Семинар Института Царьграда 1. Социология. Отношение общества к СВО

Андрей Перла. Добрый день, уважаемые коллеги. Позвольте поблагодарить всех, кто нашел возможность принять участие в сегодняшнем заседании круглого стола Института Царьграда, посвященного анализу отношения российского общества к Специальной военной операции и её перспективам. Без длительного вступления передаю слово основателю «Царьграда», нашему руководителю Константину Малофееву для того, чтобы сказать первые и самые важные слова о первом социологическом исследовании, проведенном Институтом Царьграда, по теме: «Общественно-политическая ситуация и настроения жителей России, в разрезе Специальной военной операции, проводимой сегодня на Украине».

Прошу Вас, Константин Валерьевич.

К.Малофеев. Спасибо всем экспертам и гостям, участвующим в семинаре очно и онлайн. Результаты социологического исследования по теме отношения российского общества к Специальной военной операции мы уже размещали на телеканале «Царьград» в начале текущего года.

Сегодня у нас научная презентация этого исследования с комментариями, экспертными оценками и высказываниями вас, наших дорогих участников, на данную тему. Мы хотели бы разобрать его результаты более глубоко, чем это делается в средствах массовой информации, где они приводятся без обратной связи. Мы вычленили из исследования основные данные, которые я представлю, после чего о его методике нам расскажет Андрей Перла, который непосредственно работал с группой социологов, проводивших опрос. А о выводах и имплементации их в общественном и в медийном поле расскажет директор Института Александр Гельевич Дугин. Итак.

Первый слайд – это результаты наших замеров. Мы начали с того, что попытались выяснить у наших участников опроса, какие проблемы беспокоят их больше всего. На первом месте, с 62,8%, находится Специальная военная операция на Украине и ее последствия. Даже такой типичный и всегда повторяющийся ответ, как рост цен и инфляция, далеко уступают, с 51%. Далее идут низкая зарплата, пенсии, стипендии – 36%, коррупция в органах власти, бюрократический произвол – 32%. Ну, и далее совсем большой провал, и разные другие ответы. Таким образом, мы можем говорить с большой уверенностью, что именно Специальная военная операция на Украине и ее последствия волнуют больше всего население России.

Наш следующий вопрос был о степени вовлеченности опрашиваемых в происходящее. Знают ли они, кто сейчас командует войсками России на Украине? Следят ли россияне за новостями, насколько они знают, что ежедневно происходит в зоне СВО? Напоминаю, что наш опрос проводился в январе, то есть, буквально через несколько дней после смены командующего операцией с Суровикина на Герасимова. Поэтому сегодня это выглядит более очевидно, чем тогда. Нас поразил и порадовал высокий уровень интереса и внимания населения России к новостям, касающимся Специальной военной операции. О том что командует Герасимов, нам сказало 38%, 17% назвали Суровикина, Шойгу – 6%. То есть, мы констатируем очень высокую осведомленность наших респондентов, о том, что ежедневно происходит на фронте, в рамках Специальной военной операции.

Следующий вопрос: «Вы одобряете или не одобряете деятельность следующих руководителей Специальной военной операции?» Именно этот вопрос вызвал больше всего эмоций, в том числе, даже у некоторых приглашенных на наш «круглый стол» должностных лиц. И нам кажется, что это, безусловно, слабая позиция – прятать голову в песок, и делать вид, что ничего не происходит. Потому что мы, конечно, должны понимать и знать правду. В конце концов, от поддержки населения зависит, в первую очередь, Победа. Поэтому мы должны понимать, как население относится к военачальникам, которые командуют Специальной военной операцией. Поскольку, так скажем, обывательское воспринятие Закона о фейках об армии приводит нас к тому, что мы вообще стараемся не говорить о Вооруженных силах России. Например, телеканал «Царьград», как средство массовой информации, очень хорошо знает, о чем можно говорить и о чем нельзя. Так вот, настоящий социологический опрос никаким образом не нарушает действующее законодательство.

Итак, какова оценка деятельности министра обороны Сергея Шойгу? Вот, обращаю ваше внимание на результаты: ответили «да, одобряю» - 29,9%; «скорее одобряю» - 16,4%, «скорее не одобряю» - 11,5%, «не одобряю» - 33,6%. Затруднились ответить 8%. То есть, деятельность министра обороны Сергей Кужугетовича Шойгу известна наибольшему количеству ответивших, затруднились ответить всего 8,6%. И он единственный наш лидер в графе «не одобряю». Его не одобряют больше всего. Сегодня экспертам, начиная с Александра Гельевича Дугина и Владимира Ивановича Добренькова, представится возможность высказаться о причинах такой общественной оценки. А я просто констатирую, что этот ответ имел место. И, кстати, мы сейчас пытаемся повторить наш опрос, то есть, обновить его результаты, для понимания динамики изменения общественного мнения за следующие два месяца. В середине нашей «турнирной таблицы» находится руководитель Генштаба Герасимов. Его деятельность одобряют и скорее одобряют 27,3 и 17,8%. То есть, в общем, серьезная цифра, это в сумме около 45%. Скорее не одобряют и не одобряют 8,1 и 26,9% соответственно. То есть, всего около 35%. И лидером народного одобрения являлся командующий объединенной группировкой войск России на Украине Сергей Суровикин. К моменту опроса, после того, когда мы уже опрос свой провели, он был заменен на Герасимова. Вероятно, для этого у Министерства обороны были какие-то свои внутренние причины. Потому что это с точки зрения общественного мнения Суровикин гораздо более популярен. В частности, его деятельность одобряют более 50% принявших участие в опросе, а не одобряют лишь 33%.

Следующий вопрос. «Принимаете ли вы участие в сборе средств, или иной помощи русской армии на Украине?» Нужен он был нам для того, чтобы так же определить степень вовлеченности граждан. Так вот, большинство - 31,1% ответили «да, уже принимаю участие». «Нет, но собираюсь принять участие» - 16,4%. Это вместе нам дает почти 50%. Затруднились ответить 15%. «Нет, и не собираюсь принимать участие» - 33,8%. Я бы очень хотел обратить ваше внимание на эти цифры, они будут постоянно дальше повторяться. В целом, около 50% одобряющих и скорее одобряющих. Здесь они количественно совпали с теми, кто принимает участие в помощи и сборе средств, и порядка 30—35% не одобряющих. Вот эти цифры будут кочевать потом, в разном виде, от вопроса к вопросу. Дальше.

Также у нас был вопрос: «Коснулась ли вас частичная мобилизация осенью 2022-го года?». Опять же, для того чтобы определить, насколько лично тот или иной отвечающий участвует в Специальной военной операции, или эмоционально затронут. Ответы следующие: 9% - «да, мобилизован близкий родственник (сын, муж)». «Да, есть мобилизованные среди друзей, знакомых, коллег по работе, и так далее» – 51,7%, то есть, всего 60%. «Нет, среди моих близких нет мобилизованных» – 37%.

 

«Как вы относитесь к беглецам от мобилизации?», - был наш следующий вопрос. Ответы разделились следующим образом: «Категорически не одобряю их действия, это дезертиры» – 31%. «Не одобряю их действия, но могу в чем-то их понять» – 31,4%. «Одобряю их действия» – 26%.

Вопрос: «Как вы, в целом, относитесь к Специальной военной операции на Украине?» Вот, собственно говоря, опять эти 50 и 30. «Полностью поддерживаю» – 37,6%. «Скорее поддерживаю» – 15,6%, то есть, всего 50,3. «Скорее не поддерживаю» – 9,1% и «категорически против проведения Спецоперации» – 26,5%, то есть всего 35% опрошенных. 11% не готовы ответить на этот вопрос.

Следующий вопрос. «Как вы относитесь к возвращению в состав России Донецкой и Луганской народных республик, Запорожской и Херсонской областей?» Результаты ответов: «Полностью поддерживаю» – 42,9%. «Скорее поддерживаю» – 12,6%. Опять всего поддерживают около 55% опрошенных. «Скорее не поддерживаю» – 8,9%. «Категорически не поддерживаю» – 22,8%. То есть, опять противников около 32%. Вот, у нас из раза в раз 50—55% поддерживают, 30—35% не поддерживают, 12% не готовы ответить на этот вопрос. Причем, независимо какой вопрос мы спрашиваем. «Как вы относитесь к возвращению в состав России Донецкой и Луганских народных республик, Запорожской и Херсонской областей?». Вроде бы напрямую не связано со Специальной военной операцией. А ответ, соотношение отвечающих «да» и «нет», «за» и «против» то же самое.

«Как вы относитесь к идее заключения перемирия на Украине без достижения целей Специальной военной операции?» Опять, посмотрите, какое изумительное совпадение цифр: 40% - «никакого перемирия до полного достижения целей Специальной военной операции»; 12,2% - «поддерживаю заключение перемирия только после возвращения всех Русских земель». Ну, такой вопрос, который, безусловно, предполагает Победу. И при этом 35,6% поддерживают заключение перемирия, но, безусловно, в данном случае, без достижения заявленных целей, без каких-либо условий, то есть, прекращение огня прямо сейчас. Опять, 52,6% «за», 35,6% «против». Ну, и те самые 11—12%, которые затрудняются отвечать на вопросы.

Следующий вопрос. «Как вы относитесь к идее заключения перемирия на Украине с потерей части территорий областей, вошедших в состав России?» Мы же понимаем, что прямо сейчас статус Запорожской и Херсонской областей является очень условным. Потому что непонятно до сих пор, и никто внятно ни разу не ответил на вопрос, мы, все-таки, включили Запорожскую и Херсонскую области в исторических границах, или по линии прохождения сегодняшнего фронта? Ответы: 41,9% -- «никакого перемирия, до полного достижения целей Специальной военной операции». Поддерживают заключение перемирия только по возвращению всех русских земель – опять, соответственно, 11,8%, которые вместе с 41,9% дают те же самые искомые 53,7% поддержки. Поддерживают заключение перемирия 33%.

Почти аналогичные показатели характеризуют и отношение опрошенных к идее нового наступления на Киев, которому посвящен следующий вопрос исследования:

39,2% поддерживают идею воевать до победного конца. «Частично поддерживаю, частично не поддерживаю» – 11,6%. Это очень острый вопрос, уже про Киев, это вовсе не про Донецк, Запорожье и Херсон. И практически те же цифры. И опять 34%, скорее, не поддерживают, думают, нужно перемирие.

Следующий вопрос особенно интересен. «Какие города Украины обязательно должны стать русскими до заключения перемирия?» Ну, и дальше список: Одесса – 36,8%, Херсон – 36,7%. Напоминаю, Одесса не является сейчас городом, находящимся под контролем наших Вооруженных Сил. Она идет в списке первой. Запорожье – 33,4%, Харьков – 33,2%. «Никакие» – 30,9%. Это те самые, которые «перемирие немедленно», они кочуют у нас из вопроса в вопрос. Николаев – 30%, Днепропетровск – 27,8%, Киев – 19,8%. Вся Украина должна стать частью России – 19,3%. Ну, и далее другие города.

И последний слайд, который мы вам хотели показать. «Как изменится ваше отношение к политике правительства России, в случае заключения перемирия на Украине, с потерей части территории областей, вошедших в состав России?». Я думаю, что именно этому вопросу мы обязаны отсутствием наших коллег из Администрации Президента на нашем «круглом столе». Потому что это самый запрещенный вопрос. Ибо нельзя заключить перемирие, так сказать, не поддержав его всенародным голосованием. Поэтому наши коллеги из ВЦИОМа готовы дать те прогнозы, которые потребуются, в тот момент, когда будет такая необходимость.  Вот, что дают данные нашего объективного опроса, который мы делали без какого-либо государственного техзадания: «категорически не поддержу» – 30,3%; «скорее не поддержу» – 14%. Обращаю ваше внимание: 30,3 плюс 14 – опять 44,3%. «Скорее поддержу» – 14%, «полностью поддержу» – 20,1%. То есть, всего 34%. И значительно подросший вариант ответа: «не готов ответить на этот вопрос». Наш вероятный патриотический консенсус 50—55% тает вот в этом вопросе. Потому что получается, что, если правительство готово к перемирию, то уже возникает следующий вопрос: если ты поддерживаешь правительство и власть, ты, соответственно, должен ответить «поддержу», но, с другой стороны, вроде бы до этого ты отвечал, что тебе нужна война до победного конца. Поэтому этот вопрос самый интересный, на мой взгляд. И ответ на него тоже нуждается в нашей сегодняшней с вами дискуссии, интерпретации. И вот, мне лично очень интересно услышать ваши экспертные оценки, что бы означал ответ на этот вопрос и полученные нами данные. Спасибо. На этом я бы закончил свою презентацию.

Андрей Перла. Большое спасибо, Константин Валерьевич. С вашего разрешения, коллеги, как человек, который отвечал за проведение этого опроса, я немного расскажу о том, как это делалось. 

Потому что для России мы выбрали не самую традиционную методику его проведения. А именно, массовый опрос общественного мнения был проведен полностью в интернете, полностью онлайн. Существует технология, которая очень широко использовалась ранее в маркетинговых исследованиях. Однако реже использовалась для проведения опросов общественного мнения по вопросам, связанным с политикой. Технология ривер-сэмплинг. Построение выборки в интернете без предварительного рекрутирования респондентов. Когда респонденты в социальных сетях приглашаются для участия в опросах путем использования контекстной рекламы, постов в социальных сетях, в некоторых популярных аккаунтах и баннеров. При этом выборка делается ровно таким же образом, как и при проведении традиционных массовых опросов общественного мнения. И мы получаем результат, вполне сопоставимый по точности с традиционными опросами, которые делают традиционные полстеры. 

А главным условием этого является очень глубокое проникновение интернета в жизнь российского обывателя. На самом деле, сейчас вполне возможно построить выборку для массового опроса общественного мнения с высокой точностью практически для любой социальной группы. Наше традиционное представление о том, что пенсионеры, например, в меньшей степени пользуются социальными сетями, больше не является актуальным. Любая социальная группа может быть затронута с помощью интернет-исследований. Это относится и к пожилым людям, и к людям сравнительно бедным, и к людям, соответственно, хорошо зарабатывающим, и, безусловно, к молодым людям, и так далее. 

Соответственно, мы имеем результат социологического опроса, вполне репрезентативного для населения России в целом, где учтены мнения всех социальных групп. При желании участников круглого стола мы готовы предоставить подобные данные с разбивкой результатов исследования по всем традиционным социально-демографическим характеристикам: пол, возраст, доходы и сфера деятельности участников опроса. При этом мы прекрасно понимаем, что сам факт проведения опроса исключительно онлайн дает возможность для некоторой критики его точности. Мы готовы эту критику воспринимать и дискутировать на эту тему. Если есть вопросы непосредственно по методике проведения, я готов на них ответить прямо сейчас. Если вопросы останутся для дальнейшей дискуссии, тогда я бы передал слово Александру Гельевичу Дугину, для того чтобы содержательно оценить проведенное исследование.

