Взаимоотношения Хартленда и Римленда в эпоху становления многополярного мира

Об Авторе:

Марио Форджоне – координатор проекта «Миллениум» (Европейской коммунитаристской партии), юрист, эксперт по международному праву
Взаимоотношения Хартленда и Римленда в эпоху становления многополярного мира.

Прежде чем анализировать развитие и современное состояние взаимоотношений Хартленда и Римленда, необходимо дать историческую справку с целью понимания всех возможных вариантов будущего. Один из классических подходов геополитики состоит в том, что, к примеру, без обзора исторических, философских и литературных оснований геополитики невозможно сформулировать практическую стратегию международных отношений. Предстоит кратко рассмотреть, какие геополитические школы существуют в области международных отношений для того, чтобы понять характеристики и границы применимости различных теорий.

Вне всяких сомнений, сочетание географии и политики становится наукой во время Венского конгресса в 1815 году. Таким образом, геополитика появилась на свет благодаря размышлениям о стратегии обеспечения безопасности и справедливости в международных отношениях. На самом Венском конгрессе Пруссия была заинтересована в строительстве эффективной системы контроля за приобретёнными областями, такими как Саар, Вестфалия и Рейнская область, отделёнными от основной территории страны группой немецких княжеств. Сначала Пруссии пришлось обратить своё внимание на таможенную систему, позволявшую поддерживать политическое и экономическое единство прусских владений в рамках своего таможенного закона.

Однако вскоре прусская элита осознала, что политическое единство требует выполнения таких условий, которые таможенная система обеспечить не может. Для превращения Пруссии в Великую Германию требовалось, чтобы народ жил в рамках системы политической мобилизации и подъема патриотических чувств, укорененных в этнической, традиционной и лингвистической общности. Соображения подобного рода побудили геополитика Фридриха Ратцеля (1844 – 1904) выработать стратегический план укрепления могущества Прусского государства с тем, чтобы превратить его в центр европейского миропорядка. Книга Ф. Ратцеля «Политическая география» (1897) может считаться одной из первых работ, посвященных осмыслению  понятия «Суша», под которым понимается пространство военной, экономической и политической конкуренции между державами. Фундаментальная идея, лежащая в основе «Политической географии», заключается в том, что государства рождаются, растут, старятся и умирают. Данный взгляд, как видно из вышесказанного, является типично позитивистским.

Ратцель подвергает анализу физические параметры государств (географическое положение, форма, тип почвы, растительность и границы). Физическим параметрам принадлежит центральная роль в геополитической концепции Ратцеля: состояние государственного «здоровья» оценивается строго согласно физико-географическим критериям. Основным концептом данной теории, родившимся в результате применения физико-географического подхода, стал «Лебенсраум» - жизненное пространство. С целью поддержания своего здоровья и силы государства вступают в борьбу за контроль над пространством Суши, чтобы распространить на него свою имперскую власть. Из идеи Лебенсраума вытекают несколько политических следствий, которые сам Ратцель назвал «законами пространственного роста государств». Вот эти законы: 1) Пространство государства растёт вместе с ростом культуры 2) Рост государств происходит одновременно с общим развитием всех сфер деятельности (идеологии, производства, рыночной торговли) 3) Рост государств осуществляется путем поглощения более слабых политических образований 4) Изменение силы и могущества государства как организма отражает его граница, играющая роль периферийного органа государства 5) В процессе роста государство борется за наиболее ценные места (реки, побережья, ресурсы земли) 6) Первый импульс к территориальному росту приходит извне: государство обращает своё внимание на менее индустриально развитые и модернизированные государства 7) Общая тенденция к слиянию и поглощению более слабых наций переходит от государства к государству, набирая силу по мере перехода.

