18+
Иван Ильин: воинствующий монархизм
19.03.2021
Еще одним представителем «монархистов Филадельфийской Церкви» вполне можно считать философа Ивана Ильина (1883 -- 1954).
Иван Ильин был гегельянцем, и его самая значительная философская работа посвящена Гегелю. Его прочтение Гегеля вполне созвучно традициям европейского правого гегельянства, радикально отвергшего левую интерпретацию, свойственную марксизму. При этом для Ильина характерен почти «иранский» дуализм, с помощью которого он интерпретирует Гегеля. В этом он отчасти оказывается созвучным Хомякову. Для Ильина мир основан на ожесточенной и непрерывной борьбе между духовным началом и материальным. Оба начала творятся Богом, но дух как его прямое продолжение, а материя, как некоторая противоположность, которую следует преодолеть, подчинить и преобразовать. Эта фундаментальная борьба и составляет, по Ильину, содержание всемирной истории. Ее территорией является человек, который призван быть главным инструментом духа. Отсюда основным императивом истории становится учреждение вертикали, преобразование горизонтального хаоса материи в трансцендентный порядок духа. Человеческое сознание в этом контексте есть прямое продолжение божественной мысли. Но при этом на человека оказывают огромное воздействие и стихии низшего материального мира. Они смущают его, притягивают к себе, заставляют перейти на свою сторону. Отсюда дуалистический трагизм человека как такового, распятого между духом и материей, старающегося выполнить порученную Богом миссию, но часто сбивающегося с этого пути.
Ильин следует за Гегелем и в понимании смысла истории как установления идеальной монархии, где человек полностью реализует свою миссию и будет установлен непоколебимый духовный вертикальный порядок. Как и у Тихомирова самодержавие и история становятся фундаментальными элементами метафизики, тесно связанными с эсхатологической перспективой, где должна произойти финальная и необратимая победа духа. Такая интерпретация Гегеля является чисто аполлонической и полностью соответствует обостренной и напряженной версии классической государственной идеологии русской элиты. При этом следует подчеркнуть, что мысль Ивана Ильина довольно близка и по стилю, и по содержанию, немецким философам консервативно-революционного направления. Отчасти эту близость можно объяснить и происхождением самого философа, мать которого была немкой.
Проекция этих философских взглядов на конкретную политику предопределило высылку Ильина на «философском пароходе» из Советской России и его сближение с монархическим крылом русской эмиграции, то есть с Филадельфийским лагерем. Большевики и западноевропейская демократия для Ильина представляют собой силы чистой материи и раскрепощенного зла, которые вырвались из-под сдерживающего могущества духа и захватили власть. Большевизм и капитализм, по Ильину, два проявления онтологической катастрофы, которая представляет собой поражение сил духа в битве против материи. Такой вывод сделал Ильина одним из главных теоретиков самого радикального направления в белой эмиграции, призывающего к беспощадной борьбе с большевиками и к восстановлению в России монархического строя. Как философ Ильин видел в монархии не просто одну из возможных политических систем, но гегельянский «конец истории».
Оказавшись в Европе, Ильин ставит перед собой практическую цель: организовать и мобилизовать белую эмиграцию на продолжение Гражданской войны, которая в его глазах является частью великой борьбы духа с материей. Это требует ответить на целый ряд политических вопросов, стоящих перед монархистами, оставшимися без монархии, Империи, родины и т.д. и сформулировать как программу борьбы, так и основные положения того строя, который должен быть учрежден в России после победы над большевиками. Этому был посвящен цикл статей Ильина, опубликованный им в эмигрантском издательстве «Русский колокол».
В программной статье «Белая идея» Ильин трактует Гражданскую войну в своей философско-монархической оптике:
Белое дело не нами началось, не нами и кончится. Но силою исторических судеб нам пришлось поднять ныне его знамя в России и мы несем это знамя с чувством величайшей духовной ответственности. Не мы создали его: оно древне, как Русь; мы только стали под него, опять как бывало, в час смуты и разложения.