Владимир Добреньков. Уважаемые коллеги. Вот, как вы считаете, выборка там 951 человек, по-моему, да?

Андрей Перла. Да.

Владимир Добреньков. Вот, она достаточна, для того чтобы, в принципе, делать какие-то выводы по результатам опроса? Это первый вопрос. И второй вопрос. В исследовании учитывается ли, например, степень зрелости, политической зрелости? Это же невозможно измерить. 

Но многие данные, которые здесь отмечены, особенно в разряде тех лиц, которые не поддерживают и критически настроены по отношению к Специальной военной операции, а ведь, речь идет, на мой взгляд, об огромном количестве людей в России, – они еще не понимают, что происходит в современном мире. И уровень их политического сознания недостаточно высокий, понимаете? Поэтому я, как социолог, критически отношусь к точке зрения тех людей, которые в этом исследовании, например, высказались, что не поддерживают или критически относятся к СВО.

 На мой взгляд, это очень незрелые люди. Тем более, за 30 лет своего господства либеральная идеология настолько промыла мозги населению нашей страны, что многие просто не понимают, что происходит. Идет война, реальная. Гибнут наши люди. Страна встала на защиту. Вся страна, всё население. Мне кажется, что данные по этому исследованию в отношении реальной поддержки Специальной военной операции здесь занижены. Я, все-таки, как социолог, могу это утверждать. Я не всегда доверяю социологическим опросам. Потому что могут быть ошибки, может быть выборка не та, или результаты реинтерпретированы по-своему. 

Но в целом, я хочу сказать, что какое-то представление о том, как наше общество относится к тем вопросам, которые были заданы, исследование дает. Но интерпретация может быть разная. Все-таки, я лично не доверяю тем лицам, которые высказались о том, что не поддерживают СВО. Что они могут знать о руководстве армии и так далее? Многие же ничего не знают. Особенно если в опросах участвовала молодежь, понимаете?

Андрей Перла. Я могу ответить?

Владимир Добреньков. Очень важно, какая категория людей участвовала в опросе, в том числе по возрасту. В целом, исследование дает некоторое представление, но при этом, на мой взгляд, всё же не отражает реального положения вещей.

Андрей Перла. Сначала, если позволите, остановлюсь на валидности данных опроса. Выборка была построена ровно так же, как она строится у традиционных полстеров, при традиционных способах проведения опросов общественного мнения – телефонного ли, или поквартирного. Поэтому говорить о том, что опрос в интернете каким-то образом искажает картину, нельзя. Мы готовы отвечать за то, что мы получили именно тот спектр мнений, который существует сегодня в российском обществе при ответе на заданные вопросы. Теперь, что касается незрелости респондентов. Здесь с Вами сложно и, наверное, бессмысленно спорить. Поскольку, действительно, уровень понимания проблем, которые обсуждаются в ходе опросов общественного мнения, у всех респондентов разный. Но на то ведь и социология, чтобы заниматься изучением того спектра мнений, который реально существует в обществе. А не того, который нам хотелось бы в обществе увидеть. Да, действительно, я полностью согласен с этим утверждением, полагаю, что и все с этим же согласятся, что очень существенная часть населения недостаточно информирована. Очень существенная часть населения полагает, что она информирована достаточно, а, при этом руководствуется какими-то ложными представлениями. Очень существенная часть населения считает (да и лично мое мнение с этой оценкой совпадает), что российская государственная пропаганда по отношению к Специальной военной операции недостаточна. Что, в частности, можно вывести и из результатов этого опроса. Но что касается точности этих результатов, возможности ими оперировать и ссылаться на них, тут я позволю себе сказать, что этот опрос был проведен достаточно хорошо. 

Уважаемые коллеги! Да, Алексей Викторович, тогда Ваш вопрос, и после этого мы передадим Александру Гельевичу слово.

Алексей Чадаев. Посмотрел специально в вашем опросе, из каких источников вы обычно получаете информацию и сравнил с ВЦИОМ. Согласитесь, все-таки, что вы можете как угодно делать свою выборку, похожей на выборку традиционных полстеров, но сама ваша методика сразу резко и существенно корректирует ту выборку, которую вы сделали, именно по базовому источнику получения информации.

Андрей Перла. Не выборку. Она не корректирует выборку, простите, пожалуйста. Она корректирует ровно результат ответа на этот именно вопрос. Понятно, что, если мы проводим опрос в интернете, то мы получаем большее количество людей, которые интернет видят в качестве основного источника информации.

Алексей Чадаев. Да.

Андрей Перла. Что же в этом удивительного?

Алексей Чадаев. Да, да. И вот это важно понимать, в принципе, при оценке результатов этого исследования. Что как бы это не Россия, это та Россия, которая живет в интернете.

Андрей Перла. Более того, это та Россия, которая присутствует в социальных сетях. Спасибо, а теперь слово предоставляется Александру Гельевичу Дугину. 

Александр Дугин. Специфика проведения этого исследования характерна для описания мнения «сетевого человека», «интернет-россиянина». Много таких? Очень. С социологической точки зрения россиян можно разделить на две категории: «теле-россияне» и «интернет-россияне». Они существенно отличаются друг от друга в позициях. Сегодня значительное число людей, особенно молодое поколение, не смотрят телевидение вообще, наверное, многие даже не знают, что это такое. Телевидение – стало довольно ограниченной нишей доставки информации. Нельзя сказать, что смотрящие телевидение – это россияне как таковые, но нельзя сказать, что интернет-россияне – это все россияне. И те, и те есть, мнение обоих групп важно. Наверное есть и смешанная категория -- теле-интернет-россияне, которые знают, что такое телевизор, время от времени смотрят его, но преимущественно получают информацию из соцсетей.

В любом случае интернет-россияне стали вполне репрезентативной средой. Их мнение в какой-то мере отражает настроения всего общества. В какой точно? Общество столь сложно, что любая статистика может оказаться обманчивой. В какой-то мере интернет-россияне могут быть референтной группой.  

Что мы видим в исследовании с этой поправкой? Во-первых, среди интернет-россиян налицо солидное присутствие патриотов (как убежденных так и ситуативных),  которых намного больше 50%. Больше 50% интернет-россиян активно и полностью поддерживают Специальную Военную Операцию, что явствует из всех данных соцопроса. Если брать в растет только теле-россиян, то эта цифра будет существенно большей – явно больше 70% и около 80%. Но мнение интернет-россиянина не равно мнению теле-россиянина. Те, кто активно используют соцсети, они делают выбор более решительно, опираясь на свою собственную среду, на свое собственное мнение, на свой анализ. И вот первый вывод: наша интернет-территория сегодня в значительной степени патриотична. 

Второй момент. Недовольство ведением СВО с поправкой на то, что мы говорим об интернет-россиянах, все же довольно значительно. Совершенно обоснованно замечание Константина Валерьевича Малофеева о недоработках в наших средствах массовой информации, в деятельности нашего правительства. Антирейтинг довольно велик. Среди теле-россиян этот антирейтинг ниже. Существенно. Он устойчиво колеблется вокруг 31%, -- 32%. К этой группе надо внимательнее присмотреться, уделить ей внимание. Ведь 30% интернет-россиян представляют собой, как минимум, жертв вражеской пропаганды, а то и – в крайних случаях -- потенциальных террористов. Из этих 30% и будут вербовать западные спецслужбы, своих агентов, в том числе и участников террористических групп. Враги легко способны проделать такой анализ – выявить, кто не поддерживает СВО, и, работать с этими людьми. Соответственно, это сигнал и я бы к нему отнесся самым серьезным образом. 

И, может быть, именно проведение такого опроса в интернете обостряет ту проблему, которая теряется, когда мы добавляем в число респондентов теле-россиян. Разница между интернет- россиянином и теле-россиянином, что теле-россиянин связан с источником информации вертикально и однонаправленно  --  ты получаешь и молчишь. Разве что  можно поругаться в телевизор. А интернет-россиянин – может ответить в сети: мне не нравится СВО. И придать своему посланию активный характер. Высказывание на высказывание. Горизонтальная модель и наличие обратной связи. 

Соответственно, из числа более активных россиян -- интернет-россиян -- 30% имеют какие-то возражения к СВО. Я считаю, что это огромная опасность. Огромная опасность, на сегодня, и еще бóльшая опасность на завтра. Я бы вот здесь на основании именно такого исследования в интернет-среде забил тревогу. И подумал, что с ними делать. Видимо, увеличением количества часов патриотических программ на телевидении мы эту аудиторию не затронем вообще. Нужны новые стратегии. Нужен качественный подход, а не количественный. Надо пересматривать наши собственные сетевые модели. 

Правда среди интернет-россиян мы имеем уверенные 50% твердых сторонников СВО. Но снова -- это, в значительной степени, не следствие работы нашей власти и прямолинейной пропаганды, а результат мобилизации военкоров, патриотов, причем людей разных возрастов. И это как раз власти не могут приписать себе – «вот, смотрите, как у нас всё хорошо». Это хорошо, как раз потому что народ такой у нас чуткий, глубокий, справедливый и нравственный, а также политически алертный. Люди у нас хорошие. А отнюдь не пропаганда. В сетях, я думаю, собственно, результаты работы государства, незначительны. Важно, что народ сам поддерживает СВО, это очень показательный результат. 

Теперь что касается довольно высокого антирейтинга Сергея Шойгу. Константин Валерьевич Малофеев обратил на это внимание. Это бросается в глаза, на самом деле. Я думаю, что здесь эффект в основном состоит в том, что есть устойчивые противники СВО и это все те же 30%, которые мы встречаем везде. Эти интернет-россияне будут выступать за всё, что угодно,  но только не за победу России, только не за СВО, только не за наше государство, только не за наши успехи. Но тут к ним добавляется другая категория -- патриоты, которые считают, что уровень проведения нашей Специальной Военной Операции слишком эффективный, не активный, что у армии недостаточно успехов. Сложив эти два момента, мы получаем высокий антирейтинг Шоугу. Здесь к 30% присоединились еще и другие. То есть, те, кто критически высказывается в адрес Шойгу, это все вместе и те, кто против СВО в целом, и еще значительная часть активных и убежденных патриотов, которым представляется, что результаты армии недостаточны. Я  бы предложил такую интерпретацию, потому что тут цифры несколько отличатся об общей тенденции. Иначе такой антирейтинг не получить. 

Теперь я хотел бы несколько слов сказать о планах нашего института, в том числе в области социологии. Проведение соцопросов – это очень важная, но все же чисто техническая сторона социологии. Я очень рад, что сегодня в нашем заседании принимает участие Владимир Иванович Добреньков, основатель нашей российской социологической науки.  После плеяды наших великих социологов первой половины ХХ века, таких как Питирим Сорокин, становление социологической науки в СССР связано с именем Добренькова. Я убежден, что нам надо ставить острые и принципиальные вопросы, относительно социологии как науки вообще. 

Первое, что, на мой взгляд, необходимо изменить  -- это баланс, сложившийся сегодня в самих парадигмах российской социологии. Нам необходим переход от либерального (индивидуалистического) подхода к нонлиберальному, социальному. Можно сказать, что требуется переход от доминации «понимающей социологии» Вебера  выбора к функционализму Дюркгейма и его школы (в том числе антропологической – Мосс, К.Леви-Стросс и т.д.). За основу следует принять положение, что социум и коллективное сознание и есть высшая инстанция, предопределяющая содержание отдельного индивидуума, предшествующая ему. 

Когда мы руководствовались либеральным подходом, мы спрашивали: что вы думаете, гражданин? Но перед этим гражданину определенные сугубо социальные (то есть надиндивидуальные) инстанции тщательно промывали мозги, и продолжают промывать даже в тот момент, когда к нему обращаются. Если же ответ гражданина в чем-то расходится с установками самих либералов, немедленно делается вывод, что данный гражданин идиот, недоразвитый и является жертвой мракобесных мифов. А если его ответ совпадает с мнением либералов, то есть если опрашиваемый более или менее правильно повторяет, что либералы ему только что внушили, они радостно заключают: вот, смотрите, его мнение есть признак его свободы и самостоятельности. Вот с такими фикциями имеет дело либеральное направление в социологии, которое представляет собой не что иное, как агрессивную тоталитарную идеологическую пропаганду. Вот с этим надо в науке заканчивать, это не социология. По крайне мере, надо перестать лгать самим себе и рассматривать самосбывающееся пророчество как ценный результат эмпирически исследований.

Конечно, надо признать, что социология – ангажированная дисциплина. Пьер Бурдьё это детально и убедительно обосновал. Социолог всегда ангажирован. Мнение, что социолог может быть свободен от общества, глубоко непрофессионально и свидетельствует о нулевой апперцепции. Это профессиональная дисквалификация. У каждого социолога должна быть своя мировоззренческая социальная позиция, своя ситуация. Социология всегда ангажирована. Но! Она либо ангажирована либерально, либо она ангажирована нонлиберально. Либералы, как истовые расисты с нулевой толерантностью к мнению оппонента, отрицают нонлиберализм как таковой. Это, мол, «враги открытого общества», а врагов убивают. Не всегда либералы были столь резки, но сегодня это именно так. Либерализм идеология экстремистская, и к такому экстремизму катится любая научная дисциплина, которая строится на либеральной парадигме. 

Поэтому – хотя бы для того, чтобы уравновесить это либеральный экстремизм, граничащий с интеллектуальным (да и практическим) терроризмом -- нам нужен нонлиберальный ангажемент социологов. 

Прежде чем вещать от имени социологии как таковой, каждый социолог призван вначале обозначить свою парадигмальную платформу. Например, кто-то говорит: я – либерал. Да это пожалуйста, это, вот твоя позиция. Значит, ты собираешься нам поведать о результатах твоего либерально ангажированного исследования. В нем все будет пристрастно, зависимо от стартовых идеологических условий – не только интерпретация данных, но и составление опросов, методы проведения и т.д.

Но в эпоху СВО для независимой российской цивилизации, о которой говорит наш Президент, нужна другая социология. Нам нужна русская ангажированная социология, развертывающаяся вокруг базового тезиса о самобытности российского общества, культурного кода. Нам нужна парадигма социологии русского общества.  

При этом для построения такой социологии русского общества совершенно не обязательно брать только нашу российскую отечественную. Школу – от Питирима Сорокина до Вадимира Добренькова. Можно обратиться к огромному пласту мировой социологии, которая, однако, не разделяет либеральное представление о том, что индивидуум формирует общество и, напротив, настаивает на том, что общество формирует индивидуума. Вот критерий. А ему соответствует и Дюркгейем, и Зомбарт, и Шелер, и социальная антропология в том числе американская школа Франца Боаса) и много чего еще. Главное не в том, как кто относится к Путину, к православной Церкви или к Специальной Военной Операции. Главное в парадигме: признаем ли мы что именно общество формирует содержание индивидуума, а не наоборот. И тогда мы вынуждены изучать само общество, как нечто цельное, холистское (Л.Дюмон), а это требует глубокого внимание к его культурным кодам, к его идентичности, к его истории. И в свою очередь такое пристальное внимание и делает социологию русской.