Таким образом, законы пространственного роста государств Ф. Ратцеля – это не просто теория, а фундамент геополитической программы по укреплению в мире мощи государственного организма. В основе политической географии Ратцеля лежит представление о борьбе схожих или же отличающихся по своему характеру государственных сил. Теория немецкого геополитика оказала большое влияние, при наличии своей специфики, на шведского мыслителя Рудольфа Челлена. Челлен был шведским политиком, известным своим германофильством, который ввёл новый термин «геополитика», означающий « изучение государства как географического организма и особого явления». Вслед за Ратцелем Челлен утверждает, что государства – это живые организмы, которые в целях выживания должны обеспечивать безопасность и рост своей территории. В борьбе или конкуренции (политической, военной и экономической) рождаются государства, призванные господствовать над другими государствами. Безусловно, не каждая страна обладает необходимыми качествами для того, чтобы играть ведущую роль в международных отношениях. У такой страны должны быть три основные характеристики: территориальный рост, близость её владений друг к другу, внутренняя целостность и политическое единство. Несмотря на влияние позитивизма, Челлену свойственен своеобразный «политический романтизм» (если вспомнить сильное влияние на него «Речей к немецкой нации» И.Г. Фихте): не находя ключевых характеристик государства-лидера в Германии конца XIX века, Челлен видит в «моральной силе» компенсацию за все недостающие качества. Очевидно, что теория Рудольфа Челлена оказывала большое воздействие на политическую жизнь Германии до 1945 года (потребность Германии в «жизненном пространстве» на Востоке – один из ключевых тезисов «Майн Кампф» А. Гитлера). Главная работа шведского мыслителя («Государство как форма жизни», 1916) была вскоре переведена на немецкий и получила отклик в Мюнхенском Геополитическом Институте, основанном Карлом Хаусхофером (1869 – 1946). В ходе своих исследований Хаусхофер заинтересовался Японией (он родился в Японии и жил там в 1908 – 1910 гг.) вследствие её географического положения. Немецкий геополитик желал создания сильного военно-политического союза России, Германии и Японии с тем, чтобы противостоять США в Азии и положить конец британского империализму. Возмущенный военно-политическими санкциями против Германии по Версальскому договору 1919 года, Хаусхофер начинает культурную кампанию по защите немцев и германизма. Вкратце его теория сводилась к четырем основным тезисам: объединение всех немцев вокруг одной власти; потребность в жизненном пространстве; демографический рост и укрепление империи. В своей работе «Границы в их географическом и политическом значении», опубликованной в 1927 году, немецкий геополитик утверждает, что границы – это не правовая данность, а цель борьбы за существование.

Его теория оказала сильное воздействие на геостратегическую программу национал-социализма (Хаусхофер был близким другом Рудольфа Гесса), но поражение Германии во Второй мировой войне приводит немецкого мыслителя к теоретическому и практическому краху. Другой важной вехой в истории геополитики были идеи немецкого юриста Карла Шмитта (1888 – 1985). Учитывая многогранность и творчества Шмитта, для нас в особенности важно обратиться к концепту «Номоса». Очевидно, что Номос – это греческий термин, который означает «закон», «норма», «граница». С его помощью можно раскрыть все возможные теоретические и практические вариации государственных организмов. Как бы то ни было, если до Великих географических открытий эпохи Модерна Номос обозначал укорененность в почве, то новые морские границы приводят к замене «Номоса Суши» (обозначающего укорененность Империи в гармоничной духовно-политической общности) «планетарным Номосом» (подразумевающим оппозицию континентальных и морских держав). Эти положения Шмитт объясняет в двух своих важных трудах: «Номос Земли» (1950) и «Суша и Море» (1942). Географические открытия подвели черту под Номосом Суши («Суша превратится в море и станет свободной» - девиз голландских кальвинистов) и знаменовали собой рождение Jus Publicum Europaeum, подразумевающего наличие геополитического блока, способного противостоять морским державам (прежде всего, Великобритании и Нидерландам). Однако результаты Второй мировой войны оказались катастрофой для Европы и привели к концу Jus Publicum Europaeum, открыв тем самым дорогу подчинению европейских интересов США (вспомним создание НАТО в 1949 г.) Как итог, мы видим начало так называемой «эпохи нейтрализаций и деполитизаций» (так звучит название эссе в работе «Понятие политического»), означающей полное господство технократической политики при отсутствии действительного философского содержания. Уже тогда Карл Шмитт предсказывал появление так называемой «политики прав человека», лишенной глубинного смысла, но способной подчинить мир единой планетарной цивилизации нейтралитета. Вот что пишет Шмитт в 1932 году: «Появившаяся в XIX веке доктрина нейтрального государства совпала с общей тенденцией духовного нейтрализма, свойственной европейской истории последних столетий. Мне кажется, именно здесь находится объяснение эры господства техники».