Здесь видно, что Ильин полностью игнорирует либеральный и эсеровский элемент Белого дела, отождествляя его с собственным – Филадельфийским, монархическим – идеалом. В чем состоит «Белая идея» Ильин поясняет в духе своей философии:
По глубокому смыслу своему белая идея, выношенная и созревшая в духе русского православия, есть идея религиозная. Но именно поэтому она доступна всем русским — и православному, и протестанту, и магометанину, и внеисповедному мыслителю. Это есть идея борьбы за дело Божее на земле; идея борьбы с сатанинским началом, в его личной и в его общественной форме; борьбы, в которой человек, мужаясь, ищет опоры в своем религиозном опыте. Именно такова наша белая борьба. Ее девиз: Господь зовет, сатаны убоюсь ли?
«Сатанинское начало» -- то же, что хаос, материальность, разгул низменных страстей и все то, что противостоит духу, порядку, аполлонической вертикали. При этом как и другие носители Филадельфийского монархизма Ильин делает ставку прежде всего на волевое ядро субъекта. С публицистическим пафосом он подчеркивает это, говоря о «белом духе».
Белый дух покоится, прежде всего, на силе личного характера. Люди слабохарактерные и бесхарактерные, ни в чем на смерть не убежденные, с двоящимися мыслями и нецельными желаниями — или не шли в ряды белых, или скоро уходили из них. Напротив, человек с характером всегда находил себе здесь братьев по духу. Характер белого состоит в том, что он предан своей святыне; из нее вырастает его жизненное слово; а за словом его следует его дело. Он верит в то, что исповедует; и делает то, что говорит. От этой цельности — его сила; от этой силы — его самообладание. От цельности и самообладания — его жизненная прямота и его презрение ко всяческим нашептам, ко всякой лжи, кривизне и интриге. И поэтому его девизы гласят: моя святыня, мое слово, мое дело. И еще: владею собою. И, наконец, с поднятым забралом.Но всюду, где живет и дышит сила подлинного характера, она несет человеку драгоценные дары: достоинство, свободу, и дисциплину.
Здесь снова речь идет не о консерватизме, но о решимости восстановить павшую аполлоническую вертикаль с опорой на глубинное внутреннее достоинство, на «характер». Это приводит его к антитолстовскому тезису о «сопротивлении злу силой». В духе принципиального дуализма Ильин считает, что в противостоянии с дьявольским началом в истории дух должен в некоторых случаях применять насилие, поскольку этого требуют законы онтологической войны.
Постепенно, однако, мысль Ильина утрачивает свою прямолинейность. Практическая недееспособность белой эмиграции, включая ее монархическое крыло, заставляет его переосмыслить тот упрощенный дуализм, которым он традиционно вдохновлялся. Кроме того, требовались более основательные ответы относительно причин предшествующих поражений, в том числе и на ключевой вопрос: почему самодержавие в России пало?
Так Ильин приходит к выводу, что могущество материи и зла является не просто внешним по отношению к человеку фактором, но коренится в его душе, в его сердце, его сознании и его воле. Человек – и в частности, православный монархист – не может справиться со своей исторической миссией не потому, что дьявол слишком силен, а потому, что он сам носит в себе темную сторону бытия. Здесь налицо переход от чисто аполлонической установки к более нюансированной, диалектической и отчасти дионисийской. Таким образом, внимание Ильина, изначально бывшего православным, смещается от внешнего ко внутреннему и сосредотачивается на процессах духовной жизни, куда и переносится вся острота онтологической войны. Этому посвящены книги религиозной и этической тематики, написанные Ильиным с конца 30-х годов – «Аксиомы религиозного опыта», «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» и т.д.
Тем не менее дух Филадельфийского философа остается не сломленным. В конце жизни Ильин выпускает серию коротких программных материалов, где суммирует основы своего мировоззрения и в краткой форме формулирует свое завещание следующим поколениям – носителям «Белой идеи». Эти тексты были объединены под общим названием «Наши задачи». Здесь Ильин дает наброски своего представления о будущем, и несмотря на всю сложную религиозно-мистическую и глубоко внутреннюю онтологию войны духа с материей, это будущее приобретает у него ярко выраженный политико-идеологический характер, продолжая логику православно-монархических проектов ранних периодов.