Сейчас в российской социологии все наоборот.  Думаю, 80%  -- 90% наших социологов под влиянием современной западной парадигмы исходит из того, что индивидуум первичен и, изменив его, можно изменить общество в целом. Либеральная идеология утверждает, что индивидуум может делать с обществом всё что угодно, раскладывать его на элементы, и заново создавать. Это подход как минимум спорный даже с теоретической точки зрения: а разве само понятие «индивидуума» не является социологическим концептом, внедряемым сверху – со стороны центров эпистемологической власти (М.Фуко)? Но сегодня такой подход просто враждебный. Он способствует активному разложению общественного целого, атомизирует народ. 

Это означает, что назрели колоссальные парадигмальные изменения в структурах социологической науки, в социологическом образовании. И это, конечно, скажется и на конкретных социологических исследованиях. Мы должны изучать общество, а не людей. Общество – это не совокупность отдельных граждан. Аристотель говорил, целое – это не совокупность частей. Сложив все вместе части живого существа, мы никогда не получим его самого. Потому что живое существо надо изучать как нечто цельное. Именно холистский подход в социологии должен стать у нас доминирующим.

Да, могут быть диссиденты. Да, могут быть инакомыслящие. Им отводится 15% -- 20% в научных средах. Они должны иметь право спокойно выйти и провозгласить: мы – либералы и в сами в корне не согласны, мы считаем, что индивидуум прежде всего. Русские социологи выслушают это спокойно, примут к сведению, и продолжат развивать свою собственную социологией. 

Иными словами, нам нужно фундаментальное изменение пропорций в социологической науке, в ее теории и на практике. 

Очень важно напомнить то, что ясно и убедительно показал Пьер Бурдьё. Социология – ив теории и в методах – это активная позиция. Она не отражает существующее общество, она его конструирует. И соцопрос – это как раз один из методов такого активного конструирования, по сути,  пропаганды. 

Вот взять наш соцопрос. Мы можем включить в него отношение респондентов к ЧВК «Вагнер» и Евгению Пригожину или не включить. Если мы его не включаем – мы получаем одну картину. Если включаем -- совсем другую картину. И, вот, в зависимости от того, как мы формулируем вопросы, мы уже программируем ответы. Выбор между Суровикиным и Герасимовым – одно. Добавив Пригожина, все меняется. Так и выбор между Медведевым или Кириенко, -- это один соцопрос. Добавляем Путина -- совсем другой. А если и сюда Пригожина, картина сделает скачок. Какой? Даже трудно себе представить. Мы, в любом случае, формируем граничные параметры, которые определяются тем, что мы хотим получить в конце. На что мы отваживаемся или к чему клоним. 

Социология проактивна. Или, как это формулировал Бурдьё, «общественного мнения не существует». У него есть прекрасная книга с таким названием. Общественное мнение формируется в обществе в том числе и в процесс соцопросов. Социология – это инструмент опасный. Социологией не может заниматься первый встречный. Социология -- это как наркотик или сильно действующее лекарство. С ней надо быть очень осторожными. Надо соблюдать меры безопасности и идеологической корректности. 

Я хотел также сказать, что в рамках Института Царьграда мы планируем заняться исследованием фундаментальных различий между элитой и обществом в целом. Или между государством и обществом. Это два разных макрокосма, это разных космоса. В зависимости от того, принадлежит ли человек к правящей элите или не принадлежит, позиции, ответы, мнения, смыслы могут быть совершенно разными – даже полярными. Данные, которые мы будем получать с учетом того, обращаемся ли мы к элитам или к массам, будут качественно различаться – вплоть до противоположной картины. На Западе сегодня это противоречие достигло катастрофических масштабов  – элиты думают одно, и поступают по одному, а народы, массы придерживаются прямо противоположной точки зрения. Социология – это как раз та наука, которая способна этот зазор вычленить, описать, осмыслить.

Я -- сторонник двухуровневой социологии. То есть, надо обращаться одновременно к коллективному сознанию общества (Э.Дюркгейм) и к коллективному бессознательному общества (К.Г.Юнг). Одно дело, когда люди высказывают свое мнение на уровне рассудочного анализа и в соответствии нормами политкорректности, а другое – что они считают на самом деле, что чувствуют, к каким заключениям приходят на уровне эмоций, подсознательных движений, интуиций, но при этом скрывают, прячут. Если какой-то вопрос задать напрямую, то подчас люди будут отрекаться от того, в чем они убеждены. Но есть методы – в том числе и поддающиеся квантификации, которые позволяют выяснить, как организовано коллективного бессознательное того или иного общества. Правда, это требует высокой гибкости. 

Социология должна изучать народ как таковой – во всей его сложности. Надо понять, как народ думает на самом деле. Такая полноценная двухуровневая социология должна обращать внимание и анализировать  сновидения, мечты, бессознательное нашего народа. Оно скажет нам очень много и обо всем. 

Вчера у меня был интересный разговор с нашими коллегами из-за рубежа, приехавшими на Конгресс русофилов. Они спрашивали: ваше общество осознаёт, насколько западная цивилизация чудовищна? Мы отвечаем: нет, не осознаёт вообще. А ваше общество отвергает западную цивилизацию? Да, полностью. То есть, не осознаёт, но отвергает. Чтобы корректно расшифровать это, необходим тонко подобранный социологический инструмент, юстированный до такой степени, что он будет схватывать и то, и то. 

Русское сознание противоречиво, оно состоит из парадоксов. Оно часто еще и обманывает, и себя, и других. И вот наша русская социология должна учитывать особенности наших людей. Только так она станет более адаптированной к нашим условиям. 

Андрей Перла. Уважаемые коллеги, у нас 22 человека принимает участие в заседании дистанционно. Поэтому, с вашего разрешения, мы будем периодически предоставлять слово тем, кто не сумел быть здесь лично, а потом возвращаться за круглый стол. Сейчас слово предоставляется военкору Алексею Живову. После чего будет передано Инне Александровне Ветренко. Прошу Вас.

Алексей Живов. Да. Добрый день, уважаемые коллеги. Меня хорошо слышно?

Андрей Перла. Да.

Алексей Живов. Прекрасно. Всех приветствую. Благодарю вас за проведение этого опроса. Очень важно, что мы стараемся объективно исследовать социальные настроения, а не тешим себя какими-то иллюзиями, относительно того, что думает наше общество. Мы таким образом вскрываем минные поля, по которым в ближайшее время пройдут наши войска. А не идем по этим минным полям. Из того, что я услышал, я буквально несколько наблюдений записал для себя. А впоследствии я, возможно, расскажу какие-то ценные для вас данные, ну, скажем, с освобожденных территорий. И займет это порядка семи минут.

 

Андрей Перла. Простите, пожалуйста, одну секунду. Уважаемые коллеги, как только что напомнил руководитель, у нас есть, все-таки, определенный регламент. Пять-семь минут являются пределом для одного выступления. Спасибо большое.

Алексей Живов. Что я увидел в вашем исследовании. Я увидел два типа оппозиций, которые фигурируют там. Это общая оппозиция к власти, это радикальная оппозиция, которая, в принципе, не приемлет российский режим, Специальная военная операция для нее является дополнительным поводом к негативным суждениям. И в последнем опросе выявилась патриотическая оппозиция, где она разделяется с лоялистской частью. То есть, у нас сейчас идет смычка патриотов с лоялистами, которые и дают, собственно говоря, большинство. А последний вопрос ваш разделил патриотов и лоялистов. Как Вы сами, в общем-то, по сути, и сказали. Лоялисты как бы уходят в сторону: да, мы все равно поддержим любое решение власти. А патриоты, то есть, около 40% опрошенных, требуют идти до конца.

Александр Перла. 30.

Алексей Живов. 30, да. Значит, объективно, из того, что я услышал, я мог бы сделать выводы следующие. Общество наше по-прежнему находится на некоем распутье. Спираль молчания в нем не раскручена, до необходимых величин. Пропорция Барретта, там 80 на 20, которая гарантировала бы нам полную консолидацию общества перед национальными задачами, не соблюдается. Из чего я делаю вывод, что российская пропаганда работает слабо. Российская пропаганда не попадает в некоторые целевые аудитории. А особенно в те целевые аудитории, которые являются сейчас движущей силой нашего общества. Очень важно, что исследование проводилось именно в интернете, именно интернет-пользователи являются сейчас движущей силой нашего общества. Соответственно, я мог бы предположить, что смыслы и символы, которые формирует российская пропаганда, на данный момент, не заходят в сознание граждан так, как это должно быть. То есть, здесь очевидно есть большое поле для умной, качественной и глубокой пропагандистской работы, которая будет вовлекать, как вы правильно, опять же, сказали, в том числе, военкоров, и другие группы. С тем чтобы покрыть большее количество социальных слоев, общественных групп, нам необходимо добиться реальных, не нарисованных, а именно реальных 80-ти на 20. Тогда все общество полностью включится в работу. 

Значит, кого не было в опросе. Ну, может быть, конечно, и правильно. Там не было командующего ВДВ Теплинского. К которому в армии очень теплое отношение и очень трепетное. И за него не только бойцы ВДВ переживают, но и смежные подразделения. Он пользуется огромной популярностью, как и Суровикин. Именно в армии. 

По опыту нахождения на территориях в прошлом году, я имел прямое отношение к полевой социологии и видел, как менялись настроения. Хочу сказать, что в начале мы имели ту же самую интересную пропорцию. 30% жителей новых регионов были открыто за Россию, горячо поддерживали присоединение, участвовали в общественных процессах, рискуя своей жизнью, подчеркиваю. Потому что там даже выход в школу учителем в рамках российского правового поля – это уже риск жизни. При этом 30% жителей того региона, в котором я был, были нейтральны, и, в принципе, готовы были принять российскую власть без сопротивления, но не поддерживали ее каким-то явным способом. То есть, это, скажем, такие обыватели, которые поддержат любую власть. И 30%, именно 30%, было открытых активных противников России. Эти пропорции постепенно менялись, по мере того, как противники России выезжали. Часть из них просто замолчала, спряталась, и так далее. Но вот это 30—30—30 я наблюдал и на освобожденных территориях. Это очень важный момент, и он подтверждается и другими исследованиями. 

Ваше исследование относительно популярности и непопулярности тех или иных общественных деятелей проходит не только через общество, но и через армию. И я вам сейчас скажу очень интересную вещь, которую, может быть, не все до конца понимают: 99% военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации – это, коллеги, интернет-пользователи, очень-очень активные. И они читают все телеграм-каналы, смотрят все видео, и так далее. Это не изолированная среда, а это среда людей, ищущих, так же как мы, смыслы, анализирующих информацию, пытающихся понять для себя. Потому что их работа связана с риском для жизни. И каждый офицер, каждый сержант регулярно, ежедневно пытается понять, оправдана ли его потенциальная смерть теми целями и задачами, к которым идет Россия. Это очень-очень важный момент, понимать, что армия точно такой же интернет-пользователь, очень активный интернет-пользователь и Телеграм-пользователь. И в зависимости от того, какой консенсус, в конечном итоге, сложится в обществе, в Телеграме, в пропаганде, офицер будет принимать решение, совершать ему смелый поступок, идти ему сейчас на штурм, в прорыв, с фланга на танке, по конкретной цели, на конкретном участке фронта или поберечься. Потому что, если вдруг завтра будет какое-то перемирие или еще одно отступление в Изюме, то лучше поберечься. Жизнь-то дороже, квартира, ипотека, дети… Понимаете, это тоже люди, такие же, как и мы с вами. Да, они выполняют свой долг. Но они так же чувствительны к военной и общественной пропаганде, к настроениям в обществе. Вот, эту мысль, пожалуй, я оставлю как центральную. Что Телеграм – это, в том числе, место, где находится подавляющее большинство наших военнослужащих как мобилизованных, так и кадровых. Как рядовых, так и младших, средних, и, возможно, даже определенная роль старших офицеров. И они на определенных позициях, согласно вашего опроса, точно так же примерно делятся в пропорциях по ответам. Спасибо.

Андрей Перла. Спасибо, Андрей. Это было очень содержательно. Значит, с вашего разрешения, коллеги, в том порядке, в котором, значит, ваш модератор получил сообщения о том, кто хочет выступать. Инна Александровна Ветренко, заведующая кафедрой социальной технологии РАНХиГС.