Как известно, геополитика образовалась на стыке нескольких дисциплин (географии, политики, истории, экономики, философии) и в том числе, вне всякого сомнения, военной стратегии. Военной стратегии посвящен фундаментальный труд прусского генерала Карла фон Клаузевица (1780 – 1831) – знаменитое эссе «О войне» (1796). В нём Клаузевиц постулирует два ключевых пункта: сущность войны является, во-первых, дуалистической, и, во-вторых, политической. Война может идти в двух направлениях: либо она нацелена на полное уничтожение врага с целью сделать его беспомощным в политическом и военном плане, либо её целью является взятие под контроль пограничной территории. Однако даже оборонительная война должна иметь политический характер и иметь своей целью могущество политико-территориального образования (примером может служить стратегия изнурения войск противника армией генерала Кутузова в ходе войны 1812 г.). Таки образом, в обоих случаях война имеет политический характер и используется с тем, чтобы сократить сферу влияния другого государства. Очень важный вклад в геополитику был сделан американским военно-морским теоретиком Альфредом Мэхэном (1840 – 1914). В отличие от Клаузевица, он говорит о необходимости для государства иметь сильный и эффективный флот как средство обеспечения военно-политического могущества. Так, в эссе «Влияние морской силы на историю» (1890) и следующей за ней работе «Интерес Америки в морской мощи» Мэхэн доказывает, что господство в мире требует морской, а не сухопутной мощи.

Как известно, данный тезис серьёзно повлиял на правительства Германии, Японии, Британии и США, которые в конце XIX в. начали активную кампанию по модернизации и укреплению военно-морских сил. Обладание мощным флотом даёт два важных преимущества: во-первых, возможность атаковать неприятеля вдали от своей территории и, во-вторых, более надежную защиту в случае вражеского нападения. Взгляды Мэхэна имели большое значение для последующих геополитических школ. Мэхэн повлиял на политику США и Японии ( победа Японии над Россией в Азии благодаря уничтожению русского флота в 1905 г.). Центральное место в геополитике принадлежит британскому географу Хэлфорду Макиндеру (1861 – 1947). Его основной постулат состоит в  том, что центром мира является Евразия – пространство, занимаемое до 1991 года Советским Союзом. Евразию Макиндер называет «Хартлендом» (сердцевинной землей): «Кто владеет Хартлендом, тот владеет Мировым Островом» (Европой, Азией и Африкой). Со временем, Макиндер смещает центр мира на Запад. Если в его работе 1904 года Хартленд – это Центральная Азия и Сибирь, то после Первой мировой войны сердцевинная земля стала включать Балтийское и Черное моря, а также Центрально-Восточную Европу вплоть до Эльбы и Адриатического моря. В 1943 году в журнале Foreign Affairs, на фоне союза США и СССР, Макиндер снова подчеркивает важность Хартленда с точки зрения обеспечения будущего мирового баланса. Нельзя допустить, чтобы конфликт между морскими и сухопутными державами был выигран последними, потому что тогда сильная противовоздушная оборона делает Сушу неуязвимой (Мэхэн в своих работах не сумел предсказать развитие авиационно-космической отрасли в эпоху Второй мировой войны). Макиндер, в свою очередь, также не смог предсказать развитие межконтинентальных ракет, позволяющих ударить из любой точки планеты. Вновь военная стратегия показала ненадежность теории.

