мы теряем все эти годы по 100 миллиардов долларов каждый год, в среднем. Здесь это канал неэквивалентного внешнеэкономического обмена, разница в доходностях и кредитных ставках, обслуживание внешних долгов и так далее. Этот поток в 100 миллиардов долларов является сухим остатком всей доктрины Вашингтонского консенсуса и вполне ожидаем. Все, что я вам рассказываю, прогнозировалось и доказывалось, руководство страны заблаговременно информировалось о том, что следование этой политике приведет к таким результатам. 

В итоге эта политика привела к дефолту. Я не буду подробно на этом останавливаться. В апреле на семинаре Института Царьграда был доклад Митяева Дмитрия Аркадьевича (директор Центра конструирования будущего МНИИПУ, ведущий научный сотрудник Финансового Университета при Правительстве Российской Федерации, кандидат экономических наук), в котором он подробно рассказал о том, что за 9 месяцев до дефолта мы составили экономическую модель и всем объяснили, что будет дефолт. Но в системе управления были люди, которые играли в финансовую пирамиду ГКО и предпочли отмахиваться от этих прогнозов. До сих пор многие из них продолжают занимать руководящие должности, хотя они были предупреждены и не возражали, они согласились с тем, что будет дефолт, но ничего не предприняли для его предупреждения. И более того, не осуществили тех мер, которые мы рекомендовали для того, чтобы этого дефолта избежать. 

Когда наступили тучные нулевые годы и немножко поменялся общий подход к системе государственного управления, в экономике мало что изменилось. Огромный поток нефтедолларов, который был связан с повышением цен на нефть, был переведен в стабилизационный фонд и не был использован для инвестиций. Говорилось о том, что это необходимо сделать, потому что слишком много денег надо печатать для выкупа валюты, быстро росла денежная масса (на 30% в год), а в рамках доктрины Вашингтонского консенсуса считалось, что увеличение денежной массы автоматически будет вести к росту инфляции. Исходя из этого было решено сверхприбыль от экспорта нефти отправлять в стабилизационный фонд. 

Анализ структуры бюджета Российской Федерации в сравнении с другими странами показывает, что в России, в отличие от других государств, доминировали расходы на так называемые полицейские функции, то есть безопасность, оборона, госуправление, в то время как уже многие годы, десятилетия даже, во всех странах мира расходы на развитие центральных органов власти превышают расходы на полицейские функции. В развитых странах это превышение пятикратно. В странах с переходной экономикой, таких же как мы, в четыре раза. И даже в развивающихся странах расходы на развитие в 2,5–3 раза больше, чем расходы на полицейские функции. У нас наоборот. При этом обратите внимание на нижний столбец, он показывает величину стабилизационного фонда, который доходил до 10% ВВП. Это изъятие из расходов бюджета в пользу США и Европейского союза, поскольку деньги уходили в валютные резервы. Если мы прибавим этот уходящий вниз столбец к зеленому столбцу, мы увидим, что структура расходов федерального правительства приблизится к показателям развивающихся стран. Из этого следует, что стабилизационный фонд был создан не потому, что у нас был избыток денег. У нас был недостаток денег, потому что мы тратили на науку в 3–4 раза ниже, чем должны тратить по отношению к передовым странам. На здравоохранение тратили и тратим до сих пор в два раза меньше по отношению к ВВП. На образование в 1,5 раза меньше. То есть, если бы все нефтедоллары, получаемые государством за счет экспортных пошлин, направили бы в бюджет, то мы всего лишь приблизились бы к уровню развивающихся стран по расходам на развитие в использовании валового продукта. Так что разговоры о том, что это были деньги лишние абсолютно не оправданы, на самом деле стабилизационный фонд образовался в результате недофинансирования расходов на развитие. Мало того, что денежная политика строилась так, что Центральный Банк выдавал денег даже меньше, чем набирал валютных резервов в экономику. То есть, это был «Карренси борд» в кубе, наверное. Так ещё и бюджет собирал деньги налогоплательщиков, но не вкладывал их, не возвращал обратно в экономику, а тратил на накопление валютных резервов, которые были, как мы теперь понимаем, не нужны, потому что арест валютных резервов привел не к краху курса рубля, а к его укреплению. 

Ещё один важный эпизод — монетизация льгот. Это пример абсолютно некомпетентных действий. Считалось, что вследствие того, что мы недофинансировали расходы на развитие, в обязательствах государства было больше мандатов, чем денег в бюджете. И было решено ликвидировать социальные льготы. Перебросить их частично на регионы, а частично вообще закрыть. При этом люди, которые все это апологизировали, не понимали, что социальные льготы используются отнюдь не на 100%. По нашим оценкам они использовались процентов на 20–25. Далеко не все люди, имевшие право на бесплатные телефоны, на дополнительную жилплощадь, на бесплатный проезд, стопроцентно этими льготами пользовались. Поэтому, когда эта реформа была предложена, мы посчитали и показали, что Правительству придется заплатить больше денежных компенсаций, чем они сэкономят на этих льготах. Так оно и получилось. Денег в итоге заплатили очень много. Больше, чем раньше тратили на льготы. Льготники сочли это оскорблением для себя. Ничего хорошего из этого не получилось. 

 

Разумеется, как я уже упоминал, мы постоянно предлагали меры экономической политики, необходимые для перехода к экономическому росту. Это касается механизмов досрочного кредита и программ модернизации экономики, обеспечения продовольственной безопасности, развертывания инновационных сетей, инженерных компаний, восстановления проектных институтов, импортозамещения, налогового стимулирования инвестиционной активности и так далее. Но это не было воспринято. Курс оставался прежним.  

 

В итоге к 2008 году у нас возникла абсолютно абсурдная ситуация. Я процитирую. «Оценка упущенных в период высоких цен на нефть возможностей в сфере денежной политики позволяет сделать некоторые допущения, которые раскроют парадоксы в политике регулятора после 2008 г. Если предположить, что Россия отказалась от Банка России и своей национальной валюты, перейдя на использование долларов и евро во внутреннем обороте, то в этом случае денег у нас оказалось бы вчетверо больше, инфляция была бы в три раза меньше. А кредиты стали бы вдвое дешевле и доступнее». (Из книги С. Глазьева «Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса», 2010 г.). Денежные власти занимались тем, что изымали деньги из экономики, то есть их работа свелась к четырехкратному сокращению денежной массы. Инфляция была бы в три раза меньше, потому что в долларах и евро инфляция меньше, чем у нас. То есть, чистый вклад денежных властей в регулирование наших взаимоотношений с внешним миром был сугубо отрицательным, а если бы они вообще отсутствовали, и мы бы перешли бы на работу в условиях 

Еврозоны или долларовой зоны, предположим, у нас было бы в три раза больше денег, в два раза дешевле кредиты, а инфляция была бы в три раза меньше. Вот вам отрицательный коэффициент полезного действия денежных властей.

Центральный Банк все эти годы выполнял функцию организации денежного предложения с точностью до наоборот. Вместо создания денег занимался их изъятием. По сути, Центробанк свел свою миссию к поддержанию курса доллара, а Правительство дополняло эту политику перекачиванием за рубеж около четверти налоговых доходов. 

Всё-таки главной миссией Центробанка является создание благоприятных условий для роста инвестиций. Конституционная функция — обеспечение стабильности национальной валюты. В совокупности эти две функции не были реализованы должным образом, и наша экономика втянулась в порочный круг, о котором сейчас пойдет речь.  

Мировой кризис 2008 года мы встретили на пике оптимизма. У нас были огромные валютные резервы и казалось, что наша экономика станет такой «тихой гаванью» для международного капитала благодаря экономической стабильности, но этого не произошло. В 2008 году глубина кризиса в России оказалась выше, чем в других странах. Произошло это вследствие сверхвысокой открытости, либерального валютного регулирования, когда классические действия западных стран по стягиванию капитала с периферии в условиях кризиса привели к обрушению российского валютного рынка. Центральный Банк на это пытался реагировать путем повышения процентных ставок. Результатом стало снижение ВВП. Вы видите, это тоже исследования Михаила Владимировича Ершова, которые показывают, что есть прямая зависимость между процентными ставками, которые регулируют цену денег, и динамикой ВВП. Ниже процентные ставки — выше темпы экономического развития, выше процентные ставки — наоборот. То есть, попытки подавить всплеск инфляции, который возник в 2008 году, путем ужесточения денежной политики привел к тому, что сократились инвестиции и других ощутимых результатов не было. 

Перед тем, как перейти к нынешнему этапу, немножко про теорию. Для того, чтобы понимать, что нужно делать, необходимо знать закономерности экономического развития. Я не буду детально описывать этот график. Внизу вы видите динамику технологических укладов. То есть, экономика развивается неравномерно. Она развивается «пульсациями». Каждая пульсация — это жизненный цикл технологического уклада, где подъем составляет порядка 25 лет (известна как «длинная волна Кондратьева»). С другой стороны, — производственных отношений, систем управления и институтов меняются мирохозяйственные уклады. Смена мирохозяйственных укладов происходит раз в столетие. Это связано с тем, что любая система производственных отношений, как учил нас ещё Маркс, всегда достигает предела своей эффективности. Но то, что Маркс считал точками отсечения экономических формаций, на самом деле является точками смены этапов в социально-экономическом развитии, которые проходили в рамках одной формации. В данном случае, условно говоря, капиталистической, хотя она наполовину стала социалистической уже в 20 веке. Тем не менее, современная индустриальная эпоха, уже пятисотлетняя, характеризуется двумя типами длинных циклов: технологическим и управленческим. Смена технологических укладов всегда происходит через депрессию, а смена мирохозяйственных укладов через мировую войну и социально-политическую революцию. Это подробно описано и в моих трудах, и в трудах моих коллег, поэтому я не буду останавливаться на причинах, но мы все эти причины раскрыли, показали их механизмы и объяснили, почему так происходит. В частности, смена технологических укладов всегда начинается с перенакопления капитала в определённых производствах, это перенакопление ведет к замедлению рентабельности, снижение рентабельности влечёт за собой повышение цен, подскакивает цена, прежде всего, на энергоносители как на наиболее монополизированный сектор экономики. С этого момента начинается переток капитала в новые отрасли, точнее в новые производства нового технологического уклада. Это период депрессии, который составляет 15–20 лет, и выход из этой депрессии связан с перетоком капитала в ключевые производства нового технологического уклада. За эти 15–20 лет происходит структурная перестройка экономики, начинается новая длинная волна. Все технологические чудеса происходили в этой «зоне родов» (заштрихованной) нового технологического уклада. Какой бы вы экономический скачок не взяли: Россию конца XIX — начала XX века и США, новые индустриальные страны, современный Китай — все экономические скачки происходили в период смены технологических укладов, потому что для передовых стран в этот период возникает проблема перенакопления капитала, из которой они не могут быстро выбраться. А страны периферийные, если они правильно выстраивают систему технологических приоритетов и готовят заблаговременно научно-технический потенциал, имеют возможность сразу привлечь капитал в передовые производства нового технологического уклада и совершить экономический рывок. То есть управленчески всё здесь понятно. Мы, к сожалению, этот момент пропустили.

Вот одна из закономерностей, которая важна для понимания экономической политики, политики развития. Что надо было делать в этот период нулевых годов? Не накапливать деньги в нефтедолларах и отдавать их обратно за рубеж в виде валютных резервов, а вкладывать эти деньги в инвестиции. Тогда мы могли бы совершить экономический рывок. А с нормой накопления 20% ВВП никакого рывка совершить невозможно. Нужно иметь норму накопления 35–40%. Как раз нефтедоллары давали такую возможность. Собираемая через экспортные пошлины сверхприбыль от экспорта ресурсов позволила бы нам накопить необходимый объем денег для инициализирующего импульса — перехода к новому технологическому укладу, модернизации экономики на его основе, и тогда сегодня мы бы жили в условиях экономического скачка, который совершил Китай.

Смена мирохозяйственных укладов, к сожалению, проходит всегда через мировые войны. О том, что будет мировая война, мы говорили ещё с коллегами Айвазовым и Пантиным в нулевых годах. А после 2008 года стало очевидным, что США и Запад ради сохранения глобальной гегемонии и старого мирохозяйственного уклада, оставшегося после распада Советского Союза, будут использовать любые средства. И мы понимали их стратегию, которая была открыто описана ещё Бжезинским, а до этого Маккиндером. То, что их агрессия должна была устремиться на нашу страну, было совершенно очевидно. Этого можно было избежать. 

Начиная с 2014 года антироссийская агрессия приобрела совершенно очевидный характер, но, вместо того, чтобы перестроить всю нашу систему управления в условиях уже начавшейся мировой гибридной войны, мы по-прежнему ходили «в трёх соснах» порочного круга повышения ставки процента для борьбы с инфляцией, сжатия кредитов, уменьшения инвестиций, падения технического уровня, снижения конкурентоспособности, девальвации рубля, роста цен и выхода на новый порочный круг. Мы прошли пять таких порочных кругов (цикл примерно от 4 до 7 лет). Этот порочный круг и описывает динамику эволюции нашей экономики, где ежегодно вывозится порядка 100 миллиардов долларов, которые оказываются «не нужны», излишни в рамках такой системы воспроизводства. 