Инна Ветренко. Я представляю Северо-Западный институт управления РАНХиГС, это один из самых больших филиалов Академии государственной службы. Помимо меня, в нашем круглом столе участвует научный руководитель нашего института Шамахов Владимир Александрович. Он, правда, это делает дистанционно. Почему меня очень заинтересовало ваше исследование. Потому что мы сами завершили буквально неделю назад, в рамках грант РНФ, полевой этап исследования по патриотизму, цель которого выявить уровень патриотического настроения у различных половозрастных групп россиян. Но у нас был телефонный опрос. Мы были исполнителями эмпирического этапа в Санкт-Петербурге и Ленобласти. Сам опрос всероссийский, выборка составила 1600 респондентов, из 45-ти регионов РФ. Но несмотря на то, что мы только неделю назад закончили поле, у нас первые результаты есть. Как я отметила выше, наше исследование было посвящено изучению патриотизма. Поскольку сейчас без отношения к СВО замерить уровень патриотизма в стране не представляется возможным, то, соответственно, некоторые вопросы, которые были в нашем исследовании, затрагивали отношение к СВО. Назову только несколько цифр, потому что обработка еще идет, результаты кодируются, обрабатываются. Наше исследование было двухэтапным, в соответствии требованиями гранта. Первый этап в октябре 2022-го года, второй февраль-март 2023-го года. Мы обнаружили, что на прямой вопрос, считаете ли вы себя патриотом своей страны, во второй волне, февральской и мартовской, ответили утвердительно 56% наших респондентов. В октябре 22-го года на этот вопрос положительный ответ дали 46,78%. Рост произошел значительный. Разумеется, потом пошли вопросы-маркёры, через которые мы выясняли, во-первых, что понимают под патриотизмом. Во-вторых, мы выясняли, из чего складывается эта патриотическая позиция, что в нее включается, и что выключается из этой позиции. И таким узловым моментом для респондентов, которые назвали себя напрямую патриотами, стал ответ на такой вопрос, это примерно 92%, кто сказал, что они патриоты, отметили, что самым значимым событием за последние 15 лет они считают, как раз вхождение новых, но при этом исконно русских территорий в состав Российской Федерации. И, соответственно, это для них является прямым и важным оценочным моментом. Наш телефонный опрос отличается по методике рекрутирования респондентов от того, который провели коллеги из Царьграда. Поэтому у меня в начале был вопрос о механизмах рекрутирования респондентов в их онлайн-опросе, но мы решили, что, когда будем выступать, тогда вопросы зададим. Я поэтому прошу ответить коллег методологов, кто работал над результатами и с полем вашего исследования, как происходило рекрутирование ваших респондентов. Мы знаем, что в онлайн-опросах это самое сложное. Вы размещали на платформах, вы делали рассылку по эмэйлам?. То есть, очень интересно, как вы искали под свою выборку респондентов. Но, все-таки, закончу еще в отношении нашего исследования. Да, мы, после того как обработали немного поле, с коллегами задумались над тем, о чем говорил Александр Гельевич. Как же нам создать такую социологию, которая смогла бы учитывать всё? И быть предельно объективной? Кстати, замечу, что респонденты, участвующие в нашем исследовании, основной информационный контент получают больше из телевидения, а те, кто берет из социальных сетей составили у нас 38%. Это как раз больше совпадает с ВЦИОМовскими цифрами. Еще мы посмотрели прошлые исследованиям ВЦИОМ и получилось, что наши полученные данные говорят о том, такого всплеска патриотизма, с 2000-го года как сейчас еще не наблюдалось в нашей стране. Разумеется, все результаты обобщим, опубликуем их в научных статьях и озвучим в докладах, как того требуют условия гранта. Поэтому это пока только, что называется, вести с полей. А говоря о методологическом аспекте, где нам взять объективную социологию, мне кажется, нам сама жизнь подсказывает. Мы сейчас никуда не уйдем от цифровой социологии, которая делает очень хороший срез по анализу цифровых следов наших граждан в интернете. Но, разумеется, никто не отменяет живую социологию. Не знаю, мы ее будем воспринимать как верификационную социологию, или, наоборот, цифровая как верификационное исследование для живых социологических опросов? Но, мне кажется, при совмещении двух этих подходов, цифровой социологии и живой социологии, как качественной, так и количественной, можно получать более репрезентативные и более объективные данные. Спасибо, коллеги, за внимание!

Андрей Перла. Спасибо большое. Слово предоставляется Егору Станиславовичу Холмогорову.

Егор Холмогоров. Коллеги, обсуждается, действительно, очень интересный вопрос. И, на самом деле, он меня впечатлил, как ни странно, по-хорошему. Потому что его, скажем так, интернет-ориентированность, действительно, бросается в глаза. И таких хороших цифр для нашей интернет-аудитории, честно говоря, я не ожидал. 

Особенно интересно следующее. Вот, я немножко посчитал тут такие небольшие корреляции. От базового значения «Как вы в целом относитесь к Спецоперации по Украине». Где получается, что 53,2% относятся хорошо. И вот, здесь есть несколько удивительных корреляций. Они, конечно, может быть, в пределах статистических погрешностей, но тем не менее. Это значит, что несколько пользователей в ту или иную сторону отличаются. Так вот, оказалось, во-первых, что присоединение поддерживают еще больше людей, чем Спецоперацию – 55,5%. Это совершенно удивительный факт. 

Но самый удивительный факт, от которого у меня просто глаза на лоб полезли, – это отношение к перспективе наступления на Киев – 50,8%. То есть, мы представляем себе, скажем так, наш общепатриотический телевизионный дискурс, из которого тема Киева давно ушла. В котором, у нас задачи Спецоперации - то ли удержать, то что уже занято, то ли вообще договориться, хоть на каких-то условиях, и так далее. 

И вдруг выясняется, что почти вся группа этого патриотического консенсуса поддерживает, если так можно выразиться, самое радикальное решение этого военного вопроса. То есть, именно поход на Киев, а не что-то еще. А при этом, явно речь идет о, скорее, добивании режима Зеленского, чем о включении Киева в состав России. Потому что здесь мы видим, что уже довольно грустно, - всего 20% тех, кто считает, что Киев должен стать русским до перемирия. Здесь, кстати, вообще большой вопрос к нашей пропаганде. Которая систематически использует выражение «киевский режим». То есть, понимаете, тем самым, Киев, понятие Киева, образ Киева – матери городов русских, систематически превращается в символ именно антирусскости, вот этого украинской «анти-России», и так далее. То есть, получается, что Одесса – она более или менее наша, Херсон по объективным причинам наш. Вот, к сожалению, Харькову всегда чуть-чуть не достает внимания, по сравнению с Одессой. А вот Киев – это вроде как уже где-то там у них. И это, конечно, не может не тревожить. 

Еще один из ключевых вопросов, которые здесь обсуждаются, — это вопрос о поддержке разных политических лидеров. Здесь мы тоже можем обнаружить, мне кажется, определенную корреляцию. Если, скажем, поддержка Суровикина, как мы ее видим, четко коррелирует с этим общепатриотическим консенсусом, от 50-ти до 55%, то у Сергей Кужугетовича она ниже. То есть, дельта между Суровикиным и Шойгу в 6% — это явно дельта критического отношения патриотов к результатам деятельности Минобороны, и, видимо, за прошлый год, и, видимо, за прошлое десятилетие тоже. И я боюсь, что после вот этого снарядного конфликта последних месяцев сейчас мы бы получили еще менее радостные для Минобороны цифры. 

Что касается ответов на вопрос, поддержали ли бы немедленное перемирие или нет, что 44,3 категорически не поддержали бы, а 34 поддержали бы безусловно, а 21 прошло ушли в тень, мне кажется, что здесь, конечно, всё сложнее. То есть, проще всего сказать, что вот в этих 21% отказавшихся ответить зашиты те, кто, просто не захотел озвучивать свое негативное отношение. Но, на самом деле же, люди немножко по-другому понимают вопросы. Поддержите ли вы, изменится ли ваше отношение к политике правительства, мы их спросили. А дело в том, что у значительной части заукраинцев, значительной части демшизы, даже если Россия подпишет с Украиной перемирие, отношение не изменится. То есть, соответственно, вот здесь вот, где они «категорически не поддержу правительство», могут быть зашиты они. И, наоборот, где «полностью поддержу», может быть зашито определенное количество патриотов-лоялистов. Поэтому, скажем так, мне кажется, что здесь для однозначной интерпретации нужны дополнительные уточняющие вопросы. Что он имеет в виду под «поддержу» и «не поддержу». Не поддержу соглашение с Украиной, или не поддержу правительство, которое я все равно ненавижу. Это то, что касается, действительно, полученных здесь цифр, очень интересных. И мне, еще раз, кажется, очень вдохновляющих. Потому что по интернет-аудитории по вопросу о Киеве, мы получаем очень такую хорошую группу, если так можно выразиться – последовательного русского джихада. 

Но есть всевозможные другие, может быть, очень субъективные методы наблюдения за всем происходящим. Я не так давно, буквально недели две назад, произвел такой очень непростой для психики, признаюсь честно, опыт, как двухчасовое погружение в наш ТикТок. И, честно говоря, меня поразило, то, что я там увидел. Потому что последний раз ТикТок я смотрел где-то год назад. И это была абсолютно заукраинская площадка. Где было только две темы: слава Украине, и Навальный. Больше ничего не было. Казалось, что эти люди варятся в системе закрытости, созданной Роскомнадзором, с доступом только с помощью ВПН, и так далее. То есть, казалось бы, вот эта плесень социальная, она должна там вообще всё захватить. То есть, там не должно быть в принципе уже ничего, кроме украинской пропаганды. И всё ровным образом наоборот. То есть, я, при случайной выборке, еще раз подчеркну, что это не была настроенная на меня выборка, это была случайная совершенно выборка, среднестатистического пользователя ТикТока, обнаружил там сплошные, ну, скажем так, настроения антиукраинские, насмешливые, по отношению к Украине – умеренно патриотические, крайне патриотические. Выражения, что, эти люди на букву «х» нас достали, и так далее. Ну, то есть, что угодно, кроме вот той концентрированной украинской и навальнистской пропаганды, которую мы видели там год, полтора года назад. Возникает вопрос: либо после блокировки Роскомнадзора просто оттуда ушли те деньги, которые накачивали туда эту пропаганду, и установился, что, называется, обычный рыночный тамошний порядок. Либо, все-таки, вот та молодежная аудитория, которая является основным пользователем этого ТикТока, она, все-таки, значительно изменилась за этот год. Что, вот, варясь в этой среде уже активной достаточно патриотической повестки, у них тоже начинают постепенно выравниваться взгляды, если так можно выразиться, абстрактно общепатриотические, вот по этой знаменитой формуле: права или нет, но это моя страна. То есть, мы здесь живем, мы никуда не уехали, значит, все-таки, наша армия – это наша армия, а их армия – это их армия. Наша страна – это наша страна, а их – это их страна. Если учесть, что, в общем, до того момента восприятие было довольно извращенное, вы знаете, в духе вот этой знаменитой перевернутой картинки, наша проклятая страна, их сияющая Родина. И дальше можно целую систему таких оппозиций выстроить, характерных для нашей смердяковской интеллигенции. Можно сказать, что на уровне вот этого массового молодого человека постепенно очищение сознания от смердяковщины, все-таки, происходит. И я надеюсь, что мы будем дальше работать в этом направлении. Спасибо.

Андрей Перла. Большое спасибо, Егор Станиславович. Я думаю, что будет правильно обратиться ко всем впоследствии выступающим с пожеланием в своих сообщениях учитывать то, что было сказано до них. К нам дистанционно присоединяется Юрий Иванович Подоляка, знаменитый военкор и блогер. 

Юрий Подоляка. Да, спасибо. Только я не военкор, я блогер, военкором меня нельзя назвать. Да, по результатам опроса мы увидели очень хорошие цифры. Я заблаговременно изучил материалы исследования, и по моему мнению, не всё так однозначно, как мы можем видеть в представленных социологических данных. 

Увы, против нас, действительно, работает вся информационная машина Запада. Но сбои у нее очевидны, и некоторые позитивные переломы в сознании мы уже получили. Если мы сможем объединить наши усилия и скоординировать действия, то решим важнейшую проблему, необходимую для победы в информационной войне. Вот, просто сужу по военкорам. Они между собой чувствуют конкуренцию. То есть, они не соратники, а конкуренты. То есть, я с ними общаюсь – отдельно с одним, с другим, с третьим. И видно, что год войны прошел, а они до сих пор считают себя конкурентами. Это надо как-то искоренять, находить площадки, которые будут объединять позиции. И, в конце концов, нам нужно понять, что это наша общая война, для нашей единой Победы. Всё остальное вторично, и все споры можно пока отложить, и уже после Победы выяснять, как дальше мы будем эту Победу использовать для развития страны. Это важнейший момент. 

Второй важнейший момент – это в очередной раз доказала нынешняя ситуация, что информационная война – это важнейшая составляющая собственно идущей войны. Причем, если мы внимательно проследим труды наших предков, в том числе, живших в античности, информационное подавление – всегда было важнейшей составляющей войны. Просто инструментов тогда было мало, а сейчас все больше и больше информационная война является определяющим фактором победы или поражения. 

И киевский режим это тоже прекрасно понимает. И зачастую жертвует и военной, и политической составляющей, ради информационной. Мои внутренние исследования показывают, что их устойчивость обусловлена в первую очередь даже не военной помощью Запада, без которой они бы, конечно, тоже провалились, а тем, что именно информационно они пока еще контролируют свою территорию. И большинство населения Украины в том или ином виде, неважно, из-за того, что их обманули или они искренне ненавидят, но все равно желают победы этой страны, и даже многие еще готовы ради этой победы чем-то жертвовать. 

Хотя есть положительная тенденция, наметившаяся с осени прошлого года, – количество людей, которые не хотят уже жертвовать чем-либо ради этого режима, очень быстро растет. Я надеюсь, что, если ничего принципиально не изменится, в 23-м году этот коренный перелом не только не закончится, но и приведет к очень серьезным последствиям для режима. Не знаю, останется ли Зеленский жив, по итогу, или нет, это уже вопрос второй. Тем не менее, перелом уже есть. И на него тоже нам очень нужно работать. 

Ну и соответственно, самое важное в информационной войне – это не просто критика и работа с населением, которое мы освобождаем, а еще и доведение до наших граждан нашей идеологической концепции: к чему мы стремимся, ради чего идет война. Я общаюсь с солдатами. И до сих пор, кстати, многие солдаты задают мне вопрос: а ради чего мы воюем? То есть, солдат, который уже много месяцев на войне, причем, это я с контрактником общался, он не знает, за что он воюет. Политическая работа у нас, к сожалению, идет очень и очень слабо, за исключением  некоторых подразделений, в первую очередь, добровольческих, там все нормально.

И, кстати, тот же Пригожин на днях тоже очень акцентировал, что политическая работа в армии – это важнейший момент. Потому что политически мотивированный солдат намного более устойчив в обороне, а также значительно более отважен и смекалист во время атаки. И это приносит свой результат, что неоднократно было подтверждено в ходе СВО. Я несколько раз пытался проломить стену нашего Министерства обороны. К сожалению, меня не услышали. Посчитали, что это политически неправильно. Хотя была простая идея. Надо десяток военных блогеров собрать, и, если мы просто будем раз в месяц проводить с одними и теми же подразделениями политическую прокачку и выведем вопросы политического воспитания на гораздо более высокий уровень пока там военные наши раскачаются, то уже через полгода будут видны разительные отличия в мотивации и боеспособности личного состава. Пообщавшись несколько раз с солдатами, буквально 20—30 минут, в разговоре находишь моменты, которые позволяют солдату понять, за что мы воюем, и почему эту гадину нужно добить. 

И, возвращаясь к вопросу о Киеве, и о том, что российское общество все больше понимает, что война не закончится, пока мы не возьмем Киев, а я считаю, что не только Киев, но и вообще пока не дойдем до польской границы, вне зависимости от того, где она реально тогда будет, скорее всего, это будет какая-то новая граница. Эту, очень важную мысль нужно, в первую очередь, донести до армии и всего общества в целом. Тогда мы решим проблему ассоциативного мышления нашего общества: является ли Киев русским городом или это, все-таки, столица вражеского режима. Это нужно показать. И я вот уже много месяцев работаю в этом направлении, разъясняя, что эта война – гражданская. Большая гражданская война на просторах бывшего Советского Союза. 