После конца Второй мировой войны Евразия сохраняет свою роль центра мира, что позволяет создать будущий порядок международных отношений. В эпоху Холодной войны США берут на вооружение стратегию сдерживания, в то время как СССР стремится, главным образом, укрепить своё политико-территориальное единство. Прогнозы Макиндера были развиты Николасом Спайкменом (1893 – 1943), предложившим идею Римленда, которая корректировала теорию британского геополитика с учётом новых реалий мировой политики. Прежде всего, Спайкмен утверждает, что обеспечение мира требует взаимодействия между Хартлендом и Римлендом. Под Римлендом Спайкмен понимает промежуточный регион между Хартлендом и окружающими морями, включающий в себя Европу, Ближний Восток, Индию и Восточную Азию вплоть до Якутии. Формула Спайкмена звучит следующим образом: «Кто контролирует Римленд, тот контролирует Евразию; кто владеет Евразией, тот владеет миром». Влияние концепции Спайкмена на выработку геостратегии США было очень сильным: она стала основой всей американской политики вмешательства в дела мирового сообщества. Конец Холодной войны требует, помимо разнообразных геополитических моделей, рассмотреть многополярную теорию международных отношений. Конец идеологий означает возрождение цивилизаций и традиций как ключевых констант международных отношений.

В этом состоит основная мысль книги Сэмюэля Хантингтона « Столкновение цивилизаций и Новый Мировой Порядок, 1996), которая апеллирует к геополитике хаоса (Збигнев Бжезинский и Эдвард Люттвак) и поднимает важные вопросы о судьбе мира после краха идеологических систем. Крушение биполярной системы серьезно скорректировало будущие перспективы всех государств. Как считает А.Г. Дугин, мы входим в эру Четвертой Политической Теории. Исходя из всего этого, в чём состоит роль Европы после окончания Холодной войны? А также в чём практическая ценность разнообразных геополитических школ? Первый важный тезис состоит в том, что Западная Европа больше не является пограничной зоной между двумя лагерями. Центральная и Восточная Европа меняется, вновь открывая свою идентичность после краха СССР, в то время как Российская Федерация превращается в последнюю надежду многополярного мира. Важно уточнить, что подход к геополитике исключительно с точки зрения детерминистского сценария является лишь теоретическим умозаключением, лишенным практической составляющей.

Геополитическая доктрина «Евразии» , не будучи подкрепленной историческим опытом, не будет способна обеспечить длительный баланс сил в международных отношениях. Евразия – это более не романтическая мечта славянофилов, а геополитический блок Европы и Азии, способный воплотить в жизнь важнейший геополитический закон взаимодействия Хартленда и Римленда. Прежде чем мы подумаем о возможных решениях, необходимо дать тщательный анализ текущей ситуации. Идея союзной оси Париж – Берлин – Москва, или же Берлин – Париж – Москва – Токио – Нью Дели, по крайней мере, в современных условиях является нереалистичной. В том числе по той причине, что строительство и поддержание многополярного мира зависит сегодня не только от Москвы, но и от Пекина. Потребности сегодняшнего дня требуют от Европы укрепления альянса Рим – Париж – Берлин и, в то же время, осуществления политико-экономической кооперации с Евразийским Союзом. Как видно из современных политических событий и из природы международных отношений, обстановка в Европе далека от той, какую хотелось бы видеть технократам. Европа не обладает прочным политическим единством, а её валютный союз претерпевает структурные проблемы, угрожающие убить европейский федералистский базис. Многополярная модель, вне зависимости от тех идеологических конструкций, которые она породит, - это не новая форма шовинизма, а рабочая стратегия, которая может реформировать весь мир. Усталый Евросоюз, со всеми его непрекращающимися демографическими проблемами и рецессиями, подрывает свои собственные теоретические основы.

Геополитические модели нужно интегрировать с историческим опытом, следовательно, каждая практическая программа не должна концентрироваться только на современности. Европа должна вновь обрести своё политическое и экономическое единство, а это требует идентичности, как можно больше превосходящей шовинистические страсти. Возврат к Традиции означает переоткрытие естественной Судьбы, а главной основой становления является Номос.

Перевод Максима Сигачева