Работает это понятным образом, когда повышаются ставки сверхрентабельности производственной сферы. Здесь показан 2015 год, а сейчас переходим к этапу таргетирования инфляции. 

Таргетирование инфляции мало чем отличается от доктрины Вашингтонского консенсуса. Здесь упор делается на таргетированную политику, которая исходит из того, что для борьбы с инфляцией или управления инфляцией (таргетирования) необходимо сосредоточиться на манипулировании ключевой ставкой, ставкой рефинансирования. При этом валютное регулирование остается либеральным, то есть, можно ввозить-вывозить капитал, и курс рубля должен быть свободным. Очень странная доктрина. Она основана на малоизвестной статье конца 1990-х годов или начала 2000-х. Эта статья была опубликована в анналах МВФ, где три автора доказывают то, что нельзя одновременно управлять несколькими параметрами: курсом, денежной массой и процентной ставкой. Нужно выбрать один. Почему один? Если вы мне скажете, что водить автомобиль можно только путем нажатия на педаль газа или на педаль тормоза или только крутить руль и не нажимать на эти педали — вот это по смыслу будет примерно тем же самым. Полный бред, иными словами. Абсолютно абсурдная доктрина. Единственное доказательство её — чисто эмпирическое исследование попыток стабилизации в европейских странах в период Великой депрессии, где им действительно не удалось добиться стабилизации по совершенно другим причинам. 

То есть, налицо примитивизация денежной политики для того, чтобы оставить только один параметр и все остальные бросить в свободное плавание — это полное непонимание законов кибернетики, системы управления и так далее. Это мифологизированная доктрина и работает она таким образом: она загоняет экономику в порочный круг, потому что повышение процентной ставки отсекает бОльшую часть предприятий производственной сферы в наших условиях, за исключением добывающей промышленности и химико-металлургического комплекса, которые работают на экспорт, плюс сельское хозяйство, которое получает субсидии. Все остальные отрасли становятся недоступными для кредитования, потому что рентабельность у них ниже ключевой ставки, соответственно, они не могут поддерживать оборотный капитал, не могут привлекать кредиты и идет суженное производство. 

Главным результатом перехода к таргетированию инфляции стал резкий рост валютных спекуляций. Я берусь утверждать, и уже доказано в наших работах, что главный смысл политики таргетирования инфляции — это обслуживание валютных спекулянтов. Мы видим, что переход к этой политике моментально привел к резкому росту оборотов на Московской бирже. То есть, ВВП не изменился, инвестиции пошли вниз, внешнеторговый оборот стабилен, только растет объем торгов на валютной бирже, потому что курс рубля стал объектом манипулирования со стороны валютных спекулянтов. Прямо с 2014 года они обрушили курс, и дальше вплоть до последнего времени, пока не сняли с рынка санкции, Центральный Банк занимался, по сути, обслуживанием валютных спекулянтов. В этом смысл политики таргетированной инфляции, а отнюдь не в борьбе с инфляцией. 

Поэтому, когда эта политика была объявлена, я написал статью «Санкции США и Банка России: двойной удар по российской экономике» и всё, что там было написано в 2014 году, произошло: и бегство капитала, и стагнация экономики, и фактически стагфляционная ловушка, в которой мы находимся по сей день. 

В данном конкретном случае оценка сложившейся ситуации даже более очевидна, чем в отношении шоковой терапии, когда ещё не было накоплено достаточно информации. Здесь у нас была вся полнота информации, подробный анализ и прогноз с выводами, которые полностью подтвердились. Когда мы перешли к таргетированию инфляции, резко выросла инфляция. Главный толчок инфляции дал обвал курса рубля в 2014 году. С этим боролись три года путем повышения процентных ставок, загнали экономику в этот самый «порочный круг» снижением инвестиций, деградацией. И, мне кажется, для всех здравомыслящих людей очевидно, что в ситуации, когда у вас открытая экономика, либеральный режим регулирования движения капитала, одна треть экономики — это внешнеторговый оборот, значит, если вы бросаете курс рубля в свободное плавание, то вы, конечно, получите инфляцию. Невозможно снизить инфляцию в открытой экономике без контроля за курсом рубля. Причём самое парадоксальное, что мы могли весь этот период держать курс рубля стабильным, потому что у Центрального Банка объем валютных резервов был в три раза больше, чем объем денежной базы, что позволяло просто стабилизировать курс рубля. А стабилизация курса рубля — это ключевое условие борьбы с инфляцией и важный фактор инвестиционного климата.

В общем, все эти негативные последствия были предсказаны. Притом, что до ареста валютных резервов рубль был самой обеспеченной валютой мира, объем резервов был в три раза больше объема денежной базы, и при этом он был самой плохой валютой стран двадцатки (G20). То есть, волатильность курса рубля в России была самой высокой по сравнению с другими ведущими странами мира и совершенно понятно, что главной причиной наших проблем были не объективные факторы, а валютный режим, который дал возможность манипулировать курсом рубля валютным спекулянтам. И когда Центральный Банк убрали санкции с рынка, курс рубля сразу пошел вверх, потому что, имея положительный торговый баланс и приняв меры по обязательной продаже валютной выручки год назад, а также убрав спекулянтов, мы сразу получили резкое повышение курса рубля. Это доказывает, что Центральный Банк, по сути дела, попустительствовал валютным спекулянтам. Убрали его с рынка, хотя он имел гигантские валютные резервы, и как Михаил Владимирович Ершов многократно писал в своих работах, ни один спекулянт против таких резервов не мог играть в принципе. То есть, если бы Центральный Банк сказал, что он будет держать курс рубля, не было бы вообще никаких попыток его опрокинуть. Но своей политикой отказа от борьбы за стабилизацию курса, Центральный Банк отдал всё в руки спекулянтов. А когда спекулянтов убрали с рынка, убрали Центральный Банк, выяснилось, что курс рубля недооценен в 1,5 раза.

Перед тем, как перейти к последней части своего доклада, давайте подведем некоторые итоги. Фактически, проводившаяся в стране денежная политика привела к искусственному дефициту возможностей кредитования инвестиций. Это породило целый ряд негативных последствий. 

 

Во-первых, «подсадило» наши экспортоориентированные сектора на внешние источники кредита и сделало нашу экономику крайне зависимой от внешних рынков. Это касается и офшоризации, и структуры внешнего долга, где огромный вес начал занимать иностранный кредит. В это время в западных странах происходила денежная экспансия, и если у нас объем денег сократился в реальном выражении, остался на одном и том же месте, то на Западе он увеличился в четыре раза. Понятно, что возможности захвата активов нашей экономики многократно выросли, и начался быстрый процесс перехода наших российских активов под контроль западного капитала, в том числе в стратегически важных отраслях, таких как алюминиевая промышленность и другие отрасли химико-металлургического комплекса. 

Второй момент. Создав искусственный дефицит денег и задрав процентные ставки, Центральный Банк по сути поставил реальный центр экономики в полную зависимость от банков. Разумеется, банки поддерживали эту политику, потому что она давала им возможность получать гигантские прибыли за счёт высоких процентных ставок. Поскольку наше законодательство формировалось под большим давлением банковского лобби, у нас абсолютно несимметричные права во взаимодействии кредитора и заемщика. Если права кредитора защищены залогами, большим комплексом регуляторных мер, то права заемщика не защищены ничем. Банк может произвольно поднять процентную ставку, может потребовать довнесения активов и так далее. В итоге, у нас махровым цветом расцвело залоговое рейдерство, когда банки в симбиозе с правоохранительными структурами стали просто отбирать активы, искусственно создавая ситуации, когда заемщик не мог обслуживать кредит, а дальше вступал в действие механизм отъема залогов и смена собственника. То есть, налицо банковское, залоговое рейдерство. Что привело, на самом деле, к очень негативным последствиям, когда огромное количество предприятий перешло от тех предпринимателей, которые их создавали, под контроль банков. Банки их перепродавали. Качество менеджмента резко падало, предприятия в конце концов прекращали развиваться.

Совокупный итог этой политики мы оцениваем на момент 2020 года как недопроизводство ВВП в размере 27 триллионов рублей и недофинансирование инвестиций порядка 20 триллионов рублей. На 2023 год эти цифры, конечно, гораздо выше.

Сравнивая ход реформ в России с тем, как развивался Китай, мы видим явные отличия. Они заключаются в том, что мы не смогли совершить экономический рывок, хотя имели к тому гораздо больше возможностей, чем Китай (за счёт колоссального научно-технического потенциала, оставшегося от СССР). Здесь, правда, у нас 2001 год в качестве отсчёта, можно считать, что уже сформировалась современная система управления, которая действует до сих пор. Мы видим, что российская экономика развивается как периферийная экономика по отношению к европейской и американской. То есть, Россия являлась всё время финансовым донором для Америки (из страны уходило 100 миллиардов долларов каждый год в основном в американские офшорные юрисдикции) и одновременно была сырьевой периферией Европейского союза. 

В итоге мы развивались синхронно с центрами мировой экономики, в то время как Китай вырвался вперед, увеличил производство в пять раз, за счёт инвестиций, прежде всего. Я уже не говорю о том, что эти инвестиции были вложены правильно, в новый технологический уклад и так далее. Но с точки зрения макроэкономики главное объяснение китайского рывка — резкий рост инвестиций. Норма накопления дошла до 45 процентов. За счёт чего? Эти инвестиции были профинансированы за счёт целевого кредита. Монетизация китайской экономики сегодня превышает американскую более чем в 1,5 раза. Это означает, что в Китае создан более мощный и развитый финансовый сектор. Как это произошло? 

Нам говорили, что нельзя печатать деньги для инвестиций и для каких-либо целевых нужд. На самом деле, в Америке 95 процентов долларов создается ФРС под задачи правительства. Вот Михаил Владимирович Ершов, опять же на него ссылаюсь, всё это прекрасно показал на данных статистики. Главным бенефициаром денежной эмиссии является Правительство США, и эти огромные займы, которые делаются американским Правительством, все финансируются за счёт простой эмиссии денег. Через очень простой механизм. Просто прямая покупка облигаций американского правительства со стороны ФРС, которая является конечным покупателем. Всё очень просто. Нам они говорили, МВФ и прочие, что нельзя ни в коем случае этого делать — будет инфляция. В итоге мы получили инфляцию, они получили развитие. 

 

В Китае гораздо более сложная система. В Китае работает этот первый канал — эмиссия денег для Правительства, но дело в том, что в Китае вся банковская система работает как институт развития. Она создаёт деньги под расширение производства и инвестиции. Причём здесь не требуются такие рыночно оцененные залоги, залоги достаточно условные. Условия кредитования очень благоприятные: 0,2% под приоритетные проекты, 2% для государственных предприятий и предприятий с хорошей кредитной историей, 4% — для всех остальных. В этом процессе активно участвуют Центральное Правительство, провинции. И вся банковская система работает в целях наращивания инвестиций. Рост инвестиций идет так мощно, что объем предложения товаров достаточен для поглощения избыточной денежной массы. В отличие от нашего «порочного круга», здесь создан созидательный круг, когда сырьевая кредитная эмиссия идет на рост инвестиций, рост инвестиций даёт нам повышение эффективности, рост масштабов выпуска товаров, внедрение новейших технологий. Это ведет к росту предложения и к повышению экономической эффективности одновременно. В итоге, наращивая денежную массу подчас на 30–40 процентов в год, Китай не получил высокой инфляции, более того он сталкивался с дефляцией периодически, потому что объем выпуска товаров и повышение эффективности опережали рост спроса. И этот позитивный круг созидания сопровождался, в том числе, высокой нормой сбережения, потому что население вело себя в данном случае грамотно в ожидании будущего экономического развития. Приватизация в Китае шла не путем ваучерного распределения собственности, когда гигантские предприятия захватывались обществами с ограниченной ответственностью с капиталом в 10 000 рублей. В Китае нельзя было такого представить, чтобы компания с 10 000 рублей захватила предприятие в 10 миллиардов. У нас это было сплошь и рядом. 

В Китае в первые пять лет реформ вообще не было понятия «ограниченная ответственность», там десять лет выращивали предпринимательское сословие на свой страх и риск. Хочешь быть предпринимателем — бери на себя полную ответственность. Не отдал кредит — ты виноват, будешь всем своим имуществом рассчитываться. И вот эти пять-десять лет обучения дали здоровое предпринимательство, не криминализированное приватизацией, в которой бандиты преуспели больше остальных, а естественный конкурентный отбор предпринимателей, которые создавали свои предприятия на свой страх и риск.  

