Вызов марксизма. Часть 2

08.12.2020

IV. Роковые изъяны марксизма

Мы установили, что марксистская политическая теория верна, а также поняли, почему она является сталь мощной доктриной. Но с марксистскими политическими установками также есть много проблем, многие из которых являются роковыми.

Первая из них такова: хотя марксизм предлагает эмпирическое исследование властных отношений между классами или группами, он просто предполагает, что всякий раз, когда обнаруживается связь между более сильной и более слабой группой, эти отношения будут отношениями угнетателя и угнетенного. Это создает впечатление, будто все иерархические отношения – это просто еще одна версия ужасающей эксплуатации черных рабов владельцами плантаций Вирджинии до Гражданской войны.

Но в большинстве случаев иерархические отношения – это не порабощение. Таким образом, хотя верно то, что короли обычно были более могущественными, чем их подданные, наниматели – более состоятельными, чем их служащие, а родители – более властными, чем их дети, не обязательно имели место отношения угнетателя и угнетенного. Гораздо чаще встречаются смешанные отношения, где как более сильный, так и более слабый получают определенные преимущества, и где оба могут указывать на трудности, которые необходимо пережить, чтобы сохранить эти взаимоотношения.

Тот факт, что марксистские рамки предполагают отношения угнетателя и угнетенного, приводит ко второй большой трудности: к предположению, что проблема эксплуатации в каждом обществе столь остра, что необходимо ниспровержение господствующего класса или группы.

Но если более слабые группы могут извлекать выгоду из своего положения, а не только нести издержки, тогда закономерна возможность существования консервативного общества. Такого, в котором есть господствующий класс или правящая группа (или коалиция групп), которая стремится уравновесить выгоды и издержки существующего порядка. В таком случае свержение и уничтожение господствующей группы может и не понадобиться.

Действительно, при рассмотрении вероятных последствий революционного переустройства общества – часто включающих не только гражданскую войну, но и иностранное вторжение по мере краха политической системы – большинство групп в консервативном обществе вполне могут предпочесть сохранение существующего порядка (или его незначительное изменение) вместо принятия альтернативы, предложенной Марксом.

Это подводит нас к третьему провалу в марксистской концепции. Хорошо известно отсутствие четкого представления о том, что низшие слои общества, свергнув своих угнетателей и захватив государство, должны делать со своей новообретенной властью. Маркс подчеркивает, что как только угнетенные классы установят контроль над государством, они смогут положить конец угнетению.

Но эти утверждения кажутся безосновательными. В конце концов, сила марксистской системы заключается в ее готовности признать, что властные отношения действительно существуют между классами и группами в каждом обществе, и что они могут быть угнетающими и эксплуататорскими в любом обществе. И если это – эмпирический факт (а он действительно кажется таковым), то как марксисты, свергнувшие либерализм, смогут использовать государство для полного уничтожения классовых противоречий? Здесь эмпирическая позиция Маркса упраздняется, и его идеи становятся полностью утопическими.

Когда либералы и консерваторы говорят о марксизме как о «большой лжи», они имеют в виду именно это. Марксистская цель захватить государство и использовать его для устранения всякого угнетения – пустое обещание. Маркс не знал, как государство могло на самом деле помочь в устранении классовых противоречий, и никто из его последователей не знал.

По сути, сейчас имеется много исторических случаев, когда марксисты захватили государство: в России и Восточной Европе, Китае, Северной Корее и Камбодже, на Кубе и Венесуэле. Но нигде попытка «революционного переустройства общества» при помощи государства не стала чем-то иным, как «парадом ужасов». В каждом случае сами марксисты образуют новый класс или группу, используя силу государства для эксплуатации и угнетения других классов самыми жёсткими способами – вплоть до убийства миллионов своих сограждан. Однако (при всех этих жестоких мерах) нигде не наступила утопия и не прекратилось угнетение.

Марксистское общество, как и все другие общества, состоит из классов и групп, расположенных в иерархическом порядке. Но цель переустройства общества и утверждение, что государство несет ответственность за выполнение этой задачи, делают марксистское государство гораздо более агрессивным и более склонным к принуждению и кровопролитию, чем либеральный режим, который оно стремится заменить.