Но для того, чтобы объяснить, что это гражданская война разделенного народа необходима единая для всех идеологическая концепция, которую мы должны предложить. И, таким образом, мы решаем сразу все проблемы. Потому что главная проблема по окончании войны – это население, которое попадет под наш контроль. Если оно будет уверено, что они другой народ, с другими моральными ценностями, представители другого вообще этноса, если выражаться мнением, вернее терминологией Гумилева, то мы получаем сложный комплекс проблем на десятилетия вперед. Если же они, абсолютно те же самые люди, будут уверены в том, что они проиграли во время гражданской войны, процесс реинтеграции пройдет на порядок легче. Поэтому это тоже очень важный момент. Очень важно, чтобы везде все подчеркивали гражданский принцип этой войны. Тогда и решение внутренних проблем, и слом устойчивости ВСУ, и доверие населения, придут намного быстрее. Потому что будет гораздо легче согласиться принять другую власть, которая является своей властью, но с другой идеологической концепцией. Вот это я считаю важнейшим моментом. Спасибо за внимание. Если есть вопросы, готов ответить.

Андрей Перла. Большое спасибо, Юрий Иванович. Коллеги, с вашего разрешения, мы, все-таки, предоставим слово Владимиру Ивановичу Добренькову, для выступления. И затем продолжим.

Владимир Добреньков. Я хочу сказать, что мое отношение в целом к проведению опроса очень положительное. Дана очень яркая картина позиции нашего населения в отношении Спецоперации и других частных проблем. Задам несколько вопросов, чтобы убедиться, насколько репрезентативны результаты, с тем чтобы проникнуться к ним доверием. 

Уважаемые коллеги, я думаю, выскажу свою точку зрения по одной проблеме, касающейся и данного исследования. СВО – это не просто отдельная какая-то специальная военная операция. Она должна рассматриваться в контексте общих геополитических мировых процессов. Фактически она выражает и отражает великое противостоянием между коллективным Западом, Соединенными Штатами Америки и Востоком. В частности, противостояние Соединенных Штатов и России. И в этом смысле, мне кажется, что осознание причастности к мировым событиям каждого человека очень важно для роста его самосознания. Потому что зачастую обычный человек думает, что эта Спецоперация его никак прямо не касается. Понимаете, ничего в мире не происходит, что не касалось бы каждого человека. Вот, Вторая Мировая война, фашизм. Ведь это было общемировое явление, и оно коснулось практически каждой семьи, на всех континентах нашего Земного шара, понимаете. И здесь то же самое. Действительно, может быть, это банально говорить, но мы воюем-то не с украинским народом. Мы, наоборот, освобождаем украинский народ от власти нацистов, которые пришли на Украину, и господствуют там, понимаете, и навязывают свою точку зрения каждому гражданину Украины. Но процесс нацификации в Украине зашел очень далеко. И поэтому СВО очень трудно проходит. 

Я, например, не согласен, когда говорили о существенных отличиях нацистов из «Азова» от обычных украинских солдат. Вы знаете, честно говоря, ничем не отличаются они. Сейчас уже есть данные, и информация о том, что на Западе сделан вывод о том, что обычные украинские военнослужащие фактически уже настолько интегрированы в эту идеологию нацистскую, что разницы никакой нет. И поэтому я не совсем положительно относился к действиям наших властей, когда пытались на начальной стадии военной операции проводить различия в отношении к разным украинским военным подразделениям. И более того, проявлять, я бы сказал, «сверхгуманизм», в кавычках. Когда в больнице в Луганске лежали все «азовцы», а обычные жители не могли пользоваться больницами. И там определенное отрицательное отношение было к этому. Это важно иметь в виду. Потому что мы сейчас боремся, Россия борется не с Украиной, еще раз повторяю. А борется с таким явлением, как фашизм, который возродился в Европе. И лидером которого являются не просто отдельные государства Европы, но Соединенные Штаты Америки. Это абсолютное зло. Абсолютное зло, которое не может существовать на Земле. Оно должно быть уничтожено, в полном смысле этого слова. И, если мы, Россия не сделаем этого, если этого не осознают другие страны, что надо вместе объединиться и поразить это зло, то будет плохо для всех, для всего мира. 

Я хочу сказать, что отношение в России к ходу этой военной операции, на мой взгляд, в течение года изменялось. Я независимо от данного исследования говорю, а на основании моих собственных наблюдений. И определенного анализа событий, которые происходили в России. Вы знаете, что настораживало наше население, и вызывало отрицательную реакцию в отношении наших властей, наших политиков, чиновников, и так далее? Так вот, это – нерешительность. Нерешительность во всем. Народ ждет, чтобы продвижение было. Год протоптались на одном месте. Год. С этим согласиться я не могу. Можно привести объективные данные, знаете, обмундирования не было, техники военной не было, и так далее. Но ведь это влияет на отношение народа. Любая победа наших войск – это большой вклад в изменение сознания каждого гражданина России. Это больше чем даже просто пропаганда какая-то словесная. Нам нужна только Победа. России нужна только Победа. И никаких компромиссов, никаких перемирий. Откуда взялось это слово «перемирие», почему мы обсуждаем эту проблему? Какое перемирие? Президент заявил, что у нас две цели есть: денацификация и демилитаризация. И что эти задачи будут выполнены. Задача денацификации может быть выполнена только тогда, когда фашизм на Украине будет уничтожен. И вся территория Украины должна присоединиться к России. Это исконно русские земли. А нам подкидывают идею: давайте сядем за стол, разделим Украину. Кто вам позволил делить русские земли? Оставлять их Западной Европе или американцам? Кто позволил вам говорить об этом? Поэтому нужна бОльшая решительность, на мой взгляд. Я, например, очень надеюсь на мудрость нашего высшего руководства и верю в силу и искусство войны наших Вооруженных Сил, что, в конечном счете, должен состояться коренной перелом. И этот коренной перелом должен наступить как можно скорее. Почему я говорю о решительности? Ну, не надо затягивать. Любая затяжка играет отрицательную роль против России. Она играет на ту сторону, больше пользы приносит им, понимаете. Поэтому должна быть решительность. 

И, если кто-то засомневается в том, что мы победим, заговорит о перемирии, то вы извините, значит, мы тогда предадим те цели, ради которых началась эта операция. Народ не простит этого. Он сочтет это предательством, со стороны тех лиц, которые пытаются внушить нам: давайте перемирие, давайте переговоры. Слушайте, с кем разговаривать? С параноиками? С Байденом? Это клинический случай, Байден, понимаете? И вся Европа, политическая элита. Это же сумасшедшие, понимаете, в полном смысле этого слова. Исчадия ада. И мы будем с ними разговаривать о чем-то? После того как на Донбассе сколько жертв было?! Сколько жертв сейчас, во время военной операции?! Какие переговоры?! Вот, я считаю, мой критерий: тот, кто говорит о перемирии, и переговорах – враг наш. Предатель российских интересов. России нужно только победить. Сейчас, на самом деле, война идет. Больше 50-ти стран, коллективный Запад и Соединенные Штаты против нас. И есть другие страны, которые присоединились. То есть, Россия воюет против огромной массы фашистских стран. Одна воюет, понимаете. Миссия у нее Божественная, на мой взгляд, понимаете, миссия. Она несет освобождение от фашизма всему миру. И, конечно, жертвы, которые приносят наши военные на фронтах, они не бесполезны, и не бесцельны, если мы добьемся своих целей. 

Я по натуре своей аналитик. Любое социологическое исследование требует аналитики. И аналитики бывают разные, и подходы к анализу результатов исследований отличаются. В данном случае я уже высказал положительное отношение к этому исследованию. Но, мне кажется, надо идти дальше. Все-таки, каждый человек, каждый гражданин должен мыслить, а, тем более, ученые, политики, должны мыслить масштабными категориями. Образно говоря, любой человек, который хочет разобраться в событиях, должен как бы возвыситься над Землей, до неба, посмотреть вниз. А мы всё употребляем понятия, такие, кухонные, понимаете? Мы приземляемся. А мыслить надо масштабно, понимаете. 

И поэтому я проанализировал то, что происходит сейчас. Если брать контекст мировых процессов, их основной тренд, то, прежде всего, конечно, очевиден глобальный кризис человечества, цивилизации. Цивилизация человеческая потеряла исторический смысл своего развития. Нет целей. Блинкен, госсекретарь США, сказал, что мы боимся потерять гегемонию, потому что мы не знаем, тогда какими будут наши цели. А мы знаем, какие у них цели – деньги и власть. Безраздельная власть над каждым человеком. Других целей у них нет. Питирим Сорокин в свое время говорил, что когда возникают какие-то глобальные противоречия на глобальном уровне, а это как раз относится к нашему сегодняшнему противостоянию с Соединенными Штатами и Европой, то это ценностное противоречие, противостояние. У них одни ценности, у нас другие. Какие переговоры? Мы не сможем друг друга понять, доверия никакого нет, понимаете? И не может быть. Более того, американцы постоянно используют в политике ложь, клевету, двойные стандарты. Это то, что заложено сейчас во внешней политике Соединенных Штатов Америки. И Запад, и Соединенные Штаты Америки, и Россия, - мы в разных плоскостях. Мы, в принципе, не можем договориться. И не надо нам навязывать переговоры. Не надо садиться вести эти переговоры. Предадут, обманут, и так и будет. И я еще раз повторяю: только Победа, только Победа, другого быть не может. Никаких примирений, никаких разговоров. И, когда в пространстве медийном возникают эти вопросы, подбрасывают нам тезисы о перемирии, и так далее, это же не патриоты бросают нам эту мысль - перемирие обсудить, как мы относимся. Да никак не относимся, не может быть никакого перемирия. И, если мы согласимся, разговоры были такие, на то, чтобы поделить Украину и так далее, то останется маленький анклав фашистской Украины, и пройдет год, вооружится этот анклав – и снова пойдет на Россию. Надо идти до конца. Я бы, в принципе, до Ла-Манша пошел бы. Потому что, в принципе, вот, на мой взгляд, не может быть в мире решен вопрос с фашизмом, пока Соединенные Штаты Америки будут гегемоном. Они должны быть уничтожены в корне. И более того скажу вам: это так и будет. Или они развалятся изнутри. Потому что мы должны рассматривать вот эту операцию на фоне также глобального кризиса капитализма, который происходит сейчас. Пророчество Маркса сейчас оправдывается. О том, что капитализм не имеет будущего и умирает. 500 лет, больше 500 лет существует капитализм. Маркс сколько лет назад уже предсказывал гибель капитализма. Но этот процесс медленный, в историческом плане, понимаете. 

Поэтому я еще раз повторю. Информация, которую вы представили в исследовании по поводу СВО, очень хорошая. Она показывает, что огромная часть нашего населения правильно к ней относится и правильно понимает эту ситуацию. И если мы победим, то Киев станет русским городом, никуда он не денется. И люди, которые там оболванены, у которых сознание уже переделано нацисты, они станут нашими людьми. Это же Россия была, исконно русская земля. Никакой разницы между украинцами и нами нет. Никакой разницы между русским населением Украины теперешней и нами нет. Это единая нация наша, этнос. Поэтому можно поблагодарить Вас за большое исследование, которое проливает свет на те события, которые происходят у нас. 

Я бы еще сказал такую вещь. Вы помните, когда началась операция, и мы начали переговоры с Украиной. Я вообще был разъярен. Только начали операцию, поставили вопрос о денацификации – и уже сели за переговоры. Это маразм. Это предательство, самое натуральное. И оно идет из верхних эшелонов власти, от тех либералов, которых мы не выковыряли еще из структур власти. Либерализм 30 лет существовал. Что надо делать? Надо изгонять каждого либерала, из всех структур власти. И переделывать их сознание, если они переделаются. 

Но я бы был более жестким в отношении и тех, на мой взгляд, предателей, которые выезжают за рубеж. Не может быть никакого оправдания. Я знаю, что люди хотят жить в мире, не хотят подвергаться мобилизации, сохраниться. Ну, а как сейчас иначе? Ты живешь на Родине. Сколько известных людей, особенно из Богемы, государство обвешало наградами? Пугачева. У нее уже, по-моему, вся грудь в орденах, высших наград Родины. А она предала, да еще, так сказать, изгаляется. И таких людей, как она, очень много. Я думаю, должна быть последовательная политика, жесткая. В этом плане, большевистская позиция: с врагами надо бороться. Не надо им верить, забудьте. Враг он и есть враг. Он себя не изменит. Почитайте  Библию почитайте, притчи Соломона, как он говорит? Если он враг – он тебе враг до конца. Он не изменится. Или ты, или он. И более того, как говорят на Кавказе: саблю вынул, замахнулся – ну, маши тогда до конца. 

Многое изменится, когда мы будем праздновать нашу Победу. Я, конечно, отдаю себе отчет, что это я сейчас как гражданин говорю. А у руководства нашей страны и Вооруженных Сил есть конкретная проблема: вооружения не хватает и прочее, прочее. Но думается мне, что надо идти на все жертвы, но сделать всё, чтобы наша армия была вооружена, и чтобы она успешно завершила свои действия. И чтобы две задачи, которые были поставлены Президентом нашей страны, - это денацификация и демилитаризация, были осуществлены. Это единственный выход России из этого тупика, который сейчас образовался. У нас тупик сейчас в этом противостоянии. Американцы не хотят отдавать свою гегемонию. Но мы тоже не хотим подчиниться им. Где выход? Только война. И я заявляю откровенно: большая война будет обязательно. Будет ли она в ядерной форме или нет, но она будет. Знаете, почему? Она должна быть, чтобы кровью и страданием омыть, очистить души всех тех людей, которые заблуждаются сейчас. Думают, что это их не касается. Коснется всякого человека. Коснется, и придет это горе и страдание в каждую семью. Поэтому надо думать и работать конкретно, индивидуально. Вот, я со студентами очень много провожу бесед таких. И не широких - три, четыре, пять человек. И мы беседуем. И я вижу, как они просыпаются, их сознание. Ну, у меня много было мыслей, я хотел доклад сделать. Но, думаю, не буду завершать. 

Андрей Перла. Спасибо. Благодарю.

Владимир Добреньков. Я хотел бы еще пожелать Конгрессу русофилов, проведение которого стало очень важным событием, и дальше поднимать авторитет России. Но я еще раз повторяю: Победа сделает больше, чем русофильский конгресс в мире. После Победы сразу изменится отношение к России. Европа рухнет, никакого ЕС не будет. Они начнут там конфликтовать, друг с другом разбираться. И они начнут разбираться и Соединенными Штатами Америки. Поэтому Победа и денацификация изменят всю ситуацию в мире. И надо пропагандировать и бороться, чтобы убеждать в этом каждого. Только Победа! И более того: Россия Богоносная страна. И я думаю, что Господь на нашей стороне. А мудрость наших руководителей и помощь Бога помогут нам реализовать то, что мы задумали. Спасибо.

Андрей Перла. Спасибо, Владимир Иванович.