Могли мы реализовать такой же подход? Конечно, могли. Но, Александр Гельевич правильно сказал, что главной задачей у нас было встроиться в любой капитализм, в том числе африканского типа, такой «феодальный». И приватизация у нас имела другую задачу. 

В Китае рыночный сектор развивался не за счёт приватизации, а за счёт создания новых предприятий. И Государство поддерживало новые предприятия, если они давали рост производства. Все эти знаменитые гиганты — Huawei, Xiaomi — выросли из кооперативов. Примеров приватизации немного. И приватизация в Китае рассматривается как способ повышения эффективности. Мы видим там смешанную экономику, где госсектор занимает, в общем-то, вполне приличный вес. 

Таким образом, было экспериментально показано, что те идеи и те предложения, о которых я вам рассказываю, привели к китайскому экономическому чуду. Собственно говоря, то, что мы предлагали все эти годы, в Китае было реализовано. Это эксперимент, который доказывает, что те закономерности, которые лежат в основе наших рекомендаций, то понимание устройства экономических механизмов, мотиваций, обратных связей между денежной политикой и производственным сектором, между правами собственности и экономическим ростом эффективности, — всё это работает. Всё это отражает объективные законы, которые абсолютно игнорируются и не используются в нашей системе управления. Причина очень простая. Она заключается в том, что экономическая политика, как вы знаете, это всегда результат экономических интересов. Проблема в том, что в результате шоковой терапии сложилась властвующая элита, в которой компрадорская олигархия с коррумпированной бюрократией составляют симбиоз, который ничего не хочет менять. Это нежелание ничего менять приводит к тому, что мы крутимся в этом порочном круге, единственным итогом которого является колоссальный вывоз капитала. 

 

 

Наш Центральный Банк, в отличие от примеров китайского и американского, занимается высасыванием денег из экономики. Здесь два канала. Депозиты и облигации Центрального Банка, за счёт которых он выкачивает деньги, плюс стабилизационный фонд, в который Правительство сливало сверхприбыли от нефтегазового экспорта. 

Альтернативная денежная политика, которая должна была бы проводится, дала бы нам возможность увеличения монетизации, роста денежной базы. Но всё это должно вестись, конечно, в рамках стратегического управления под контролем Государства. Не случайно Китай и Индия не либерализовали вывоз капитала. Для того, чтобы проводить целеориентированную денежную политику, необходимо ограничивать вывоз капитала только теми целями, которые нужны для развития экономики. Если мы не ограничиваем вывоз капитала, то смягчение денежной политики и целевые механизмы льготного кредитования, как это было у нас несколько раз, приводят к тому, что банки начинают перекачивать деньги на валютный рынок и провоцируют инфляцию за счёт игры против рубля. Поэтому для проведения целеориентированной денежной политики необходимо ограничение валютных операций капитального характера. 

Наконец, последний этап, в котором мы сегодня находимся. Как я уже говорил, мир втянулся в гибридную войну, развязанную США и их союзниками. Это было очевидно ещё в 2008 году. Стартом этой войны стал мировой финансовый кризис, который показал, что для сложившейся системы управления достигнуты пределы её дальнейшего развития. Уже тогда было понятно, что главным агрессором является США, которые будут пытаться использовать все свои возможности для удержания гегемонии. 

Наибольшую силу США имеют в валютно-финансовой системе. О том, что доллар будет использоваться в качестве оружия, мы писали, начиная с 2010 года. А в 2014 году это стало очевидно, когда американцы начали вводить свои финансовые санкции. Мы дали обоснование, как вы видите, они здесь опубликованы (на слайде) и даны были ранее 2016 года. Говорилось о том, что необходимо уводить валютные резервы из доллара в евро, переходить на расчёты в национальных валютах, защищать стратегически важные отрасли экономики от захвата иностранным капиталом и так далее. 

 

Также говорилось, что если экономика останется в прежнем формате периферии американоцентричного мирохозяйственного уклада, то Россия долго не сможет противостоять агрессии США. Мы настаивали на том, что необходима суверенизация экономического пространства, денежно-кредитной системы и говорили прямо, что пока не поздно, необходимо распродать валютные активы, размещённые в облигациях США, Британии, Франции, Германии и других стран, участвующих во введении санкций против России, заблаговременно забрать активы из иностранных госкорпораций, рекомендовать то же самое сделать частному сектору, создать свою платёжно-расчётную систему и так далее. Из всего этого было реализовано только два предложения: Центральный Банк создал систему передачи электронных сообщений, которая полностью независима от SWIFTа, а также карточку МИР. Это, конечно, немаловажно, но та ситуация, которую допустили с валютными резервами, — это, конечно, очень странная ловушка, в которую мы попали, потому что то, что их отберут, было очевидно ещё в 2015 году. 

Также было очевидно, что американская агрессия на Украине будет нарастать. И здесь, опять же, прогноз 2014–2015 годов, где мы предвидели милитаризацию Украины и всё, что мы сейчас имеем, включая войну, и оснащение украинской армии вооружениями НАТО, и доведение её до полумиллиона человек. Всё это было предсказано. 

Также было предсказано, что именно в эти годы — 2021–2025 гг., а особенно 2024–2025 гг. — мировая гибридная война достигнет апогея. Мы сейчас его проходим. В зависимости от того, как мы его пройдем, будет складываться наша дальнейшая судьба. 

 

 

Мы, к сожалению, к этому не подготовились. Хотя были даны предложения, как избежать мировой войны. Было высказано три идеи. Первая. Когда мы ещё дружили с Западом, нашим академическим сообществом было предложено (в рамках G20 в Санкт-Петербурге) инициировать создание планетарной системы защиты от космических угроз. Тема очень актуальная. Тогда были очевидные приближения астероидов и метеоритные явления. Научное сообщество было к этому готово. И наше, и западное. Создание общепланетарной системы защиты от космических угроз позволило бы выстроить необходимый уровень доверия между нашими странами и, по сути, создать единую систему управления всеми ракетно-космическими силами, что исключало бы их применение друг против друга. В том числе развертывание американской спутниковой системы, которая фактически является боевой и сейчас используется против нас. Этого бы не было, если бы мы пошли по такому пути.

 

 

Вторая. Когда в 2014 году это стало невозможным, мы предлагали создать антивоенную коалицию, начать процесс отказа от американского доллара, затем добиться расследования деятельности американских биолабораторий, потому что было также понятно, что высок риск биологической войны с применением целеориентированных вирусов. Но все эти развилки были пропущены, мы увлеклись минским переговорным процессом и, по сути, открыли дорогу американцам для реализации самого плохого сценария, в котором мы оказались.

Третья. Можно было дать им по зубам с точки зрения ареста их активов. Мы предлагали в 2014 году ответить симметрично на американские санкции и арестовать их активы, ввести против них санкции. Объем здесь, как вы видите, примерно одинаков. Наших активов чуть больше, но, тем не менее, это сравнимые вещи. 

 

Вместо этого, мы ничего не делаем и до сих пор разрешаем им пользоваться активами. Одновременно, продолжается тот вывоз капитала, который был все эти годы, а прошлый год стал вообще рекордным. Мало того, что мы потеряли валютные резервы (они арестованы на 300 миллиардов долларов), так ещё вывоз капитала составил 240 миллиардов долларов и достиг абсолютного рекорда. То есть, экономическая политика абсолютно несовместима с теми требованиями экономической безопасности, национального суверенитета и победы в мировой гибридной войне против противника, который нас в 10 раз превосходит по валютно-финансовым возможностям. Вот так вот разбрасываться капиталами и ресурсами совершенно недопустимо. 

В завершении хочу сказать, что мы находимся в сложной ситуации. 

 

Расходы на науку и конструкторские разработки, хотя Президент России поставил задачу технологического суверенитета, у нас ниже, чем среднемировые. Это в процентах к ВВП, мы говорим о наукоёмкости. Если брать абсолютные объемы, то там расхождение на порядок! 

В то же время, у нас есть ресурсы. Но использованию этих ресурсов мешают, у нас введен такой термин, «институциональные ловушки» (я по-простому скажу «дисфункции» институтов госрегулирования). А именно: Центральный Банк вместо создания кредита для финансирования инвестиций высасывает деньги из экономики. Вместо обеспечения стабильности рубля спекулянтам позволяют раскачивать курс. Госбанки вместо финансирования инвестиций финансируют спекуляции и присваивают собственность заемщиков. Суды вместо рассмотрения дел штампуют сфабрикованные обвинения с целью легализации рейдерского захвата имущества. Вместо финансового оздоровления предприятий вследствие ухудшения макроэкономической ситуации они подвергаются криминальным банкротствам. Российская экономика превращается в кладбище разоренных заводов. Вместо рывка мы имеем имитацию. 

У нас есть возможности для развития. Анатолий Геннадьевич Аксаков сказал про то, как оживилась экономика вследствие роста госзакупок. У нас все необходимые возможности для экономического рывка остаются. Не буду сейчас уже подробно говорить об этом. Скажу, что эти возможности пока не предполагается использовать. Вот прогноз развития экономики России до 2024 года от Минэкономики. Видите, нас ничего хорошего не ждет. Нулевые темпы роста. Очень низкие темпы роста инвестиций. Денежная программа Банка России не предполагает каких-либо изменений. На 2025 год Центральный Банк остается нетто-заемщиком экономики, изымая из экономики в общей сложности 27 триллионов рублей, вместо того чтобы их вливать в экономику. Мы находимся в ловушке рефлексивного управления, когда ведем политику, которая нам вредна, которую нам подбрасывают враги — Международный валютный фонд и прочие. И имеем при этом огромные возможности! 

 

 

 

Благодаря чему достигнут был тот рывок в Чувашии за последний год? Загрузка производственных мощностей у нас составляет 60%, машиностроения — процентов 30–35, даже в авиастроении 20%. То есть, мы могли бы поднять темпы роста промышленного производства в два раза и выпуск продукции, точнее, потенциал выпуска продукции у нас составляет не 1,5–2%, как считает Центральный Банк, а 25–30% по наличию свободных производственных мощностей. По наличию трудовых ресурсов мы, конечно, сейчас упираемся в потолок нехватки квалифицированных кадров, но, тем не менее, в целом для экономики сегодня есть достаточный резерв трудовых ресурсов (и в части скрытой безработицы на предприятиях, и в части общего рынка труда). У нас, как вы знаете, безграничная сырьевая база и нефтегазохимия, о которой Анатолий Геннадьевич тоже говорил, — это возможность увеличить выпуск продукции в десятки раз, развивая нефтегазохимию, а не экспортируя газ. У нас есть ещё хороший научно-технический потенциал, который себя проявляет сейчас в оборонно-промышленном комплексе. Единственное, чего нам не хватает, это кредитов. То есть, до сих пор наши денежные власти не могут понять, что смысл денег в экономике — это связывание имеющихся ресурсов. Поэтому целевое кредитование, связывание ресурсов по вот этим пяти направлениям Стратегии опережающего развития — это необходимое условие для экономического рывка. А именно, опережающий рост нового технологического уклада, который растет в среднем в мире на 25–30 процентов; динамическое наверстывание в тех сферах, где у нас передовой технический уровень (в той же электротехнике, авиатехнике); догоняющее развитие, которое сейчас вполне возможно на базе импортозамещения; углубление переработки сырья; стимулирование инновационной активности, развитие человеческого потенциала. Всё это в совокупности по нашим оценкам даёт возможность развиваться с темпом не менее 8% в год, но для этого нужно наращивать инвестиции более чем на 16%. Приоритеты понятны, структура нового технологического уклада ясна. 

Ясно, что мы сильно отстаем, но он уже входит в фазу роста и требуются большие усилия, чтобы влезть в последний вагон, как говорят «окна возможностей, а для этого нужна целеориентированная ценовая политика, где конечные заемщики будут получать деньги под 2–3% годовых в этих приоритетных направлениях. Для этого нужен контроль за целевым использованием кредитов. Здесь как раз уместно использование цифровых инструментов и цифрового рубля. Всё это должно быть погружено в систему стратегического управления, которую тоже хорошо понятно, как организовать. 

 

 

 

 

Ну и в завершении, чтобы не было всё так грустно, хочу сказать, что мы разработали стратегию развития Евразийского Экономического Союза, которая позволяет выйти на опережающий экономический рост с темпом до 5% прироста ВВП и выше. И всё же не всё, что мы предлагали, было отметено.

Ниже краткий перечень тех наших рекомендаций, которые были реализованы в разных сферах. Но это пока не система, это отдельные результаты. 