V. Танец либерализма и марксизма

Часто говорят, что либерализм и марксизм – это «противоположности», при этом либерализм направлен на освобождение человека от принуждения со стороны государства, а марксизм поддерживает неограниченное принуждение в стремлении к преобразованию общества. Но если окажется, что либерализм имеет тенденцию уступать место и передавать власть марксистам в течение нескольких десятилетий? Либерализм – это не противоположность марксизму, а просто путь к нему.

Убедительный анализ структурных сходств между либерализмом и марксизмом был опубликован польским политическим теоретиком Рышардом Легутко под заголовком «Демон в демократии: тоталитарные соблазны в свободных обществах» (2016).

В последующей книге Кристофера Колдуэлла «Эра прав» (2020) аналогичным образом исследованы события, приведшие к конституционной революции 1960-х годов в США, целью которой было установление господства либерализма. Фактически, они обусловили быстрый переход к «прогрессивной» политике, которая, как я уже сказал, является разновидностью марксизма.

Имея в виду эти утверждения, я хотел бы предложить способ понимания основных отношений, которые связывают либерализм и марксизм друг с другом и делают их чем-то иным, нежели просто «противоположностями».

Либерализм эпохи Просвещения – это рационалистическая система, построенная на предпосылке, что люди по своей природе свободны и равны. Утверждается, что эта истина «самоочевидна», что означает, что все мы можем распознать ее при помощи одного разума, без учёта конкретных национальных или религиозных традиций, соответствующих определённому месту и времени. Но с этой системой есть сложности. Одна из них заключается в том, что, как выясняется, весьма абстрактные термины (такие как «свобода», «равенство» и «справедливость») не могут получить достоверное подтверждение только при помощи разума.

Чтобы убедиться в этом, рассмотрим следующие проблемы:

Если все люди свободны и равны, как получается, что не каждый желающий может въехать в Соединенные Штаты и поселиться там? Только с точки зрения разума можно утверждать, что, поскольку все люди свободны и равны, они должны иметь равную свободу поселиться в Соединенных Штатах. Это кажется очевидным, и любой аргумент об обратном должен будет зависеть от традиционных концепций, таких как «нация», «государство», «территория», «граница», «гражданство» и прочие – ни одна из которых не является самоочевидной или обусловленной только разумом.
Только с точки зрения разума можно утверждать, что, если все будут свободны и равны, они должны иметь равную свободу для регистрации на курсы в Принстоне в порядке очереди. Это тоже кажется очевидным. Любой аргумент об обратном должен зависеть от традиционных концепций, таких как «частная собственность», «корпорация», «свобода объединений», «образование», «курс обучения», «заслуги» и так далее. И опять же, все это не является очевидным.
Если все мужчины свободны и равны, как вы можете оправдать запрет мужчине, который считает себя женщиной, участвовать в соревнованиях по легкой атлетике среди женщин в государственной школе? Только с точки зрения разума можно сказать, что, поскольку все свободны и равны, мужчина, который чувствует себя женщиной, должен иметь равную свободу для участия в соревнованиях по легкой атлетике среди женщин. Любой аргумент об обратном должен зависеть от традиционных концепций, таких как «мужчина», «женщина», «права женщин», «спортивные соревнования», «соревновательный класс», «справедливость» и так далее. Ни одна из этих концепций не обусловлена только лишь разумом.

Такие примеры можно приводить бесконечно. Правда в том, что один только разум почти ничего не дает нам в урегулировании споров о том, что подразумевается под «свободой» и «равенством». Итак, откуда взялось значение этих терминов?

Я сказал, что каждое общество состоит из классов или групп. Они находятся в различных властных отношениях друг к другу, которые находят выражение в политических, правовых, религиозных и моральных традициях, переданных сильнейшими классами или группами. Только в контексте этих традиций мы приходим к убеждению, что такие слова, как «свобода» и «равенство», означают одно, а не другое. Только они определят «здравый смысл», согласно которому различные интересы и заботы должны быть сбалансированы друг с другом на практике.

Но что произойдет, если отказаться от этих традиций? В конце концов, это то, к чему стремится либерализм эпохи Просвещения. Либералы-просветители отмечают, что унаследованные традиции всегда в определенном смысле ошибочны или несправедливы, и по этой причине они считают оправданным отказ от них и прямое обращение к абстрактным принципам, таким как «свобода» и «равенство».