Константин Малофеев. Спасибо большое, Владимир Иванович. Поскольку мне нужно уходить, я оставлю председательствовать Александра Гельевича. Я хотел высказаться после Вас короткой репликой. Вы сейчас продемонстрировали пример того, каким должен быть социолог. И, возвращаясь так же к тому, что говорил Александр Гельевич, ну, нет никакой объективной социологии, ну, это вранье всё. Не бывает гуманитарных наук объективных. Нет объективного историка, ни одного, нет объективного социолога, нет объективного юриста. Хотя юриспруденция, я, как кандидат юридических наук, продолжаю настаивать, что это наука весьма специфическая, потому что она ремесленная. 

Но вот это об отношении к происходящим событиям, о котором Вы говорите, так эмоционально, по-настоящему, как патриот, я бы хотел продолжить. И сказать, что власти, в данном случае, я имею в виду, прежде всего, Администрацию Президента, когда они используют данные соцопроса или фокус-групп как некую мантру для принятия тех или иных внутриполитических и даже внешнеполитических решений, - это в корне порочная практика. В корне порочная практика. Ведь что происходит в результате? Совершенно справедливо, кстати, наш военкор тоже обратил на это внимание, что 30% - у нас как бы типа оппозиция, те, которые против войны, другие 30% - лоялисты и еще 30%, условно говоря, - патриоты, за войну до победного конца. 

И смотрите, что происходит. Если мы говорим о «похабном мире», как мы называем это перемирие, то тогда получается, что вся эта оппозиция становится лоялистской. А что на самом деле происходит? А происходит то, что невозможно заниматься внутренней политикой, исходя из технократической практики замерять отношение людей в обществе к любому решению. Это неправильно. У нас должна быть миссия у государства. И если у государства есть миссия, то замеряешь по отношению к этой идее, к этой идеологии, и к этой миссии. И независимо от того, что ты считаешь, находясь на своем рабочем месте, это вообще никого не волнует, соответственно. И даже социология, как в данном случае твой инструмент, должна работать с точки зрения того, работает ли это на государство, на его миссию, вообще на его существование, или нет. И, когда у нас война, а мы замеряем и сравниваем патриотическую оппозицию, которая, видите ли, не примет «похабного мира», с либеральной оппозицией, которая сейчас против своей страны, ну, это же какая-то фантасмагория, это какой-то театр абсурда! И мы говорим: эта оппозиция и эта оппозиция. Это не оппозиция. Патриотическая оппозиция – это и есть Россия. Это вы оппозиция, в том случае, если вы идете другим путем. Ее нельзя называть оппозицией. Потому что эти люди смертью своей готовы ответить за свои слова. А вы, либеральная оппозиция, или так называемые лоялисты, готовы ответить своей жизнью? Нет. Тогда, о чем мы говорим? С какой стати мы ставим это на одну, технологически даже на одну линию? Это в корне неверная система управления вообще, исходя из оценки этих самых социологических опросов и фокус-групп. Вот этот факт наш опрос показывает совершенно четко, и мы все говорим одно и то же. Кстати, они говорят то же самое. Вы же знаете: последние цифры – это 25%, мол, не примет «похабного мира». Это те цифры, которые ВЦИОМ внутри показывает, их знают в Администрации Президента. Не такая большая разница. У нас 30%, у них 25. Раньше было 15 не примут, теперь 25 не примут. Ну, какая разница, 25—30? Но они эти 25 интерпретируют-то по-другому. Вопрос интерпретации здесь играет ключевое значение.

И поэтому здесь очень важно отметить, что создание Института Царьграда обусловлено необходимостью иметь независимый центр патриотической мысли. Потому что мы находимся в войне. А находясь в войне, мы обязаны, с точки зрения … плохое слово «глубинное государство», потому что это нужно, наверное, провести отдельный семинар, о том, что такое в России «глубинное государство». Здесь есть масса теорий. Вот, я лично считаю, что наше «глубинное государство», к сожалению, чрезвычайно либерально. Потому что «глубинное государство», если «глубинным государством» называть масонов во Франции, в Америке, как создателей этого государства, или, например, КПСС, или партию большевиков в Советском Союзе, то нашим «глубинным государством», конечно, являются либералы. Которые в 91-м году, соответственно, осуществили переворот и пришли к власти. А вовсе не мы, консерваторы. Поэтому мы здесь выступаем как  «глубинное глубинное государство». Мы «глубинное заглубинное». Ну, вот, не удаляясь в эту тематику, очень интересную, которой, наверное, надо посвятить отдельный семинар, надо сказать, что у русского народа, у нас есть свои цели и задачи, своя миссия. И эта война для нас священна. У нас такой войны не было 80 лет. Это не между прочим еще одно событие внутренней или внешней политики. Это вопрос выживания государства и нас как народа. И поэтому, конечно же, мы не можем интерпретировать эти цифры по-другому, как то, что те, которые хотят воевать до победного конца – это патриоты, их количество должно расти. И вот, ваше исследование показало тоже, что их число растет, и слава Богу. И у нас должно быть через полгода здесь не 50—55, а 60—65, а лучше 70. У нас должно убывать число тех, которые смеют вообще говорить о том, что они не поддерживают. Понятно, что для этого требуется и движение со стороны государства, со стороны пропаганды, должны быть разъяснения со стороны Министерства обороны, что  люди не гибли зазря, и чтобы, соответственно, до них доезжали боеприпасы. Это всё ясно. 

Но самое важное, что это не просто так, объективные, неокрашенные, сухие, мертвые цифры. Это отношение людей к собственной судьбе. Связывают они его с государством или нет. Те, которые хотят перемирия любой ценой, они не хотят независимой, суверенной, сильной и великой России. Потому что, если продлить их логику до конца, а что произойдет после перемирия? Ну, если человек хоть немножко соображает, понятно, что дальше идет коллапс. Это значит, что человек согласен на это, лишь бы сегодня не забрали в армию его, его близких. Чтобы сейчас вернулись деньги, замороженные на Западе. Или чтобы сейчас вернулся какой-то комфорт. Или работа, которую он потерял в западной компании, или связанную с этим. Его не интересует ничего, кроме собственного комфорта. Это потенциальный беженец. Или изменник, как угодно, в зависимости от интерпретации. И поэтому эти люди – это не просто так, - те, которые против. Вот это вот очень важно, я с Вами согласен. Вот эта как бы такая интерпретация, моя собственная, она окрашена, безусловно, в то, что я исповедую то, как я к этому отношусь. Я лишь хотел сказать, что вот здесь важным, очень важным аспектом наших исследований, нашего заседания, и наших последующих заседаний является то, что мы обязаны сформировать не зависящий от сегодняшней сиюминутной политической ситуации центр мысли, русской глубокой государственнической мысли. Поскольку мы не имеем права жонглировать цифрами, и относиться к ним исключительно как к инструментарию для принятия сиюминутных политических решений, цитат, высказываний. Это слишком серьезно. Это война. И отношение к войне – это, собственно говоря, отношение к собственному будущему.

Владимир Добреньков. Я хочу сказать еще такую вещь. Я сейчас книгу опубликовал, которая называется «Война и безопасность России в ХХI веке». Но ведь фактически операция и ставит своей целью обеспечить безопасность России. Но безопасность России не может быть достигнута только военными операциями. Потому что национальная безопасность России обеспечивается успешной борьбой внутри нашего общества. У нас существует и продолжает существовать либеральная идеология. Ельцин ликвидировал в Конституции статью по идеологии. Но ведь либеральная же идеология была и есть, она не сформулирована, но существует. Поэтому надо нам думать о том, чтобы определять стратегию развития России. И еще одну вещь я хочу сказать. Константин Валерьевич, ну, Россия-то капиталистическая страна. Я, вот, мыслил-мыслил и выскажу частично. Вот, мы говорим о мировом порядке, о новом мироустройстве. Ну, хорошо, добьемся мы его утверждения. Но ведь это произойдет в рамках мир-системы капиталистической. А капитализм – он неумолимо порождает конфликты, противоречия. А значит, будут и войны, и столкновения. Поэтому, если мы говорим про обеспечение национальной безопасности России, мы серьезно должны заняться нашими внутренними проблемами. Определить стратегию развития на перспективу. Какая должна быть у нас идеология. Об этом много спорят. У меня тоже публикация по этому поводу есть. Но надо нам обсудить это и внести предложения, какими путями двигаться. Вот, мне нравится Китай. Его руководитель предложил новую модель переустройства мира на социалистических началах. Китай впереди всех идет в этом смысле. У них есть своя идеология. У них есть цель - построить новое общество. Мы критиковали коммунизм, считая его несбыточным обществом. Вы поймите, я как философ уже говорю, есть регулятивные идеи, которые нельзя осуществить никак. Вот, например, идеи утопистов. Они помогают развиваться обществу. И пусть они не будут никогда осуществлены. Но общество будет консолидироваться.

Андрей Перла. Уважаемые коллеги, несмотря на то, что мы очень серьезно вышли из регламента, мы очень благодарны Владимиру Ивановичу за  содержательное, длительное и серьезное выступление. Я хотел бы назвать фамилии людей, которые хотели бы выступить: Неменский Олег Борисович, Пежемский Денис Валерьевич и дистанционно Изюмов Никита Игоревич. Кто-то из желающих еще есть? Тогда, с вашего разрешения, я бы предоставил слово Никите Игоревичу Изюмову дистанционно, и затем мы вернемся за круглый стол.

Никита Изюмов. Поскольку в нашей организации я отвечаю за молодежное крыло как координатор студенческого братства академистов, в данном исследовании меня заинтересовало больше всего распределение ответов по возрастам. К сожалению, то, о чем говорил Константин Валерьевич – это разделение респондентов на 55% -  патриотической направленности и 30%, так скажем, непатриотической направленности, имеет внутри четкую возрастную градацию. 

Несмотря на то, что опрос проводился в интернете полностью, то есть, казалось бы, тут должна быть в первую очередь молодежь представлена, но именно в патриотическом сегменте данного опроса больше всего превалируют люди с возрастом 40+. По каким-то вот ответам там прямо 60+. Притом, что именно те, кто выступают против: против Спецоперации, за заключение перемирия любой ценой, против присоединения к России новых областей, - это, в основном, возрастная категория от 18-ти до 40 лет. То есть, в целом, здесь мы видим огромный провал нашего государства в плане молодежной политики. То есть, молодежная политика в России, именно в патриотическом направлении, не работает вообще. Несмотря на обилие большого количества государственных программ, окологосударственных патриотических молодежных движений, все равно мы видим, что данные, так скажем, объективного опроса дают нам ответ, что значительная часть молодежи выступает с антипатриотических позиций. 

И, в целом, это коррелируется с тем, что мы видим по регионам, когда мы работаем над созданием отделений Братства академистов в различных высших учебных заведениях по всей стране: Санкт-Петербурга, Москвы, Екатеринодара, Воронежа, Екатеринбурга, и других. Новосибирска, вот, кстати. Особенно здесь мы видим значительное противодействие, так скажем, студенческой либеральной среды. А также со стороны либерально настроенного академического сообщества профессоров, и так далее. На это я хотел бы обратить внимание. 

Потому что данное исследование нам нужно не только для того, чтобы понимать, что большая часть нашего общества поддерживает Спецоперацию. Но видеть и те угрозы, которые существуют. И здесь, конечно, основная угроза в том, что наша молодежь, в значительной части, настроена антипатриотично. Причем, даже не только молодежь, но и люди зрелого возраста. Там 30 лет, 35 лет, 25 лет. Экономически активное население. Соответственно, здесь нужно менять подходы, в плане молодежной политики. Причем, их нужно менять кардинально. Мы видим, что есть, молодежь, патриотично настроенная, и мы стараемся с ней работать. Но мы видим, что на государственном уровне это встречает противодействие. Потому что наше государство, почему-то так сложилось, до сих пор именно в патриотах видит некую опасность. То есть, для него нужны лоялисты, так скажем, если грубо говорить. Патриоты государству, так же как, допустим, либералы, не очень нужны. Особенно молодежь. Это какой-то парадокс, но он на практике выявляется очень четко, последовательно, мы это видим. Ну, то есть, патриотическая инициатива снизу вызывает подозрения. Патриотическая инициатива снизу среди молодежи вызывает подозрения еще больше. И, по сути, нам приходится каждый раз, в каждом новом регионе, эту историю преодолевать. Хотя, казалось бы, вот, у нас есть молодежная среда, которая настроена как раз максимально антигосударственно, антипатриотично. 

Именно это мой основной вывод, который я хотел озвучить. Потому что в исследовании как раз эта градация очень четко видна. То есть, патриотично настроенные – это в основном старшее поколение. И чем старше возраст, тем большее количество респондентов отвечает патриотично, так скажем. И наоборот, молодежь, то есть респонденты от 18-ти лет до 25-ти лет, - это те, кто отвечает антипатриотично. Поэтому наша молодежная политика требует максимально пристального внимания и переосмысления. Я надеюсь, что эти данные будут донесены до Администрации Президента, чтобы все молодежные инициативы были пересмотрены. Коллеги, у меня всё нам этом, спасибо за внимание.

Андрей Перла. Большое вам спасибо. Слово предоставляется Олегу Борисовичу Неменскому, научному сотруднику Института славяноведения.

Олег Неменский. Спасибо. Господа, у меня тоже очень, на самом деле, печальное впечатление от этого соцопроса, от его результатов. Я не могу согласиться с той радостью, которую несколько раз сегодня услышал. Спасибо Никите Изюмову, он, по-моему, очень точные выводы сделал по возрастному разрезу, они тревожные. Я хочу обратить внимание на разрез по полу отвечающих. Он, вообще-то, катастрофический. Смотрите, во всех ответах, где выражается поддержка СВО или отдельных его аспектов, две трети – это голоса женщин, и только треть – мужчин. Во всех ответах, где выражается несогласие с СВО, несогласие с другими аспектами ведущихся боевых действий, - две трети голосов мужчин, и треть женщин. 

В принципе, то, что женщины настроены, так сказать, больше на поддержку военных операций – это типичный случай в любой стране. Я помню опросы в Америке по поводу поддержки военных операций в Ираке и в Афганистане. Тоже картина была такая же, что женщины гораздо активнее поддерживали эти военные операции, чем мужчины. Но, тем не менее, и там, и там поддерживало большинство. А у нас ситуация аховая. У нас получается так, что большинство мужчин выступают против. А я считаю, что в военных вопросах именно мужской голос тут имеет принципиально важное значение. Потому как воевать едут именно мужчины. У нас получается, что большинство мужчин выступают резко против операции и боевых действий. И это очень печальный результат. У нас, в целом, получается, что больше 50%, там 50 с небольшим процентов опрошенных поддержало СВО. Ну, господа, это именно за счет женских голосов. Ну, это же… об этом надо говорить, это же аховая ситуация. 