 

  

 

Александр Дугин. У меня сложилось такое впечатление, что эта стопка книг и этот доклад Сергея Юрьевича Глазьева представляют собой некий «токен», который достаточно только включить в наше Государство, и всё заработает. Всё вместе своего рода такой патриотический Искусственный Интеллект, который достаточно подключить к системе управления, и у нас есть шанс спастись. После такого фундаментального эпохального и программного доклада Сергея Юрьевича, который описывает и теорию, и подходы к практике, я бы хотел передать слово Евгению Степановичу Савченко (член Комитета Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по бюджету и финансовым рынкам, доктор экономических наук, профессор). Человеку, который осуществил, на мой взгляд, управленческое чудо в Белгородской области, потому что при одинаковых в целом стартовых условиях в близких областях, то, во что Евгений Степанович превратил Белгородскую область, это настоящее чудо.

Тема доклада «О краткой концепции новой экономической модели». И у меня просьба — всего десять минут. 

Евгений Савченко. Уважаемые Александр Гельевич, Сергей Юрьевич, уважаемые коллеги, мы находимся всё ещё в объятиях Вашингтонского консенсуса, точнее, в его тисках. Что нужно сделать, чтобы выйти из этого? Необходимо, как сказал Сергей Юрьевич, нам обрести экономический суверенитет. На какой основе? На основе рыночных отношений? То есть, капитализм? Или возвращаться к плановой экономике? Или найти какую-то третью экономическую модель? Вот я как раз хотел бы вас ознакомить с такой новой экономической моделью (Приложение  -- Презентация Савченко). 

Как говорил ещё К. Шваб, и эту же мысль высказывал и Владимир Владимирович Путин, капитализм себя исчерпал. Станцию под названием «социализм» мы тоже проехали, к сожалению. Может быть, слишком рано. Значит, нужно что-то другое. Новую экономическую модель у меня символизирует вот эта картина «Праздник урожая», а я бы сказал: «Праздник новой экономической модели». 

Итак, капитализму нет. А что же нас ожидает? Нас ожидает какой-то новый призрак, который бродит по планете. Это призрак «солидаризма». Главный запрос в этом экономическом феномене — справедливость. Причём, справедливость не уравнительная. Я хочу, чтобы вы обратили на это внимание. Справедливость не уравнительная, а «справедливая». В центре этой справедливости должна быть новая экономическая модель, которая должна быть справедливоцентричной. 

В чем отличие новой экономики? Они вот здесь и изложены. Рыночная экономика, плановая экономика и справедливоцентричная. Рыночная экономика — это капитализм как общественный строй и частная, акционерная собственность, в основном негосударственная форма собственности. Есть наёмный труд. Цель рыночной экономики — это, конечно же, прибыль. Основные принципы — это конкуренция, обогащение, погоня за беспредельным потреблением. К чему это привело? Это привело к «финишу» данной модели. С этим уже все согласны. Как апологеты, так и противники капитализма. 

Плановая экономика. Её общественный строй — это социализм. Собственность в основном государственная, есть кооперативы, колхозы. Наёмный труд, конечно же, есть. Социализм у нас превратился, по сути, в государственный капитализм, где есть наёмный труд. Цель какая? Создать сильное государство. Да, действительно, оно было создано. Основной принцип — обеспечение социального равенства. 

Справедливоцентричная модель экономики. Общественным строем, я считаю, должен быть солидаризм или солидарное общество, так проще сказать. Собственность должна быть смешанная. И новый вид собственности появляется, я бы её назвал «трудовая». Это новый феномен собственности, который заключается в том, что человек обладает собственностью до тех пор, пока он трудится на каком-то предприятии. С наличием трудовой собственности и превращением трудящегося человека в собственника, естественно, наёмный труд исчезает. Цель какая? Благополучие человека. Основной принцип — справедливость.  

Итак, отличие справедливоцентричной модели экономики от существующей заключается в том, что отсутствует наёмный труд, появляется трудовая собственность, высшая цель — благополучие человека и основной принцип — справедливость. 

Что мы понимаем под справедливостью в экономике? То, насколько правильно и справедливо распределяется итоговое богатство, которое создаётся в процессе экономической деятельности. На уровне предприятий это называется доходом, а в масштабах страны новое богатство — это ВВП. Оно распределяется между тремя выгодоприобретателями: собственником, который получает прибыль, наёмными работниками, которые получают зарплату и государством, которое получает налоги.

Давайте посмотрим, как распределяется у нас ВВП России по итогам 2021 года, хотя он мало отличается от ВВП 2020 года, и, в том числе, 2022 года. Что мы видим? Прибыль после налогообложения из 130 триллионов рублей у нас 55 триллионов рублей. Сорок восемь триллионов рублей — это консолидированный бюджет и все фонды. Анатолий Геннадиевич Аксаков может подтвердить, это всё официальные данные. Что касается Фонда оплаты труда, здесь этих данных нет, но легко подсчитать. От 130 отнять 55 и отнять 48, получается, что фонд оплаты труда в экономике (не в целом по стране, а в экономике) — 27 триллионов рублей или 21% в структуре ВВП России.

Вывод какой напрашивается? Несколько тысяч собственников распорядились прибылью, в два раза большей, чем заработная плата пятидесяти миллионов наёмных работников. Вот в этой структуре как раз кроется те проблемы, о которых Сергей Юрьевич сказал. В этой колоссальной прибыли кроются причины вывоза капитала, постоянного роста цен (то, что Михаил Мишустин назвал жадностью в погоне за прибылью) и здесь же причины нашей перманентной бедности, от которой мы никак не можем избавиться. 

Что нужно сделать, чтобы за счёт уменьшения прибыли увеличить долю оплаты труда? Анатолий Геннадиевич вместе со мной инициирует закон о том, чтобы ограничить размер прибыли на предприятиях всех форм собственности размером оплаты труда. Исключения делаем для экспортеров и для инноваторов. Для экспортеров — на ту часть продукции, которая экспортируется, и для инноваторов, которые выходят на рынок с каким-то новым продуктом. Они должны быть заинтересованы в том, чтобы заработать больше прибыли, чем размер фонда оплаты труда. Для того, чтобы не было соблазна все доходы направить на заработную плату (рост заработной платы, а, соответственно, и рост прибыли), нужно принять второй закон. Ограничить среднюю заработную плату в субъектах экономики по отношению к заработной плате в бюджетной сфере региона присутствия предельным коэффициентом. Это всё счётно. Ну и для того, чтобы наступило торжество справедливости, нужно ещё вот эту вишенку на торте принять (которая, кстати, распространена в странах с либеральной экономикой, в скандинавских странах прежде всего), — это ввести предельные коэффициенты между доходами десятью самых высокооплачиваемых работников и десятью низкооплачиваемых работников. Какой это должен быть коэффициент? Это вопрос общественного консенсуса. Это вопрос тоже счётный. 

Выводы какие напрашиваются? Изменится структура ВВП в пользу трудящихся. Произойдет снижение цен на продукцию высокорентабельных предприятий. Переток прибыли в низкорентабельные отрасли произойдет. 

Я вам приведу пример Белгородской области. Предприятия металлургического комплекса имеют прибыль за тот же 2021 год в десять раз выше фонда оплаты труда. Представьте себе, что у них вот эта прибыль была бы равна фонду оплаты труда. Значит, они бы на рынок были вынуждены поставлять продукцию (при том же уровне заработной платы около 100 тысяч рублей) в два в три раза меньше. Если они выходят на внутренний рынок с такой стоимостью, то выигрывают все получатели металла, которые пользуются этой продукцией. 

Приняв эти три решения, что мы получим в итоге? Слева это известно уже. Мы видим, что прибыль уменьшится практически в два раза. Притом фонд оплаты труда наёмных работников в экономике тоже увеличится практически в два раза. Налоги останутся примерно на том же уровне, как это в мировой практике и принято. Мы получим в итоге удвоение заработной платы в экономике как минимум. А если в деньгах, то не менее 20–25 триллионов рублей люди получат и выйдут с этим финансовым ресурсом на внутренний рынок. Если они выйдут с этими ресурсами на внутренний рынок, естественно, произойдёт увеличение спроса. Увеличение спроса приведет к росту экономики. Ну и обеспечена будет независимость внутренних цен от мировых. А если произойдет независимость от мировых цен, значит, произойдет их стабилизация. Это что касается структуры ВВП. 

Что ещё нужно сделать в существующей модели экономики для того, чтобы прийти к этой солидарной модели? Нужно заняться налоговой реформой. Существующая налоговая система очень трудно администрируемая, очень уязвимая с точки зрения её исполнения и в какой-то степени коррупциогенная. Можно перейти на рентную и (или) транзакционную систему налогообложения. Что мы получим в итоге, приняв новую систему налогообложения? Мы получим в консолидированные бюджеты страны за счёт рентной платы за энергоресурсы (которая будет в тарифах) не менее 20 триллионов рублей. 

Поступление комиссий за финансовые транзакции — не менее 20 триллионов рублей. Я подсчитал, что если бы мы в размере 0,3% ввели комиссию на финансовые транзакции по итогам 2021 года, то получили бы не менее 10 триллионов рублей. Очень всё просто, всё прозрачно, ничего не скроешь и никто не чувствует, что это налог какой-то дополнительный. Доходы от внешнеэкономической деятельности порядка 10 триллионов рублей. Акцизы, естественно, от них никуда не денешься. И очень важный платёж — это налог физических лиц за сверхнормативное потребление. Не налог на имущество, которым сегодня обкладываются и бедные, и богатые по одинаковому тарифу. Имеешь ты квартиру не 150 кв. м., которую тебе по норме положено, а 500 кв. м. — всё, плати дополнительный налог. Имеешь какой-то дорогой автомобиль — плати. Имеешь яхту — плати. За это всё надо платить. 

Что мы будем иметь в результате введения этой налоговой системы? Упрощается администрирование. Мы сократим порядка миллиона счётных работников, которые только на НДСе сегодня сидят и считают НДС. А вообще НДС, налог на прибыль, НДФЛ — мы их вообще упраздняем. То есть, результат труда. Обнуляется теневая и серая экономика. Потому что все платят. Какой смысл в конвертах платить заработную плату, если с нее никаких платежей не придется платить (ни НДФЛ, ни отчисления в социальные фонды). Вырабатываются стандарты умеренного потребления, если за сверхнормативное потребление будет введен соответствующий налог. И этот налог должен быть прогрессивным. Речь не идет о заработной плате. Только на имущество. Только на то, чем владеешь. 

Что ещё нужно в новой экономической модели? Решить вопрос собственности. Противоречия между трудом и капиталом — это экзистенциональная проблема рыночной и плановой экономики. Причина в чём? Наёмный работник отчужден от собственности. Если он отчужден от собственности, он отчужден и от результатов своего труда. Он наёмный. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Путь решения — дать возможность каждому работнику стать совладельцем предприятия, то есть заработать часть его собственности. Не получить в подарок, ни каким-то иным путем, а именно заработать в течение срока оборота капитала. И в целом, я считаю, что около 40–60% собственности предприятия должны принадлежать трудовому коллективу (не в целом, а работникам его). Она должна быть распределена пропорционально их доходу, их заработной плате. Что происходит? Исчезает институт наёмничества, родовое проклятие капитализма, наёмный работник становится «со-собственником» и превращается в «со-трудника». Соответственно, меняется атмосфера в коллективе и в обществе, повышается эффективность работы предприятия. Да, не всё сразу произойдет, но нужно встать на этот путь. Путь солидаризации.

Этим далеко не исчерпывается новая экономическая модель, но я сказал о главном. Конечно же, должен быть предсказуемый курс рубля, он не должен быть спекулятивным, о чём Сергей Юрьевич говорил. Должна быть умеренная сдержанная стоимость денег. Она должна быть такой же, как в других западных финансовых регуляторах, в которых от нуля до одного процента стоимость денег, а не 7–10% как у нас. Ну и соответствующие должны быть отношения власти и бизнеса. 

В завершении хотел бы обратить внимание на солидарное общество. Из каких оно складывается составляющих? Справедливоцентричная экономика. Затем должно быть богоцентричное мировоззрение. Затем народоцентричная архитектура власти. Затем человекоцентричное социальное устройство, ну и инновационно-центричная наука. Из этих пяти составляющих и должно состоять солидарное общество. 

Я вношу предложение, чтобы в рамках Института «Царьград» создать площадку по концептуальной проработке солидарного общества. За ним будущее. Другого общества у нас нет. 

Спасибо!

Александр Дугин. Благодарю Вас. Особенно я хочу подчеркнуть, что Евгений Степанович с его замечательными прозорливыми идеями показал пример, что всё это можно сделать на практие. Как с его проектом сельского строительства, как облагораживания территорий с другими проектами. Мы как-то слишком часто забываем о значении утопии, фантазии, а это очень важно. Это одна из самых реализуемых вещей. Свойство мечты — становиться действительностью. В случае с Евгением Степановичем его замечательные идеи обладают таким свойством, что он доказывает их на практике, как и Сергей Юрьевич.

Теперь Игорь Алексеевич Гундаров, главный научный сотрудник Научно-исследовательского института общественного здоровья и управления здравоохранением Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова, доктор медицинских наук, кандидат философских наук, профессор, академик Российской академии естественных наук, Академии труда и социальных отношений. 

Игорь Гундаров. Добрый день, уважаемые товарищи! Спасибо за возможность участвовать в таком интересном сообществе. Я полный дилетант в вопросах экономики, неофит. Но, правда, философ и дружил со многими экономистами. В частности, мы были друзьями с Дмитрием Семеновичем Львовым, поскольку занимались демографией и влиянием психики на демографические процессы. Ему это очень понравилось. Я почерпнул много из того, что, мне кажется, необходимым для того, чтобы понять и то, что происходит и то, что нужно делать. 

А я еще имел счастье дружить с главным редактором Независимой газеты, который в начале 90-х собрал всех экономистов, и они разговаривали в течение четырёх часов. Он этот разговор потом резюмировал: «я пришел к такому выводу: экономики как науки нет». Потому что если собрать представителей разных школ и направлений, то они друг друга нейтрализуют. Вот мы прослушали Сергея Юрьевича. А если пригласить сюда Набиуллину, она докажет с такой же уверенностью всё наоборот. Поэтому, наверное, необходимо подключать дилетантов, ведь как известно устами младенца глаголет истина. 

Немного продолжу то, о чём говорил Евгений Степанович относительно экономической модели. Я непосредственно участвовал в реализации его инициативы в управлении Белгородской областью по критерию «качество жизни», которое было поставлено как ключевая единица развития региона. 

А вот что можно предложить? Я бы предложил, Сергей Юрьевич, к тому первому графику, где показана динамика разных государств, включить Узбекистан. И мы вдруг обнаружим, что темпы роста Узбекистана значительно опережают Китай. Там примерно за это время построили четыре Узбекистана, где реально произошло экономическое чудо. 

А вообще, что такое экономическое чудо? Если посмотреть с экономических позиций на разные исторические периоды развития России, то мы вдруг наталкиваемся на НЭП. А НЭП как был немножко под запретом в советские годы, точно также под запретом и сейчас. Самое первое экономическое чудо было в годы НЭПа. И там была индустриализация. Не Сталин начал заниматься индустриализацией, а Ленин. И среднегодовые темпы роста во время НЭПа составили 44% за 7 лет.  

А что же обеспечивало такой темп? Нет ли чего-то подобного в Узбекистане? При обсуждении этих вопросов я от Дмитрия Семеновича впервые услышал выражение «государство как играющий тренер». И мы вводим понятие трёхсекторной экономики — экономики здравого смысла. Что такое экономика здравого смысла? А вообще, с позиции философии, что такое экономика? Это сфера деятельности по удовлетворению потребности людей в товарах, услугах и желании трудиться. У каждого из нас есть рефлекс что-то делать. Поэтому, когда человека отправляют в тюрьму и он просто сидит и ничего не делает, это само по себе является наказанием. Так вот, «делать» — это очень важно для человека. 

Дальше. Люди различаются. Одни индивидуалисты, другие хотят работать в артели, а третьи государственники. Вот я ученый. Меня устроит хорошая заработная плата, и я буду работать на государство. И следующий тогда философский вопрос: экономика для человека или человек для экономики? До сих пор функционирует мысль, что человек для экономики. А на самом деле, нужно наоборот, с позиции качества жизни, экономика для человека. И тогда с позиции здравого смысла: кому-то нужна частная собственность, кому-то нужна кооперативная, коллективная собственность, а кому-то нужна государственная собственность. Вот эта идея впервые возникла в годы НЭПа. Ленин сплошь и рядом говорил: мы соединяем противоположности. 

Мы с Дмитрием Семеновичем впервые вводим в науку понятие «конкуренция форм собственности». Наша задача: создать равные условия для трёх форм собственности: государственной, кооперативной и частной. На равных условиях в рамках конкуренции, когда не мы сверху навязываем определённые нормативы, а каждая собственность должна завоевывать свою нишу, а государство как играющий тренер. Оно создаёт законы, оно следит за их соблюдением и само выходит на рынок как субъект рынка. В соответствии с выражением Дмитрия Семеновича: государство — это субъект рынка. 

Если обеспечить такую возможность, то государство элементарно, одним щелчком пальцев, выиграет в тяжелой промышленности, в электроэнергетике, во многих других сферах деятельности, но стопроцентно проиграет частнику в розничной торговле цветами. И тогда получится, что ниша продажи цветов, — это ниша частной собственности. А электроэнергетика, производство алюминия, стали, наука, здравоохранение — это сферы государственной собственности. А кооперативная собственность? Мы находим для неё, допустим, жилищное строительство, колхозы. Важно не навязанное сверху нормирование, а среда, где каждый добивается своего места, и где он наиболее эффективен. И вот тогда получается кумулятивный эффект! 

Так вот, в Узбекистане ленинская модель НЭПа. Кстати, все азиатские тигры (я разговаривал потом с людьми, которые знали Чан Кай Ши) — это НЭПовская модель. Китай — это НЭПовская модель. И вот, Сергей Юрьевич, кроме инвестиционных и финансовых вопросов, нужен еще институциональный подход к экономике. Какие институты должны быть? Какие структуры собственности? Где и каким образом эти пропорции формируются?

И тогда Россия, пострадав так, как она сейчас пострадала, выступает инициатором новой модели экономики, где мы переигрываем нашего противника на его территории. Мы говорим: рынок всё рассудит, только в рынке должно участвовать и государство в том числе. И оно выиграет у рыночников, доказав, что именно государственное управление, именно государственная собственность намного эффективнее, чем частник. 

И вот, например, жилищное строительство. Да, нужно срочно создавать министерства. В том числе министерство жилищного строительства, и оно начнет заниматься жилищным строительством наряду с частными компаниями, только у нас цена за квадратный метр будет в пять раз дешевле. Но мы не можем сделать золотые туалеты. Тогда золотыми туалетами будет заниматься частная строительная компания, 80% строительство — государство, а в деревнях одноэтажным строительством займутся кооперативы. И вот тогда мы действительно в состоянии обеспечить тот рывок, который нам необходим. И доказательством этого является НЭПовский успех и узбекская модель, которая действует исходя из той логики, о которой я сказал. А логика — трёхсекторная экономика здравого смысла. 

Спасибо большое!

Александр Дугин. Следующий Олег Сергеевич Сухарев, заведующий сектором институционального анализа экономической динамики Института экономики Российской академии наук, доктора экономических наук, профессор. Тема: «О возможности неолиберального реванша в современной экономике России и способах противодействия». Пожалуйста!

Олег Сухарев. Добрый день, коллеги. Большое спасибо за приглашение. 

Александр Гельевич сказал, что в России была неолиберальная политика, и мы стали заложниками этой политики. У меня тема о неолиберальном реванше. (Приложение -- Презентация Сухарев) Казалось бы, в общем-то, парадоксальная. Ведь эта политика так или иначе продолжается в тех или иных формах, Сергей Юрьевич это прекрасно показал в своем докладе. Но дело в том, что стимулирующие меры 2020 года, если посмотреть на данные, всё-таки обеспечили неплохую динамику 2021 года. А стимулирующие меры февраля-марта 2022 года всё-таки обеспечили не такое мощное падение по 2022 году, которое многие прогнозировали. Но во второй половине 2021 года Э.С. Набиуллина заявила об ужесточении монетарной политики, и в 2022 году, уже с лета, начался откат, в общем-то, к прежней модели экономического развития. 

Я хотел бы остановиться всего на пяти позициях, которые, на мой взгляд, очень важны, которые очень ярко демонстрируют, что общие подходы в экономической политике, к сожалению, сохраняются и не меняются. Кроме того, я хотел бы обратить внимание на бессистемность государственного управления. Работа «пожарной команды» хорошая в части поведения в форс-мажорных ситуациях, но необходим системный подход в области государственного управления. И выработка этого подхода, и его реализация в базовых институтах. Но как раз этого мы и не наблюдаем. 

Итак, первая позиция. В отношении России осуществлена экономическая атака в виде санкций. И мы, по идее, можем отвечать двояко: с определённой направленностью вовне и здесь наши ответы были очень вялые, это всем известно, и вовнутрь. И вот здесь наш потенциал использован не полностью. И доклад С.Ю. Глазьева это четко показывает. Кроме того, у нас сложилась такая схема, что мы только отвечаем на удар, причём эта схема, по существу, парализует многие наши действия и наше развитие. Мы всё время ждем какой-то атаки, во всяком случае так это смотрится на уровне политических решений, и потом мы готовим какие-то ответы. 

И второй момент. Вот идет СВО, осуществлена фронтальная экономическая атака (украдены 300 миллиардов долларов резервов). А многие предложения, в том числе академического сообщества, они будто бы не видят обстоятельств, в которые попала страна. Например, определённые меры по поддержке предпринимательства или вопиющее предложение большой приватизации, которую вносят три ответственных лица: зам. Министра финансов, представитель банковской сферы и представитель академической сферы — мягко говоря, удивляют. Они предлагают большую приватизацию для поддержки якобы конкуренции, как будто не видя указанной экономической атаки, которая, на мой взгляд, уже подтверждает горячую фазу как раз такой конкуренции. Такие заявления смотрятся как выпадение из реальности, или, вероятно, намеренные действия в чьих-то интересах.  

Мне кажется, что наши ответы на санкции несоразмерны тем стоящим перед нами системным задачам, а также тем порочным схемам и сложившимся порокам, в том числе в управлении, которые мы имеем на сегодня. 

Вторая позиция. Это политика импортозамещения. Вы помните 2015 год, когда принимаются 19 (!) министерских программ и около 2500 проектов, охватывающие и станкостроение. И эти все приказы есть, я могу назвать номера. Эти программы охватывают Минкомсвязь, Минпромторг, Минторг, Минэнерго и так далее. Двадцать пятого ноября 2015 года проходит Госсовет в Нижнем Тагиле под председательством Президента, который поручает обеспечить доступность к денежно-кредитными ресурсами, изменить налогообложение (то, что Савченко Е.С. сейчас предлагал), в том числе по налоговым льготам и вычету недополученных средств из общей суммы налоговых поступлений, задействовать возможности фондов развития промышленности и федеральных корпораций по развитию малого и среднего бизнеса, развернуть систему госгарантий и изменить систему госзакупок, о которой сказал Аксаков А.Г. (ну кое-что здесь сделано, конечно). Но интересный пункт такой: обеспечить централизацию процесса импортозамещения (я цитирую постановления Госсовета 25.11.2015 г.). 19 мая 2022 года было выступление Валентины Ивановны Матвиенко по реализации программ импортозамещения, а точнее по их провалу? Обратите внимание, прошел год! Централизации по импортозамещению, насколько я понимаю, не осуществлено. Вот вам бессистемность управления.

Кроме того, если говорить о стратегии импортозамещения, то её первые ростки были в конце 1990-х. Я сам причастен к разработке программ конверсии и реструктуризации наукоёмкой промышленности и помню, какие были строчки в этих программах о замещении импорта уже тогда. Это 1997, 1998, 1999 годы. Так вот, представители академического сообщества предлагали и ввели в правительственные документы строчку, сводящую импортозамещающую стратегию к экспортоориентированной. Мне пришлось писать тоже несколько статей против такой доктрины, ведь это только частный случай, а вообще это принципиально разные стратегии и по охвату, и по области приложения, и по методам регулирования, стимулирования и реализации одной и другой стратегий. 

И, наконец, я должен подойти к монетарной политике, которую подробно освещал Сергей Юрьевич, и привести вам интересный документ, с которым вы, наверняка, знакомы. Это «Основные направления единой государственной денежной политики на 2023-2025 гг.». На цитаты из этого документа, обратите внимание, пожалуйста. Признаются позитивными прошлые принципы денежной политики, которые яко бы позволили адаптироваться к форс-мажорным условиям 2022 года. Цитата: «слишком низкая процентная ставка не отвечает сложившейся макроэкономической ситуации в России и приводит к исключительно негативным последствиям для ценовой динамики и экономики. Экономический рост ассоциируется только со снижением инфляции». Ваш покорный слуга в книге «Экономика глобального эксцесса» 2016 года приводит широкомасштабные эмпирические исследования по регионам мира и отдельным странам мировой экономики с 1961 по 2012 годы и отдельно для России с 2000 по 2015. Эти эмпирические исследования чётко показывают отсутствие связи по многим странам и регионам мира между инфляцией и темпами роста. И уж точно показывают отсутствие того, что надо подавить инфляцию, чтобы потом был рост, это не подтверждается. Единственное, слабая корреляция по ряду стран, включая и Россию, имеется между темпом прироста денежной массы и темпом роста ВВП. Но для разных уровней монетизации эта связь будет разная. И вопрос, как наращивать денежную массу при разных уровнях монетизации (например, от 20 до 40% коэффициент монетизации, или от 60 до 80, или 100–120) остаётся открытым, не решённым экономической наукой? Мои исследования показывают, что эти приросты денежной массы при уже сложившихся разных уровнях монетизации будут разные, и по-разному будут влиять на темп роста ВВП, что сегодня не учитывает ни одна публикация в Российской Федерации, к глубокому сожалению. 