И тут, я думаю, проблема не в пропаганде. Пропаганда – это способ, система донесения государством до общества выбранных объяснительных моделей своих действий, своих мотиваций. А тут государство не выбрало эти смыслы до сих пор. Не сформулирован нарратив СВО. За что идет война. Суровикин был назначен, в первом же интервью сказал: «Наша цель – дружественная независимая Украина». На мой взгляд, это не мотивация, чтобы вылезать из окопа. Так что тут не стоит обвинять мужчин. А нужно воспринять вот этот опрос как очень тревожный звонок, который говорит, что выбранная технология не срабатывает.  Смысл Спецоперации сознательно открыто не формулируется, или формулируется только в негативистских выражениях, таких, как денацификация, и прочее. Для того чтобы не было критерия определения ее успешности. Но эта технология имеет очень сильный негативный эффект, в плане того, что она не мотивирует общество на военные действия. На поддержку происходящего. И, наверное, пока государство не определится со смыслами и не вернет в общественный дискурс, в информационное пространство такие понятия, как «Русская весна», «Новороссия», «единство Русского мира», «объединение русского народа», «собирание русских земель», и так далее, пока все эти понятия не будут возвращены в личный дискурс россиян, -  результаты будут вот такие, они будут даже еще хуже. Спасибо.

Дугин А. Я думаю, что вы затронули сейчас очень важную тему. Это пол войны. Я предлагаю в дальнейшем более подробно тематизировать это социологическом и, может быть, в политологическом контексте в работе нашего Института. 

Этот вопрос далеко не очевиден. В свое время на социологическом факультете МГУ мы проводили исследование по методике Ива Дюрана, изучающей «воображаемый гендер» или «гендер имажинэра» (Ж.Дюран).  Надо было тонко выяснить, кем люди сами себя воображают. И, вот, что интересно. Оказалось, что анатомический пол респондентов далеко не всегда совпадал с их имагинативным полом. В тексте АТ.9 надо было изобразить цену с несколькими постоянными фигурами, соотнесенными друг с другом произвольно. Так вот выяснилось, что среди женщин было так же много героев, как и среди мужчин. В душе, на уровне бессознательного очень много женщин считают себя активными, мужественными, героическими фигурами, а не нежными, миролюбивыми, заботливыми матерями. И наоборот, где-то  половина мужчин с точки зрения воображаемого гендера, имеют структуру, обычно считающуюся женской психологией – они трусоваты, предпочитают комфорт и непрерывность, тяготеют к убежищу. Таким образом можно фиксировать определенный зазор между анатомическими характеристиками человека и его психологическими бессознательными ориентациями. 

Возможно, что именно на этом либералы строят свою гендерную политику, используют этот фактор, придавая ему чрезмерные, агрессивные и чисто первертные пропорции.  

То, о чем вы говорите, это очень важно. Да, нельзя отрицать, что существует феминизация русских мужчин. Исторически, я думаю, особенно за последние 100 лет русские мужчины утратили очень многие чисто мужские свойства. Это мы  и видим в данном опросе. Русские женщины сейчас более мужественны, и более человечны, более ответственны, чем мужчины. Это очень серьезный элемент. В советское время и особенно в позднесоветский период сказалось систематическое подавление инициативы, состоялась незаметная социологическая кастрации русского общества. Мужчине говорили: если ты имеешь собственную позицию, если ты мужественный, то ты -- опасный элемент, тебя надо ограничивать, как бы ты не наделал дел, а то и излечить. С 90-х годов советская феминизация перетекла в либерализм – вплоть до пролиферации нетрадиционных ориентаций среди мужчин и  прямого изменения пола. В какой-то момент это зафиксировали правящие элиты и отчасти содействовали такому процессу.

Следует поднять вопрос о феминизации российских мужчин, о мутации их имагинативного гендера. Эту задачу следует ставить и исследовать серьезно, привлекая арсенал социологии, антропологии и психологии. 

 Война – дело мужчин, а они подчас этого делать как раз-то и не хотят. Если они не хотят, значит, они уже немного «не мужчины». Сама установка на «нет войне» подозрительна для мужского пола, ведь встать на защиту своей Родины – это естественно. А если это не естественно, мы имеем дело с каким-то очень глубоким процессом дегенерации, на что Вы правильно обратили внимание. 

Я думаю, что в социологических исследованиях этому следует уделить специальное внимание. Хорошо бы выяснить, до какой степени российские мужчины еще мужчины, а в какой мере уже нет. Тут наверняка следует подобрать особые гибкие и тонкие критерии, ввести особые маркёры. Если мы будем копать, то найдем очень много интересного и важного.

В какой-то момент мне пришла мысль, что само начало военной операции отдаленно напоминает истерический припадок. То есть, мы вначале что-то делаем, а потом думаем, что мы делаем. Вначале резкий срыв, удар, совершается нечто непоправимое, а затем сразу приходит раскаяние:  что же я натворил(а). Это паттерн, скорее, женского поведения. Вначале начинаю скандал, требуя расставания развода, а потом – ой, да нет, давай помиримся. Также нельзя, что же я натворил(а). Посуду разбили, сковородкой махнули, границу пересекли… И сразу же давай мириться. Совсем не мужское поведение. Начал войну – выигрывай. 

Мужчина, когда что-то делает, что-то начинает, то после этого всё – он становится заложником своего решения, своей воли, своей чести. У нас же Специальная Военная Операция, особенно в самом начале, имела в себе черты истероидно-феминоидного стиля. 

Конечно, это войну начали не женщины, но именно мужчины. Но стиль ведения этой войны, и особенно ее осознание частью правящих элит несет в себе много истерических черт. И это, кстати, подчас контрастирует с героическим, мужественным, по-настоящему ответственным поведением наших женщин. 

Есть такой тг-канал «Суровые мамы Донбасса». Читая его, удивляешься, какое ответственное, взвешенное, мужское, разумное, героическое поведение характеризует собравшихся там наших женщин, активно и действенно поддерживающих Специальную Военную Операцию. Это очень интересно, и вместе с тем, очень тревожно. 

Я бы, на месте русских мужчин задумался. Ситуация тревожная. У русских мужчин похищают пол. Вплоть до начала СВО в обществе сложилась атмосфера, в которой русский мужчина заведомо в чем-то неполиткорректен. Он вынужден каяться и сдерживать свои мужские проявления. Поэтому элиты и относятся к патриотизму, к патриотическим инициативам с такой опаской. Проблема у нас не в женщинах, а в тех мужчинах, которые не являются мужчинами. При этом они же не становятся и женщинами, они просто перестают быть мужчинами. Переставая быть мужчинами, они не превращаются в женщин, они превращаются в уродов, в монстров. . Феминизированный мужчина не имеет никакого отношения к женщине. Это результат дегенерации. 

 

Андрей Перла. Спасибо, Александр Гельевич. Как всегда, это гораздо содержательней, чем всё остальное. Денис Валерьевич Пежемский, директор Центра палеонтологических исследований.

  Денис Пежемский. Спасибо, коллеги. Не могу не отреагировать на то, о чем сейчас сказал Александр Гельевич Дугин, относительно феминизации мужчин. Много лет об этом размышляю, и, в общем, какой-то материал собирается. У этого есть объективные причины, они очень глубоки, в общем, этот процесс происходит не менее ста лет. Он был запущен с совместного обучения в вузах и в средних образовательных учреждениях мальчиков и девочек. Потому что женская модель поведения всегда проще, и человеческая натура идет всегда по более простому модусу. 

Второй раз этот надлом произошел, когда во время Великой Отечественной войны и сразу после нее ведущая роль в нашей стране по понятным причинам отводилась женщинам.

И последний, в общем, важный общецивилизационный, планетарного масштаба фактор – это общая инфантилизация цивилизованного мира. Причем, не только западного. Вообще, я много работаю в традиционных обществах, далеких от цивилизации, например, в Индии, и так далее. Эти процессы там не идут. Там все хорошо. Где традиционный уклад сохраняется – там всё в порядке. Всё хорошо с социальными ролями, так как они привязаны к полу. 

И только в так называемых цивилизованных обществах, конечно, в первую очередь, западных, идет массовая инфантилизация, одним из элементов которой является как раз феминизация мужчин. Безусловно, я поддерживаю Александра Гельевича, в том, что нужно, в рамках Института Царьграда, эту тему брать во всеоружии, и заниматься ею очень-очень плотно. Потому что она тесно связана со всем, о чем сказал Олег Борисович. Я позволю себе сократить свое выступление, вот, за счет того, что произнесено Олегом Борисовичем. Потому что категорически со всем согласен, полностью. 

И перейду сразу к тому, что, собственно, мы получили в результате социологического опроса. Причем, в методическом плане, в первую очередь. Совершенно очевидно, что получены очень важные результаты, и мы начали их уже обсуждать. Но, с моей точки зрения, для конкретной работы с обществом они пока не годны. Это, конечно, первый опыт, очень важный. И здесь возникают методические вопросы, - те, которые ставил Владимир Иванович, то, о чем говорила Инна Александровна, - и они являются ключевыми. 

Мы не сможем результаты этих опросов, использовать как наше оружие, как наш инструмент работы в стране, если не отработаем методическую часть. Андрей Наумович предложил перенести это в кулуары. Так как у нас не общественное слушание, а научный семинар, я надеюсь, они будут продолжаться, как раз не в кулуарах, а за этим столом. Извините уж, тут я с Вами не согласен, Андрей Наумович. Ну, вот, под занавес, очень торопясь, сам себя перебивая, я постараюсь некоторые аспекты этой позиции обозначить, именно за этим столом, а не в кулуарах.

Конечно, у интернет-исследования есть свои очевидные плюсы. Их много. Но главный из них – это тайное голосование. То есть, человек не боится отвечать несмотря на то, что вопросы очень острые задаются, он не опасается никаких последствий для себя. И этот инструмент очень и очень действенный. Но у него есть и видимые минусы. Это невозможность контролировать эксперимент. Невозможность протестировать и верифицировать то, что получается в результате. Думаю, что смены методики не следует делать. Потому что иначе результаты двух или более обследований не будут сопоставимы друг с другом. Нам нужна, все-таки, динамика, и важно соблюдать вот этот аспект сопоставимости. Поэтому, вероятно, выбранную методическую модель нужно сохранить, но при этом очень существенно доработать. 

В первую очередь, в части численности. Всю свою жизнь работаю с большими данными, в области биологической антропологии, работаю с математической статистикой, с теорией вероятности. И понимаю, что 951 человек, сколько бы ни велико было интернет-сообщество, это не репрезентативная выборка. Мы пока не можем вообще ничего с этими данными сделать. Это очень мало. Больше того, теория выборки подразумевает, что мы должны знать объем генеральной совокупности, а мы не знаем, собственно, это к вопросу, поставленному Инной Александровной, не знаем объема этой генеральной совокупности, потому что у нас непонятно что за фокус-группы участвовали. Поэтому не нужно, Андрей Наумович, оперировать, говорить, что, вот, у ВЦИОМа, например, примерные численности такие. Я давно, лет 15 назад, перестал смотреть вообще ВЦИОМовские цифры. Потому что это давно полная фальсификация. Вообще категорически непригодные выборки обычно они демонстрируют. 

Поэтому, если мы встаем на серьезную основу, и делаем собственный научный центр, о чем сейчас говорил Константин Валерьевич, мы, конечно, не должны этими дурными примерами руководствоваться, это совершенно точно. Замечательно, что в опросе были такие понятия, как пол, возраст, достаток, образование. Это замечательным образом позволяет приступить уже к анализу, несмотря на малочисленность выборки, ее препарировать, так скажем. Но, безусловно, нужно добавить несколько аспектов. Один из которых легко выполнить, вот, дополняя опросник. Это профессия, профессиональная принадлежность. Потому что образование – это хорошо, человек может получить два, три высших образования, а работать на рынке, мы прекрасно это с вами знаем. И быть прекрасным пользователем интернета, быть интернет-россиянином. Поэтому собственно, этот набор: пол, возраст, образование, профессия – это и в наших биолого-антропологических исследованиях, я знаю, и в социально-антропологических, это основные, так сказать, «киты», на которых стоит любое это исследование.

Следующий аспект, очень важный, и здесь он раздваивается немножко – это география. И я не знаю, в той методике, которую вы применили, возможно это контролировать или нет. Но один аспект – это, все-таки, региональная принадлежность. Важно, вот этот интернет-россиянин, который отвечал, этот 951 респондент, они откуда, они где живут, каждый день, они с какой реальностью сталкиваются. И вот эта география наша локальная – она очень важна. А задвоенный аспект региональности я вижу в том, что если интернет-опрос проводится с использованием телефона, то вопрос - а где находится этот телефон, с которого вам ответили. Он не в Грузии ли случайно? Вот, эти 30%, они не из Казахстана ли вам ответили? Мы не знаем этого, понимаете. Ну, может, не телефон, а персональный компьютер. Ну, если знаем – хорошо. Если мы это знаем – очень хорошо. Но первый аспект, о котором я сказал, в области географии, он ключевой. Потому что страна – она очень у нас географически гетерогенная. И все, соответственно, вот эти пять «китов»: пол, возраст, достаток, образование, профессия, - они привязаны к конкретно географическим регионам. 

И еще один аспект, который невозможно не учитывать. За 35 лет либеральной антропологии и убитой, совершенно уничтоженной этнологии нас отучили от аспекта национального. Просто отучили. Просто, вот, отменив 5-й пункт, в 89-м, (в каком году мы отменили 5-й пункт?), мы просто перестали вообще мыслить, что какие-то социологические аспекты можно и нужно проводить в национальном плане. А у нас страна многоконфессиональная и многонациональная. Мы не можем проводить эти опросы, не учитывая этого фактора. 

Больше того, когда я говорю о социальной работе в региональном аспекте, то твердо считаю, что в национальных республиках эта работа только на них и должна опираться, на эти данные, привязанные к национальному вопросу. Потому что в той же Республике Тыва сейчас, я знаю о том, что там много сложностей, но главный в том, что даже так называемая патриотически ориентированная часть тувинского этноса – в общем, равнодушна к тому, что происходит в стране, их не интересует общее дело. Они печалятся об убитых братья, сестрах, сыновьях, ведь гробы в Тыву идут, как и в любой другой регион. Но, в целом, там ощущение, что они часть чего-то очень большого, отсутствует. И таких примеров предостаточно. 

В этом смысле, я завершаю, методику, конечно, менять не нужно. И несмотря на то, что критические нотки прозвучали, Андрей Наумович, мы за этим столом все глубокие единомышленники, коренные, так скажем. Всё вышеозвученное сказано только для улучшения этого направления, этой работы. И исходя из принципа «Критикуешь – предлагай» отмечу, что наш Палеонтологический центр, учрежденный Константином Валерьевичем и Фондом святителя Василия Великого, восемь лет занимается разными аспектами, похожими на то, что сейчас делается во вновь образованном институте. Конечно, мы занимаемся в основном древними обществами. Но, так как этнографический кластер у нас развивается последние годы, мы всерьез можем здесь поучаствовать во всем, что касается географии, регионалистики, и национального аспекта. Спасибо большое.