А то, что снижение процентной ставки стимулирующим образом действует на инвестиции и ВВП — подтверждается не только исследованиями Ершова, но и многих других авторов. Но существуют структурные моменты. Доклад С.Ю. Глазьева это показывает. Снижая ставку с 17% до 7-ми, а мы имели такую историю, мы получаем, например, удвоение инвестиций в реальном секторе и в шесть раз возрастают финансовые инвестиции. То есть, вот эта диспропорция между финансовым и реальным сектором тормозит нам рост. Финансовый сектор давит, по сути, развитие реального сектора и сдерживает темп роста экономики.

Кроме того, если анализировать период с 2000 по 2020 годы, то де-факто мы имеем увеличение монетизации (то есть Центробанк всегда вам предъявит: а мы увеличили коэффициент монетизации с 14% до 52–58%). При этом в среднем они [Центробанк] понизили инфляцию, но и понизили темп, обеспечивая стагнатную модель развития экономики «от кризиса к кризису». То есть, по существу, обеспечивалось развитие российской экономики на последнем десятилетии со средним темпом около 1% или даже ниже. Связь инфляции, роста и денежной массы определяется и многими иными факторами. Не только изменением денежной массы и её приростом при разных коэффициентах монетизации. Динамика цен, например, зависима от немонетарной компоненты инфляции. Она определяется тем, как абсорбируются приросты денежной массы по секторам и видам экономической деятельности, а таких добротных исследований, к глубокому сожалению, я пока не вижу. Ясно одно, что трансакционные виды деятельности и финансы довлеют. 

Конечно, справедливо часто укоряют экономистов за отсутствие важных ответов, но для России нужна государственная стимулирующая развитие политика. 

Ее научное и аналитическое обоснование должно быть строже. Возможно, понадобится и дифференцированная процентная ставка. Нужна активизация бюджетных механизмов — канализация средств под конкретные инвестпроекты развертывания производств (национальные проекты). 

Нужен не список параллельного импорта, обнуление пошлин на этот параллельный импорт, который как очки для близорукого, — не решает проблемы, только затыкает дыры. А нужно развертывание производств по созданию средств производства, которое вкупе с соответствующей монетарной политикой обеспечит развитие Российской Федерации. 

И заключительный слайд у меня был по большой приватизации. Это, я считаю, подрывная идея. И, к сожалению, она должна получить жесточайший интеллектуальный отпор. Если видно, я приведу график вот так. Внизу это собственность на фонды государства России по Росстату, а вверху это собственность на фонды — частная. Так вот, частная составляет 85% (по 2021 году, Росстат приводит), а государственная — 15%. Если верить утверждениям Аганбегяна А.Г., что 71% ВВП (я сомневаюсь в этом) производится в государственном секторе, то получается, что, владея всего 15% фондов, наше государство великолепно справляется с производством ВВП, а частный сектор — нет. Конечно, и к этим цифрам можно предъявить претензии, но они от Росстата, их можно проверить. Поэтому, мне кажется, что борьба за дележи наращенных государственных активов, сконцентрированных под госкорпорации, этих мизерных активов, судя по владению фондовой базой, а это средства производства, — она уводит от решения задачи импортозамещения, уведет от задачи поддержки СВО, противостояния экономической атаке, сползанию с сырьевой иглы (санкции, кстати этому помогают) и, в общем-то, подрывает национальную безопасность России. Эта идея должна получить не только интеллектуальное, но и государственное мощное противодействие. Нужно чётко обозначить: чиновники, которые проводят идею большой приватизации, подрывают национальную безопасность со всеми вытекающими следствиями и для них самих 

У меня много предложений. Это и принять закон о госсекторе. Это и обеспечить системность реализации национальных проектов и национальный проект по импортозамещению — отдельно! Это и осуществить инвентаризацию экономики, промышленности и производственной базы, включая загрузку производственных площадей и мощностей. Упомянутая структура владения (85/15) не может нам обеспечить должную загрузку в условиях СВО, потому что собственники могут сопротивляться. И они, отчасти, и сопротивляются. Нужен отказ от подхода, не видящего современные условия и складывающуюся ситуацию. Требуется, конечно, развертывание процедур гибкого аналитического планирования на базе трёх планов: финансового, фондового и размещения трудовых ресурсов. 

При неплохих отраслевых решениях Правительства Мишустина М.В. мы пока не имеем системной картины продвижения и подстройки макроэкономического инструментария под эти отраслевые задачи с тем, чтобы обслуживать их исполнение. Повышение ключевой ставки свёртывает развитие, позволяя выводить из России капитала в большом объёме, обогащаться валютно-финансовым спекулянтам и банковскому сектору. Недостатки в отраслевых решениях затем обнаруживаются в национальных проектах, и по тем задачам, которые в них сформулированы, и по пробелам в части системной регуляции этих проектов, и по отношению к задачам импортозамещения, на реализацию которых была отпущена более чем пятилетка (с 2016 года по 2022 год). И мы вынуждены с криками «ура» осуществлять какой-то прорыв в 2023 году по отдельным направлениям, в основном связанным с обороной. 

По существу, нам нужно изменение парадигмы макроэкономического развития и политики, смена стилистики принятия государственных решений в экономике в этих сложных условиях. И бояться этого не стоит. Я напомню, что Госплан создавался 100 с лишним лет назад в полной разрухе, при значительной доле безграмотного населения, без компьютеров и без должного статистического учёта. И был создан. И выполнил функции индустриализации и собирания страны. Поэтому те «пугалки», которые звучат от академического сообщества и от новоиспеченных членов-корреспондентов РАН, утверждающих, что Госплан нам не нужен и сводящих всё к бюджетному планированию, не учитывают того, что бюджет — это просто инструмент и без плана по фондам, по трудовому ресурсу нельзя ничего сделать на одном бюджетном планировании. Это суррогатное планирование, инструментальное. Это, конечно, говорит о низком уровне и нашего академического состава, о котором тоже никто не заботится, к глубокому моему сожалению. Поэтому, мне кажется, что вот эти аргументы и позиции, которые я озвучил, необходимо учитывать и на аналитическом уровне, и на уровне госуправления, и на уровне академического сообщества.

Большое спасибо!

Александр Дугин. Благодарю Вас. Пожалуйста, присылайте вашу презентацию, мы опубликуем, как и все материалы сегодняшнего заседания.

Сейчас выступление Роберта Михайловича Нижегородцева, заведующего лабораторией Института проблем управления РАН, доктора экономических наук.

Роберт Нижегородцев. Спасибо большое. Уважаемые коллеги, я, вдохновленный словами уважаемого Александра Гельевича, тоже позволю себе немножко помечтать. И мечтания свои начну с того, что, когда мы совершаем те или иные преобразования в области экономики, нам хорошо бы иметь представление о социальной базе этих преобразований: на кого мы должны опираться, проводя их и в чьих интересах, собственно, они проводятся, кто получит от них основную выгоду. И с тех пор, как в нашей стране рухнула плановая экономика, точнее говоря, она была уничтожена, нам всё время объясняют, что мы должны ориентироваться на средний класс и делать так, чтобы именно он был доволен реформами, которые проводятся Правительством. Хотя, честно говоря, мы часто забываем о том, что средний класс — это на самом деле никакой не класс, а конгломерат, который состоит из довольно значительной части мелкой буржуазии, которая пытается подражать крупной и в чём-то слиться с ней, стать её частью, а также из привилегированной, прикормленной верхушки пролетариата, которая, на самом деле, является соучастницей эксплуатации подавляющего большинства наёмных работников в соответствующей макросистеме. Россия в этом смысле не является исключением. Вот в интересах этого «среднего класса» нам предлагается проводить экономические реформы. 

Что же на самом деле? Достаточно посмотреть на закон о так называемом налоге на роскошь, который очень быстро обсуждался Госдумой в свое время. Это совсем недавнее наше прошлое, недавняя история. И надо учесть, что под роскошью понимается деятельность всевозможных увеселительных заведений, включая кафе и рестораны. То есть, когда человек вышел в обеденный перерыв пообедать в ресторане, — вот это и есть на самом деле роскошь. Это проявление роскоши, роскошного поведения. А когда он берет с собой «термосок» на работу или бежит обедать домой — это социальная норма и никакая не ирония. Мои мечтания заключаются в том, чтобы под роскошью понимать активы: недвижимость, виллы, яхты, как это делается в подавляющем большинстве нормальных стран, а не текущие траты, как это пытаются сделать сегодня у нас в России.  

Второй момент. Только ленивый не высказался на тему проблемы миграции. Мне представляется, что, если по-хорошему взяться, то можно навести порядок в этой сфере примерно за пару месяцев. И начать с того, что просто проверить всех, кому было предоставлено российское гражданство в течение последних двух лет. И, соответственно, выявить тех, кто допустил правонарушения, даже не обязательно тяжкие преступления против личности, о которых говорил Председатель Следственного Комитета. Любые преступления, административные правонарушения — лишение гражданства и принудительная депортация. Всех остальных проверить на знание русского языка. А потом искать, опять же, заинтересованных лиц. Кто поставил подпись под тем, что эти люди знают русский язык? При повторении соответствующих фамилий, а я вас уверяю, они будут достаточно часто повторяться, ничего не стоит применить действующее законодательство, и эти люди навсегда, до конца своих дней лишатся возможности работать на госслужбе. 

Дальнейшие шаги я просто не буду описывать. Они просматриваются совершенно очевидно. Вместо того, чтобы наводить порядок, а для этого нужно действовать быстро, жёстко и тихо, на всю страну раздаются рыдания о том, что мигранты притесняют коренное население, что где-то они составляют уже 70% населения. А к чему приводят эти стенания? К тому, что в соответствующих населенных пунктах жилье дешевеет и становится более доступным для мигрантов, спрос на это жилье со стороны коренного населения страны падает, что ускоряет процесс вымывания коренных россиян мигрантами. То есть, делается нечто противоположное тому, что должно в этой сфере происходить. Мои мечтания заключаются в том, чтобы взяться за это дело с нужного конца. 

Третий момент. Раздаются стоны по поводу того, что научные кадры утекают из страны и что здесь нужно каким-то образом повысить зарплату. Но дело здесь не в зарплате, а в том, что Правительство уделяет много внимания тому, как привлечь людей, уехавших из страны, назад, как вернуть их. Чего же им не уезжать в такой ситуации? Уедешь из страны, глядишь, на тебя обратят внимание и позовут на хорошие, приемлемые для тебя условия. А каким образом удержать в соответствующей сфере людей, которые остались верны, преданы своей стране — об этом Правительство думает гораздо меньше. Мои мечтания заключаются в том, чтобы сделать всё ровно наоборот: чтобы в академической сфере заработали социальные лифты, которые позволят молодым людям, связывающим свою жизнь с наукой, подниматься. Сейчас эти социальные лифты не работают, потому что даже если мы посмотрим на то, как работает система аттестации научных кадров, мы увидим, что ВАК превратился в карательную, репрессивную организацию, которая мешает научному и карьерному росту российских ученых. Сами подумайте, какой нормальный молодой человек, наделенный определённой долей таланта, волей и интеллекта, будет связывать свою жизнь с наукой? Даже если он докажет свою правду в науке, получит ученую степень, потом придут какие-то проходимцы, напишут фейковое заявление и эту степень у него отберут. Ну как можно в таких условиях работать? 

Мои мечтания заключаются в том, чтобы систему, которая сейчас неправильно работает, исправить. А начать нужно с простых вещей, с того, чтобы переписать положение о присуждении ученых степеней и положение о диссертационных советах, с этого всё начинается. Система работает неправильно: даёт возможность высказываться о том, кто достоин и кто не достоин ученой степени, любому проходимцу, который ничего не смыслит в науке. Получил паспорт? Иди пиши заявление о лишении ученой степени. Сейчас эта система работает именно так, что совершенно неправильно и не нормально. Мои мечтания заключаются в том, чтобы это прекратилось. 

И последнее. Нашей стране предстоят очень непростые времена в плане самоопределения в мировом хозяйстве. Лозунг включения в мирохозяйственные цепочки и какие-то прочие вещи совершенно отпадаёт в связи с той реальностью, которая сегодня развернулась. У нас сейчас совершенно другая задача: укрепление ЕАЭС в той мере, в которой это возможно. Укрепление ШОС, укрепление БРИКС. Одно из мечтаний заключается в том, чтобы создать валюту БРИКС, об этом сейчас идут разговоры и эти вопросы обсуждаются довольно активно. Само за себя говорит то обстоятельство, что за последние два года более тридцати стран подали заявки на присоединение к БРИКС в той или иной форме, хотя бы в качестве наблюдателей. Это нормально. Это способствует укреплению данной организации и является определённым признанием того, что за ней будущее. Но основная задача наших геополитических недругов заключается в том, чтобы вбить клин между Россией и Китаем. Чтобы не дать этому стратегическому и глобальному союзу состояться. И я совершенно не сомневаюсь в том, что Китаю на самом верхнем уровне будут предложены некие условия, от которых трудно отказаться. В частности, когда речь идет о сценарии раздела России, Китаю предложат довольно значительный кусок территории Российской Федерации. Это совершенно очевидно для меня и, я думаю, для многих здравомыслящих людей это так. И, конечно, если это будет обсуждаться на уровне народонаселения Китая, мелкая буржуазия, тот самый средний класс, скажут: да, конечно, давайте. Она жадна и недальновидна. Я очень надеюсь, что крупная буржуазия, и управляющие ею, условно говоря, «хранители» этой страны, которые на самом деле принимают решения (не те «хозяева жизни», которые там у них на экранах светятся), они более дальновидны. Они, во-первых, правильно оценивают долгосрочные риски, связанные с этим сценарием (с Россией покончат, за Китай возьмутся, это же понятно), и, во-вторых, они понимают, что если этот сценарий реализуется, то доллар значительно укрепится, в том числе по отношению к юаню. Потому что тогда Китаю достанется не лакомая кость. Довольно крупная, но не лакомая и очень малонаселенная. А доллар укрепится за счёт своего влияния, за счёт фактического протектората над значительной и густонаселенной частью Российской Федерации. 

Мои мечтания заключаются в том, чтобы люди оказались более дальновидными, чем это представляют себе наши геополитические противники. И чтобы мы, наконец, выбрали правильный курс по целому ряду направлений, в том числе тех, о которых было сказано в замечательном докладе Сергея Юрьевича.

Спасибо!

Александр Дугин. Благодарю Вас, Роберт Михайлович. У нас осталось два доклада. И чтобы оставить время для дискуссии, я попрошу коллег немного компактнее излагать свои идеи. Слово предоставляется Вардану Эрнестовичу Багдасаряну, декану Факультета истории, политологии и права Историко-филологического института Государственного университета просвещения, доктору исторических наук, профессору.

Вардан Багдасарян. Восьмого июня наши дети пойдут сдавать ЕГЭ по обществознанию, где есть компонента «экономика». Анализируя тесты ЕГЭ, анализируя учебники по обществознанию, приходишь к выводу, что сдать на высокий балл нельзя, не будучи убежденным либералом. Согласно нашим учебникам, на что, казалось бы, сегодня должна работать экономическая часть предмета «Обществознание»? Она должна, если это к экономике относится, воспитывать ценность труда. Прежде всего, если речь идет о школе и о формировании гражданина. 

Между тем, анализ показывает следующее. Основные идеи это: 

•  безальтернативность рынка;
•  базовые значения финансовых институтов;
•  безальтернативность менеджмента.

Сегодня, как известно, основной вопрос заключается в том, что нужны новые учебники по обществознанию. И вроде бы даже заявлено, что новые учебники по обществознанию появятся. И в этой связи принципиально важно договориться и обратить внимание на то, что в этих учебниках должно быть. Почему? Потому что диагностируется ситуация: существующие учебники не дают адекватной картины происходящих мировых изменений, предлагаемые концептуальные подходы вообще оторваны от действительности, не отражают цивилизационной специфики России. Сергей Юрьевич говорил о Джеффри Саксе, а я напомню другое высказывание Дж. Сакса от 1999 года: «мы положили больного Россию на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия». Возникает вопрос, а где же учебники по «анатомии России»? Это точно не наш современный учебник по обществознанию. 

Наконец, современные учебники формируют стратегические ловушки и устанавливают поражение национального суверенитета. Я проанализировал с коллегами весь объем обществознания на уровне школы и соответствующие методические рекомендации. Что в концептуальном плане внедряется?

Первое. Это концепция менеджмента, которая приравнивается к управлению, якобы менеджмент и управление это одно и то же, хотя мы понимаем, что менеджмент — это максимизация прибыли при минимизации издержек и не всякое управление — менеджерское. Но внедряется такой взгляд. 

Вторая позиция. Это идея цифровой экономики: цифровые технологии, а не система являются принципиальным фактором развития (не говоря уже о том, что фактор труда тоже уходит). Я думал, что уже совершенно ушел концепт постиндустриального общества. Ничего подобного! Дети сдают у нас ЕГЭ и отвечают, что такое постиндустриализм. И отсюда вытекает концепт о том, что подводят к де-индустриализации, а не к установке на промышленную политику и восстановление наших промышленных потенциалов. О чём говорил Сергей Юрьевич — монетаристский подход к объяснению инфляции — так он у нас в учебниках по обществознанию! Открывай! Будущие наши капитаны экономики учат это как некий хрестоматийный подход. Ну и появляется еще относительно новый концепт — креативная экономика. 

По основным базовым позициям что заявляется и что считается правильным ответом? Рыночная экономика — свободный рынок. Рыночная экономика — внешняя открытость. Недопустимость мобилизационной экономики в условиях СВО. Преимущество частного перед государственным. Необходимость в страновой специализации и международном разделении труда. Неэффективность монополий. Прибыль как эффективность. Универсальность экономической успешности. Недопустимость внеэкономических мотиваторов. Это является хрестоматийным в отношении того, что даётся на уровне наших учебников по обществознанию. 

В отдельных регионах в школах появляются отдельные курсы, например, «Лидерство». Главная мысль учебника по «Лидерству» — богатые люди постоянно работают над собой, в то время как бедные пассивно следуют течению своей жизни. То есть основная идея школьного предмета описывается не иначе как социал-дарвинизм. И этому учат в школе! 

Что интересно в отношении концепта креативной экономики, внедряющейся в школьное обучение и фигуры одного из основоположников этой парадигмы Джона Хокинса? Её идея о том, что автократии и тоталитарные режимы подавляют свободу и в том числе:

1. без свободы невозможно творчество;
2. без творчества невозможен креативный класс;
3. без креативного класса невозможно развитие.

Тоталитаризм проиграл в двадцатом веке. Авторитаризм проиграет в двадцать первом веке. 

Игорь Алексеевич очень важную мысль высказал о дилемме: экономика для человека или человек для экономики. Но здесь уже встает следующий вопрос, а какой тип человека создаётся? Мне попались рассуждения Ричарда Фройде (он, по-моему, в 2018 году приезжал в Москву) о креативной экономике. Я процитирую это высказывание, потому что оно очень конкретно выходит на понимание не только экономики, но и того, какой человек формируется под эту экономику. Итак, цитата: «Чтобы сохранить статус креативного центра, надо угодить всем. Главная задача Москвы на ближайшее будущее: стать городом, где люди со всех концов света, любой национальности и сексуальной ориентации, будут чувствовать себя комфортно. Логика проста: если вы хотите привлечь в свой город великих людей, вам придется снизить входные барьеры, в том числе и для представителей секс-меньшинств. Как показывает мое исследование, геи и лесбиянки благотворно влияют на городскую среду. Я взял составленный экономистом Герри Гейтсом «гей-индекс» американских городов и посмотрел, как он соотносится с другими показателями социального развития. Выяснилось, что чем больше в городе геев, тем больше инноваций в нем совершается и тем выше доходы его граждан. Я не говорю, что геи и лесбиянки это и есть креативный класс, но их наличие показывает, что в городе приемлемы все виды жизни. В нем легко стать «своим» и оставаться самим собой. Многие люди традиционной ориентации говорили мне, что, попадая в незнакомый город, искали глазами в толпе лесбиянок. Если по улицам ходят лесбиянки, значит, здесь можно жить. Этот город нас примет». 

Возникает вопрос: а не это ли исследуют в итоге под видом экономики? А выводят на определённый антропологический тип человека?!

И, завершая, что я хотел бы сказать. Конечно, если заявлено о том, что появится новый учебник по обществознанию, нам принципиально важен общественный экспертный мониторинг этого учебника для того, чтобы в него вошли идеи Сергея Юрьевича Глазьева, а не идеи либеральной пропаганды. Ведь придут же эти дети, обученные по этим учебникам, в скором времени на капитанский мостик, займут управленческие позиции. Они тогда уничтожат Россию! И в этом отношении, конечно, надо нам обратить внимание, помимо вопросов о макроэкономике, на те идеи, которые отражают фундаментальные взгляды на экономический процесс, заложенные в школьные учебники по обществознанию.

Спасибо!

Александр Дугин. Прекрасно, Вардан Эрнестович. Просьба. Может быть, не могли бы вы нам предоставить более полные обзоры вот этих материалов, потому что это очень важно для нашей работы на всех уровнях. Вообще, когда вы зачитали все эти факты, это, на мой взгляд, оглашенный состав преступления. Ответы по ЕГЭ — это состав преступления. Это тоже самое, что учить детей убивать, насиловать, потому что ты разбогатеешь и укрепишь свои позиции. Вот это всё криминальные ответы на криминально заданные вопросы. За такой либеральный тест надо просто привлекать к ответственности. Это действительно страшно. 

У нас последний доклад Анатолия Аслановича Отырбы, директора Фонда интеграционного развития Азиатско-Тихоокеанского региона, профессора Академии геополитических проблем.

Анатолий Отырба. Спасибо. Мой доклад несколько выходит за рамки экономики, но мне представляется, что он является обязательным условием для раскрытия темы сегодняшнего семинара. Я озаглавил его «Стратегическая цель России: обеспечение на долгосрочную перспективу статуса глобально значимой державы».

Происходящие в мире глобально значимые события свидетельствуют о том, что начался процесс переформатирования принципа мироустройства. Пока идет разрушение старого мира, но рано или поздно начнется строительство нового, и он будет подконтролен тем, кто определит его архитектуру и окажется его главными строителями. Уже проявились контуры двух сил, политэкономическая мощь которых с большой долей вероятности обеспечит им возможность стать строителями будущего мира. Это америкацентричный условный Запад, и китаецентричный, столь же условный Восток. В связи с тем, что всех остальных они встроят в новый мир на выгодных им условиях, нас, россиян, не может не беспокоить отсутствие у России видения архитектуры будущего мира и своего места в нем.

Понятно, что определить статус, на который она может претендовать, страна должна исходя из своих ресурсных возможностей, и своего положения в мире. Но каждый политик и эксперт видит их сквозь призму своих, специфических знаний. Поскольку я специализируюсь на исследовании природы социально-экономических функций и политической роли современных, фиатных денег, а также устройства и принципа функционирования мировой финансовой системы (а эти знания не преподаются в российских вузах), я попытаюсь раскрыть свое видение происходящих в мире процессов сквозь призму этих знаний. 

При взгляде на мир сквозь призму этих знаний, мне в существенно ином виде, чем их рисуют официальные СМИ, открывается как картина мира, так происходящие в нем процессы. Главное, что их отличает, — это то, что доминирующей в мире силой являются уже не официально признанные политические субъекты в лице стран Запада во главе с США, как их видят СМИ, а неофициально действующая, наднациональная структура — мировая финансовая олигархия, действующая «руками» политиков и военных подконтрольных ей государств, транснациональных корпораций и международных структур, включая НАТО. Именно они, будучи хозяевами мировых денег, через контроль над мировой финансовой системой, оказывают наибольшее влияние на глобально значимые процессы и во многом определяет мировую политику. Страны же т.н. развитого Запада, абсолютно подконтрольны ей, и являются лишь её базовыми территориями, выполняющими функции ресурсного и силового обеспечения.

Что касается России, то главное, что открывается при оценке её положения сквозь призму финансов, — это то, что она криптоколония, то есть страна, встроенная на бесправных условиях в мировую финансовую систему, и, даже в условиях в СВО, эксплуатируемая с помощью сложных, латентно действующих финансовых технологий, непонятных её официальному научно-экспертному и политическому сообществу. При этом главным бенефициаром её экономической деятельности являются именно мировые финансовые олигархи, скрыто выводящие из страны намного больше богатств, чем это признается и озвучивается официальными лицами, экспертами и СМИ. В частности, никто не говорит о том, что из России выводится весь эмиссионный доход, образующийся при эмиссии рублевой массы, объем которой сопоставим с суммой всей эмитируемой рублевой массы, исчисляемой десятками триллионов. Россия и её народ оказываются эксплуатируемыми объектами, причём примеров такого рода можно привести немало. 

Обусловлено это тем, что при отсутствии в России знаний политической роли фиатных денег, в процессе формирования её постсоветской финансовой системы, управление ею на всех уровнях, включая преподавание знаний о деньгах, было захвачено мировой финансовой олигархией, в результате чего страна оказалась финансово зависимым государством. И это при том, что финансовый суверенитет является необходимым условием обеспечения развития, конкурентоспособности, безопасности и политического суверенитета государства.