Андрей Перла. Спасибо Вам. Александр Гельевич, если Вы мне разрешите, я бы, все-таки, пару слов тогда сказал, не как модератор, а как организатор исследования.

Александр Дугин. Конечно.

Андрей Перла. Были заданы довольно существенные вопросы. Начнем с самого простого. Современный опрос по методике ривер-сэмплинг, уж простите, рациональный перевод на русский язык как-то не выходит, получается кусок потока какой-то, он позволяет путем отслеживания IP-адресов респондентов, понимать, где именно находится конкретный респондент. С этой точки зрения, мы, конечно, можем учитывать региональный аспект, и отсеивать сразу всех респондентов, которые в момент ответа не находятся на территории России, что, собственно, происходило в ходе этого исследования. Может, они и являются, при этом, гражданами России, но мы этого не знаем, и поэтому, на всякий случай, с ними не взаимодействуем. Это первое. 

Второе. Обеспечить построение выборки таким образом, чтобы сделать опрос репрезентативным для отдельных регионов России, технически, конечно, возможно. И математически возможно. Просто дорого. Вы прекрасно понимаете, что, когда мы проводим опрос общественного мнения, валидный для всей территории России, как государства, мы можем опросить тысячу человек, и получить срез мнения, которым можно оперировать. К сожалению, для того чтобы получить срез мнения, репрезентативный для отдельного российского региона, где проживает, например, 500 тысяч человек, нам снова придется опросить тысячу. В том опросе, который запущен сейчас, мы заложили 1250 респондентов для России в целом. 

Пожелав отдельно узнать мнение жителей, например, Тывы, которую Вы упомянули, или там Тамбовской области, где мне довелось работать в прошлом году, нам придется сделать, по сути, еще один такой опрос. А с учетом необходимости очень внимательно смотреть трекинг, очень внимательно отслеживать, где находятся респонденты, он выйдет нам даже и технологически сложнее и дороже. Поэтому на данном этапе, если бы это зависело только от меня, я бы осторожно посоветовал пока не обращаться к опросам в отдельных российских регионах. И уж совершенно точно не заряжать опрос общественного мнения, который был бы репрезентативен для каждого региона Российской Федерации прямо в данное время. Это потребовало бы совершенно колоссальных, нечеловеческих усилий. Хотя, что касается необходимости выяснить мнение, например, жителей новых четырех территорий, то здесь я бы сказал, что, наверное, эти расходы и усилия могли бы быть очень нужными, потому что это было бы отдельно очень интересно. 

Теперь что касается профессиональной принадлежности. Да, конечно. Это возможно, это не очень дорого, ну, так можно запрограммировать опрос, в котором мы будем учитывать профессиональную принадлежность и даже конкретный род занятий каждого из наших респондентов. Почему мы этого не сделали в первом из опросов, который проводили для Института? Потому что мы закладывались на необходимость сравнивать получаемые нами результаты с тем, что делают большие полстеры, которые работают давно. 

То есть, иначе говоря, результаты того опроса, который мы провели, можно сравнивать в том числе с опросами упомянутого ВЦИОМа. К нему можно по-разному относиться, но это государственный полстер. Так же с опросами ФОМ и, например, «Ромир». И это сравнение будет очевидным. Да, Вы задали примерно тот же самый вопрос: вот разница в ответах, давайте подумаем, откуда она произошла. Как только мы начинаем вводить дополнительные параметры, мы возможность прямого сравнения теряем. А вместо этого получаем возможность критиковать нас, или даже просто отметать результаты, полученные нами. На основании того, что вы же это делали совсем по другой методике, это несравнимо. Мы и так, конечно, это получим. Но, все-таки, у нас будут, возможно, дополнительные аргументации.

Поэтому я не считаю, упаси Господь, что мы закончили на этом разговор. Это только начало ответа. Но, все-таки, надо двигаться дальше. Поэтому я бы очень просил взять слово протоиерея отца Александра Толокнова, руководителя секретариата Пермского отделения Всемирного Русского Народного Собора. Спасибо.

Отец Александр Толокнов. Спасибо большое. Спасибо огромное. Конечно, социологический опрос в интернет-пространстве отображает ту часть общества, которая в этом интернет-пространстве находится. Это бОльшая часть нашего общества, объективно. Если бы мы подобный социологический опрос провели, например, в православной среде, в гражданско-патриотически настроенной среде, или околоправославной среде, выясняя мнение тех людей, которые сегодня плетут сети, делают блиндажные свечи, конечно, результаты были бы совершенно другими. 

Но, на самом деле, здесь не столько важно это, сколько то, что, действительно, обозначена проблема. Часть общества, которая находится в интернет-пространстве, не поддерживает Спецоперацию. Она не разделяет и не понимает тех задач, которые сегодня перед государством стоят. И, мне кажется, вот это и есть самая важная тема. То есть, как можно не понимать, вернее, как можно быть против Спецоперации, которая сегодня идет? То есть, люди просто не понимают, что происходит. И что это за война. И вот, здесь это самая главная тема, о которой, действительно, стоит поговорить. То есть, действительно, как Александр Гельевич сказал, что нужны какие-то приемы, нужны технологии, для того чтобы людям донести, в чем сегодня суть войны, в чем, на самом деле, суть проблемы. 

Ведь когда, допустим, американцы бомбили Ирак, то и мы понимали, что речь шла о том, что нужно добиться власти ТНК, в том числе, и в Ираке, и завладеть богатствами Ирака. Когда американский спецназ вошел в Багдад, люди в штатском вошли в Национальный музей Багдада. И вынесли оттуда мощи пророка Ионы, и мощи других древних святых. Вопрос: где сегодня эти мощи? Понятно, что они уничтожены. То же самое происходит сегодня и в Киево-Печерской Лавре. То есть, получается, тьма – она физически борется со светом. И сегодня задача проникнуть в Лавру – это не просто вопрос о церкви. Хотя он тоже здесь на поверхности лежит. 

Но, тем не менее, наши враги стремятся то же самое сделать, что сделали с мощами пророка Ионы в Багдаде и других древних святых. То есть, вынести те святыни, просто физически их уничтожить. В том числе, и вот этот вот момент нужно четко сформулировать. И поэтому тому обществу, которое находится в интернет-пространстве, вот этим 30—40%, действительно, очень важно донести то, что сегодня происходит. И я думаю, что если хотя бы половина из этих 30% поймут, что сегодня реально происходит, то, конечно, ситуация будет меняться к лучшему. Понятно, что эти люди не обратятся резко в православие, но, как наш поэт говорил, «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». 

Потому что в этом интернет-пространстве, как сегодня сказали военкоры, там же ребята, которые на передовой, они тоже там находятся. Они тоже порой не понимают, за что они сражаются. А если завтра будет перемирие? Действительно, идти в атаку, или, может, все-таки, подождать. Рисковать жизнью? А дома же дети, ипотека, семья. Кто потом о них позаботится? И так далее. То есть, на мой взгляд, действительно, очень важная проблема выявлена этим социологическим опросом. Проблема того, что люди не понимают, что происходит. Это с одной стороны.

Но, если люди не понимают, что происходит, то это уже вопрос к нашему сегодняшнему образованию. То есть, а как тогда людям доносится текущая повестка, как она изменилась сегодня, идет ли в патриотическом русле? А ведь образование нераздельно связано с воспитанием. Невозможно человека просто образовывать и не воспитывать. Так не бывает. Это может вырасти какой-нибудь гений. Но он же может и злым гением стать. Ну, и так далее, и тому подобное. Поэтому, конечно, вопрос образования – он сегодня тоже должен быть на повестке. Изменения идут, недавно Президент России говорил о высшей школе. 

Нужно говорить сегодня о воспитательном контенте, не просто о патриотическом. Когда приходят студенты, расстреливают своих сокурсников в институте, это какой вообще поступок? Непатриотичный или безнравственный? Я думаю, что больше безнравственный. Поэтому и подходы к воспитанию сегодня тоже требуют пересмотра. То есть, если бы мы эту болезнь лечили раньше, сегодня бы, может быть, и она не была такая явная, в том контексте, в каком она сегодня существует.

Соглашусь с Денисом Валерьевичем, есть такое пожелание, даже, скорее, какое-то внутреннее стремление четко понимать результаты опроса по регионам. Вот, в регионах как люди поддерживают Спецоперацию, именно в интернет-пространстве. Я думаю, что, если бы мы, например, этот соцопрос делали в Чеченской Республике, то там были бы совершенно другие цифры, и так далее. 

Я как представитель Русской православной церкви апеллирую в первую очередь своими понятиями. У нас ОПК, основы православной культуры, в четвертых классах они были запроценены. То есть, в процентном соотношении, в каждом регионе где-то было 10%, где-то было 15, 25%, и так далее. То есть, это был некий показатель совместной консолидации работы государства, церкви, департаментов, органов управления образованием. То есть, это был определенный результат. Может быть, действительно, такая процентовка по регионам, хотя бы для внутреннего понимания или для небольшого круга, объективно нужна. Тогда хотя бы будем понимать, где есть острая проблема, а где она проявляется, все-таки, поменьше. Вот, пожалуй, что хотел сказать. Спасибо.

Андрей Перла. Спасибо большое. 

Александр Дугин. У меня есть предложение. Мы затронули сейчас важные методологические вопросы. Я бы хотел суммировать ряд соображений практического толка. В классической социологии есть известная шкала определения класса. Кого, как и на основании каких  факторов мы можем отнести к высшему классу, к среднему классу, или к низшему классу. По четырем критериям. Сегодня они довольно легко квантифицируются, гораздо лучше, чем раньше, именно за счет интернета.

Определение класса происходит по четырем осям. 

Первое: образование, количество лет, проведенных в процессе обучения – причем независимо от полученных или не полученных дипломов. Речь идет не об успешном образовании, а только о том, сколько человек посвятил лет самому процессу.

Второе: уровень доходов. Это совсем просто. 

Третье: уровень известности. Сегодня она прекрасно измеряется количеством подписчиков в соцсетях. Для не для специалиста в профайлинге и OSINT, но для простога полстинга. 

Четвертое: власть, которая определяется только одним – количеством подчиненных. И ничем иным. То есть, человек может считать себя Наполеоном, если у него в подчинении только кот, он никто. Важно лишь количество людей, которые работают на вас. Неважно, в каком качестве. 

Вот, по этим четырем категориям определяется класс. 

Сейчас это в интернет-опросах это очень легко проследить. Распределение людей по классической таблице классов на основе этих  четырех параметров выявляется автоматически.

Можно вспомнить здесь идею о «гетто» и «клубе» того же Бурдьё. Он  говорил, что гетто инклюзивно, оно включает всех. Достаточно не иметь какого-то показателя из четырех – например, подчиненных, а все остальное иметь в достатке (образование, доходы, известность) и попадаешь в гетто. А для того, чтобы попасть в клуб, обязательно надо по всем направлениям этим иметь высокие позиции. 

Такое распределение очень важно для глубокого качественного анализа результатов опроса. Сегодня они легко квантифицируются, превращаются в цифру. С таким учетом мы сразу поймем, принадлежит ли респондент к элите или к массам, к клубу или к гетто. Это вертикальные критерии.

Далее. Есть шесть горизонтальных критериев, которые ничего не говорят о том, к какому классу принадлежит респондент, но при этом они весьма красноречивы в других аспектах. Три из них у нас присутствуют -- география, пол и возраст. Но есть еще три, которые также  очень важны. Я совершенно согласен с Денисом Пежемским, относительно важности этноса. Я был добавил еще три горизонтальных критерия -- этнос, конфессия, профессия. Тогда мы получаем шесть дополнительных горизонтальных категорий, которые дополняют ,общую картину наряду с выявлением класса. 

Так мы получаем десять критериев. Четыре из них позволяют построить вертикаль, определить принадлежность респондента к социологическому классу, а шесть горизонтальных позволяют качественно интерпретировать результаты опроса. 

Можно было бы конечно и дальше нюансировать, но надо вовремя остановиться. Не случайно социологами выбраны именно четыре оси и не больше.  Это классическая схема социологии. Здесь ничего нового нет. Но в том же самом ривер-сэмплинге, учет класса поможет понять,  кого он охватывает, кого он задевает. А шесть критериев горизонтальных дают важную информацию в отношении других качественных факторов. Качественный критерий, привлекаемый при анализе данных, может пролить свет на структуру нашего общества. Мы его лучше узнаем. 

У нас будет приращение социологического знания. 

Андрей Перла. Да, у нас есть желающие выступить по зум.

Федор Туркин. Сильно хотим.

Андрей Перла. Да, за словом обращается Туркин Федор Олегович. Будьте так добры.

Федор Туркин. Здравствуйте. Слышно меня, да?

Александр Дугин. Да, да.

Федор Туркин. Здравствуйте. Я не ученый, а практик. Являюсь одним из руководителей строительной компании. Поэтому наши деятельность тоже обязательно начинается с какой-то исследовательской работы. Но заканчивается всегда конкретными делами. Поэтому хотелось бы, создав достаточно неплохую социологическую команду, продолжить проводить аналогичные замеры для понимания динамики. Сегодняшние результаты, по моим ощущениям, похожи на ту картину, которая сложилась и у нас в Санкт-Петербурге. И примерно такая же ситуация, наверное, и у нас в компании. Но ведь надо же с этим что-то делать, что-то менять. 

То есть, нам надо, вероятно, на базе Института сделать группы, которые занимались бы, на базе социологических исследований, организацией дальнейшей работы. Это, в том числе, и пропаганда, пиар. Патриотические идеи необходимо продвигать с использованием средств и данных социологии. И здесь, может быть, фрагментами внедрять в качестве такой пробы пера какие-то идеологические моменты: что работает, что не работает. Чтобы, например, через год сформулировать ту самую национальную идею, которая нам всем так нужна. Которая так необходима для объединения всего нашего народа. И, в том числе, это поможет нам, мужчинам, снова стать мужчинами 100%-ми, а женщинам - женщинами. Потому что, действительно, женщины сейчас у нас просто героические. Просто героические. 

Но и мужчины в отдельных регионах тоже на высоте. Знаете, тут упоминалась Чечня, так буквально краешком. Вот, один из известных людей, я называть его не буду, мне сообщил, что из его села ушло 28 человек на СВО. 22 погибли. Утрата немалая. Поэтому, конечно, результат СВО не может быть каким-то непонятным. Должна быть, конечно, Победа. Должна быть Победа! И она необходима нам. Они ушли за нас, русских, драться! Они ушли за нас, русских, драться! В нашу гражданскую войну, которую посеяли американцы. Я думаю, что нам надо очень серьезно на эту тему подумать. Действительно, дефеминизация мужчин просто назрела. Вот, такие скромные соображения. И я думаю, что в Институте это вполне возможно реализовать.