Кстати, аналогичная ситуация и с информационной системой России, также встроенной в глобальный Интернет на бесправных условиях. Кстати, можно спросить у сторонников цифровой валюты, как они собираются обеспечить ее безопасность, если цифровая валюта функционирует только в узкой системе Интернет, фактически не контролируемой нами? Самое страшное во всем этом — конечно же, неправильное определение главного врага России, что не позволяет ставить адекватные задачи по обеспечению её безопасности в условиях начавшейся перестройки мира, в которой Россия участвует в форме горячей войны, к которой была принуждена, то есть, в качестве манипулируемого объекта. Не понимая, кто наш главный враг, мы сегодня подобны собаке, реагирующей на палку, которой её бьют, а не на того, кто бьёт.

Хочу подчеркнуть, что всё сказанное мною здесь сейчас, это лишь констатация фактов, чему грош цена, если на его основе не будут выявлены причины, ввергнувшие страну в её нынешнее состояние, и не будут определены шаги, требуемые для её вывода из него.

Считаю, что начать надо с определения главной долгосрочной стратегической цели Государства, которая должна стать, образно, говоря, её путеводной звездой. На мой взгляд, она должна звучать следующим образом — обеспечение России статуса глобально значимой державы на долгосрочную перспективу.

Необходимость стратегической цели (она же и задача), обусловлена многими причинами, наиболее важные из которых, следующие:

1. При её отсутствии страна подобна предмету, плывущему по реке по принципу «куда вынесет, туда и вынесет»;
2. Невозможностью без стратегической цели обретения союзников, необходимых для формирования центра силы, поскольку на этапе перестройки мира, государства будут вступать в союз лишь со странами, стратегическая цель которых соответствует их долгосрочным интересам;
3. Невозможностью системного принятия и осуществления государством правильных политически значимых решений и действий, поскольку в отсутствие стратегической цели их не с чем соотнести на предмет соответствия (правильности);
4. При отсутствии стратегической цели государство может действовать лишь в режиме реагирования (обороны), что практически лишает его шансов на победу в перманентной межгосударственной конкуренции — гибридной войне, в которой имеют преимущество страны, способные играть на опережение.

В случае официального признания вышеназванной стратегической цели неизбежно возникает вопрос: а что именно является необходимым условием её достижения? Их десятки, если не сотни, в связи с чем, очень важно правильно расставить приоритеты. Перед тем, как приступить к строительству, надо определиться с тем, что собираешься строить? Начинать, на мой взгляд, нужно с определения того, какой нам видится архитектура будущего мира и место России в нем. Вторым же шагом должно быть определение тех, кого мы видим в качестве тактических союзников на пути к цели и стратегическим партнёром в будущем мире. 

Я считаю, что грядущий мир должен быть трёхполярным, поскольку альтернативой ему для России, в её нынешнем состоянии, является вхождение в состав одного из вышеназванных центров силы, причём, с большой долей вероятности, на правах сателлита. Избежать такой участи можно только создав третий центр силы, конкурентоспособный по отношению к двум вышеназванным, инициатором создания которого должна стать Россия.

Впервые к теме трёхполярного мира я обратился в статье «Мир на трёх ногах», опубликованной в 2014 году, и продолжил в статьях «О месте России в формирующемся мироустройстве» и «Формула третьей силы: хинди-руси бхай-бхай», в которых в качестве главного стратегического партнёра России в грядущем мире рассматривается Индия, положение которой схоже с российским.

Обе страны являются государствами-цивилизациями, позиционируются как глобально значимые державы и не согласны стать сателлитами Запада и Китая. Но при этом каждая из них лишена, как минимум, одного фактора, необходимого для создания центра силы способного конкурировать с ними.

Для России — это объем рынка, который даже в рамках ЕАЭС не дотягивает до четверти объёма, требуемого для обеспечения финансово-экономической конкурентоспособности. Для Индии же, это энергетическая (а в будущем и водно-продовольственная) зависимость, а также слабый военно-промышленный комплекс, что в условиях недружественных отношений с двумя ядерными странами-соседями — Китаем и Пакистаном, ставит её перед необходимостью формирования военно-политического партнёрства с мощной силой. В связи с этим, идеальным для обеих стран, оказывается равноправный союз с целью создания двуглавого центра силы, к которому, в силу его большей демократичности чем у одноглавых сил, примкнет большее количество стран.

В названных статьях довольно подробно описаны преимущества трёхполярного мира, и желающие могут ознакомиться с ними найдя в сети. Здесь же я остановлюсь на наиболее важных из них.

Главным преимуществом трёхполюсного мира является то, что он станет саморегулирующейся системой, в которой каждый из субъектов не будет заинтересован, ни в возвышении кого-либо, ни в его исчезновении, поскольку, во втором случае оставшиеся окажутся в условиях неизбежно конфронтационной, двухполюсной системы. В случае же возвышения кого-то, два других, объединившись, способны сдерживать его рост до достижения ими паритетного с ним уровня.

В связи с этим, в противостоянии Китая с Западом России не выгодна ни победа, ни поражение или исчезновение какой-либо из этих сил. В условиях же ужесточающейся конкуренции ей выгодное их военное и экономическое равенство, что позволит, используя их противоречия и балансируя между ними, наращивать собственную мощь.

Для России же необходимость в трёхполюсном мире обусловлена еще и тем, что, не выстроив стратегический союз с Индией, она обречёт её на союз с Западом, что может увеличить его мощь до уровня, обеспечивающего ему состояние доминирующей в мире силы. В этом случае России и Китаю не останется ничего другого, кроме как, объединившись, и присоединив к себе страны, разделяющие их идеологию, создать антизападный блок, в результате чего, мир, как и во времена противостояния СССР и США, опять окажется конфронтационным — двухполюсным. Причём, не исключено, что в условиях союзнических отношений с бурно развивающимся Китаем, Россия окажется в роли «младшей сестры», а со временем, и «падчерицы».

Резюмируя всё вышесказанное, можно сделать следующие выводы:

• главным врагом России является мировая финансовая олигархия;
• финансовый суверенитет является необходимым условием обеспечения политического суверенитета, и обеспечить его Россия сможет, только национализировав свою денежно-финансовую систему;
• в сложившихся сегодня в мире условиях, наиболее выгодным для России вариантом устройства будущего мира является трёхполярный;
• чтобы сохраниться как государству в её нынешних границах, России необходимо стать лидером (или одним из лидеров) глобально значимого центра силы, способного конкурировать с америкацентричным Западом и китаецентричным Востоком;
• чтобы сформировать такой центр силы, России необходимо заинтересовать потенциальных союзников, и, в первую очередь, Индию;
• заинтересовать их можно только стратегической целью и программой её достижения, соответствующими их долгосрочным интересам;
• определение и долгосрочной стратегической цели и программы, и должно быть первоочередной задачей России на данном историческом этапе.

Спасибо за внимание!

Юрий Бурлов, генеральный директор «Подольскцемента». Мы рассмотрели очень важные вопросы, но, нужно посмотреть еще с практической точки зрения на ситуацию, в которой мы находимся. Сергей Юрьевич ясно сформулировал, что наши враги направили Россию по тупиковому пути. В результате проведения этого курса они подготовили кадры, сформулировали задачу власти, которая была принята. В этом процессе участвовала вся политическая система, которая осуществляет управление страной. Сегодня практически невозможно принять решение обратное тому, что было. Потому что это влечёт политическую ответственность. Это один вопрос. 

Второй вопрос. Евгений Степанович Савченко чётко нам дал понять, что мы сегодня общество, которое, учитывает вольно или невольно и православную составляющую. А это значит, что практически все принимаемые решения зависят от первого руководителя. И вот с этой точки зрения, первому руководителю сегодня практически невозможно принять решение, аналогичное тем, которые принимали в 1930-е годы, в том числе, о проектах индустриализации, коллективизации и так далее. По разным причинам. И нам нужно чётко понять, что это тоже требует научного подхода, который позволил бы нам безо всяких оппонирований и явных конфликтов помочь власти перейти к нормальным проектам развития, которые бы позволили изменить курс стране. И здесь нужно опереться на наши кадры, то есть на людей, которые не будут бояться ответственности. В качестве примера, можно сказать, что наша страна с такой географией и с таким климатом не может управляться по теории «государственное управление, частое управление и так далее». Это всё должно быть учтено на каждом этапе в каждой области. Кстати, вот Евгений Степанович, в возглавляемой области наверняка начинал решать задачи, начиная с проектирования, подготовки вопросов, получения результатов в каждом отдельном регионе, и с ответственности как личной, так и исполнителей. По-другому, в принципе, не получается. И в этом отношении, если посмотреть на опыт Советского Союза, то оптимальным был вариант управления народным хозяйством с помощью отраслевого управления. И сегодня то, о чём я говорю, в смысле понимания этих проблем в практическом плане, недоступно нашим чиновникам. Надо прямо сказать, потому что в министерствах уровень кадров не такой, чтобы понять эти глубинные вопросы, как это всё делается с учётом наших национальных особенностей. Потому что здесь возникают не только технические, не только организационные, но еще и психологические вопросы. Это очень важно всё для достижения конечной цели. 

Если с этой точки зрения нам создать группы практиков по отраслям, возраст участников, конечно, 65–75 лет, тех, которые еще способны эти вопросы рассмотреть. Задача: провести мониторинг, подвести итоги того, что мы сегодня имеем. Посмотреть вопросы, которые требуются для практического внедрения, и сформулировать задачи для политической власти. Например, политическая власть собирает различные группы и беседует с ними. Такого практического подхода пока у нас нет. И в этом отношении и ответственность должна быть повышена, и эти группы не будут бояться ставить актуальные вопросы, не будут бояться потерять должность, потому что эта организация должна быть независимой. И, в том числе, кадровые вопросы надо рассмотреть, потому что сейчас страна переживает практически такой же период своего развития, как в довоенное время. Нужно менять кадры, тут ясно всё. Но это делать нужно очень мягко. Мы понимаем, что сегодня власть боится кардинальных переходных процессов, которые приведут к негативным событиям.  

И если это всё рассмотреть более внимательно, если эти группы возглавят ответственные люди, которые будут служить, а не присутствовать, то можно, работая по горизонтали между министерствами, правильно сформулировать задачи планирования, и что самое важное, предложения по технологическим, финансовым и кадровым вопросам. Нашу страну реально превратить в нормально работающую структуру за два–три года. Поднять эффективность производства процентов на 60–70 и даже до 80-ти. И в каждой отрасли сегодня есть венчурные, прорывные проекты, потому что наука у нас все равно работает в индивидуальном плане. И необходимо выходить на первых руководителей Государства по внедрению этих прорывных проектов, чтобы мы не думали, что мы ни на что не способны. Наоборот, у нас всё есть. В связи с проблемами, о которых сказал Сергей Юрьевич, надо отметить, что мы можем изменить технологию управления и получить результат на переходный период. А в режиме переходного периода требуется другой совершенно подход. 

Александр Дугин. Благодарю вас. Тогда давайте завершать. И Сергея Юрьевича попросим подытожить. 

Сергей Глазьев. Спасибо, уважаемые друзья. Мы, как я говорил, сегодня провели необходимую промежуточную сессию, обсудив (я в своем докладе делал на этом упор) допущенные ошибки и их критический анализ, причины этих ошибок. Хочу обратить внимание, что мной представлен доклад, в котором проводится мостик и к тем предложениям, которые были в ходе обсуждения заявлены. На следующем этапе мы должны будем обсудить уже позитивную программу. Я предлагаю провести это обсуждение, Александр Гельевич, в ближайшее время и уже сконцентрироваться на конструктивных позитивных предложениях. В докладе будет представлена записка о новой парадигме в экономической науке, что важно для образования, концепция социально-консервативного синтеза, что важно для общей идеологии нашей программы и, собственно, сам проект программы «Социальная справедливость и экономический рост». Мы с учётом сегодняшнего обсуждения и наработок, которые у нас имеются, попытаемся актуализировать программу к следующему семинару на эту тему. Я думаю, что на следующем семинаре мы могли бы провести предварительное обсуждение и выйти окончательно на разработку нашего видения где-нибудь осенью, на третьем семинаре перед экономическим съездом ВРНС в ноябре. Пока мы обсуждаем макроэкономическую сферу. Юрий Александрович, если есть желание, можно сделать приложение к этой программе — какие-то отраслевые проекты. У нас возможности по всем отраслям провести такой анализ, но Правительство сейчас предпочитает проектный подход, не отраслевой, а именно проектный. То есть, если есть какие-то проекты по развитию тех или иных отраслевых направлений, то мы можем приложить, и, более того, в Правительство их направить с обоснованием. Я думаю, что будет позитивный отклик. Это даст нашей программе и такое практическое измерение, что очень ценно. Так что мы сегодня не прекращаем дискуссию, а по сути дела, провели черновую работу, и далее приступим к обсуждению позитивных идей. 

Александр Дугин. Всё, благодарю вас. Всего доброго вам!