Проблема в том, что не существует общества, в котором все были бы свободны и равны во всех отношениях. Даже в либеральном обществе всегда будет бесчисленное множество причин, из-за которых данный класс или группа может быть несвободным или неравным по отношению к другим. И поскольку это так, марксисты всегда смогут сказать, что все эти примеры несвободы и неравенства (или хотя бы некоторые из них) являются примерами угнетения.

Отсюда бесконечный танец либерализма и марксизма, который выглядит так:

Либералы заявляют, что отныне все будут свободны и равны, подчеркивая, что разум (а не традиция) будет определять содержание прав каждого человека.
Марксисты, проявляя разум, указывают на множество реальных примеров несвободы и неравенства в обществе, осуждая их как угнетение и требуя новых прав.
Либералы, смущенные присутствием несвободы и неравенства после того, как заявили, что все будут свободны и равны, принимают некоторые из требований марксистов о новых правах.
Стороны возвращаются к пункту 1 и начинают танец сначала.

Конечно, не все либералы уступают требованиям марксистов – и уж точно не во всех случаях. Тем не менее, этот танец происходит вновь и вновь. Являясь обобщенным представлением о том, что происходит с течением времени, эта картина точно отображает процессы во всем демократическом мире за последние 70 лет. Либералы постепенно принимают критические теории марксистов, независимо от того, идет ли речь о Боге и религии, мужчине и женщине, чести и долге, семье, нации или чем-либо еще.

Итак, несколько наблюдений относительно этого танца либерализма и марксизма.

Во-первых, обратите внимание, что это – побочный продукт либерализма. Он существует потому, что либерализм эпохи Просвещения устанавливает свободу и равенство в качестве стандарта, по которому следует судить о правительстве, и описывает индивидуальную силу разума, независимую от традиции, как инструмент, с помощью которого должно быть получено это суждение.

Поступая таким образом, либерализм создает марксистов. Подобно ученику чародея, он постоянно вызывает людей, которые проявляют разум, выявляют случаи несвободы и неравенства в обществе и делают из этого вывод, что они (или другие) угнетены и что для устранения угнетения необходимо революционное переустройство общества.

Показательно, что эта динамика видна уже во время Французской революции и в радикальных режимах в Пенсильвании и других штатах во время Американской революции. Протомарксизм был порожден либерализмом еще до того, как Маркс предложил формальную структуру для его описания несколькими десятилетиями позже.

Во-вторых, танец движется только в одном направлении. В либеральном обществе марксистская критика заставляет многих либералов постепенно отказываться от концепций свободы и равенства, из которых они исходили, и принимать новые концепции, предложенные марксистами.

Но обратное движение – марксистов к либерализму – кажется ужасно слабым по сравнению с этим. Как такое может быть? Если либерализм Просвещения истинен и его предпосылки действительно «самоочевидны» или являются «продуктом разума», то должно быть так, что в условиях свободы люди будут проявлять разум и делать либеральные выводы. Почему же тогда либеральные общества быстро движутся к марксистским идеям, но не к усилению самого либерализма?

Ключ к пониманию этой динамики заключается в следующем: хотя либералы считают, что их взгляды «самоочевидны» или «разумны», большую часть времени они на самом деле полагаются на унаследованные концепции о том, что такое свобода и равенство, и унаследованные нормы применения этих концепций к реальным случаям.

Другими словами, конфликт между либерализмом и его марксистскими критиками – это конфликт между господствующим классом или группой, желающей сохранить свои традиции (либералы), и революционной группой (марксисты), сочетающей критическое мышление с готовностью отбросить все унаследованные ограничения, чтобы ниспровергнуть традиции.

Но в то время как марксисты очень хорошо знают, что их цель – разрушить интеллектуальные и культурные традиции, которые поддерживают либерализм, их либеральные оппоненты по большей части отказываются от преимуществ консерватизма, который был бы необходим для защиты и укрепления своих традиций. Действительно, либералы часто пренебрегают традициями, говоря своим детям и студентам, что все, что им нужно, – это свободно рассуждать и «делать собственные выводы».

Результатом является радикальный дисбаланс между марксистами, которые сознательно работают над концептуальной революцией, и либералами, чье настойчивое стремление к «свободе от унаследованных традиций» практически не дает защиты – и действительно открывает двери для аргументов и тактик, используемых против них марксистами.

Этот дисбаланс означает, что танец движется только в одном направлении, что либеральные устои имеют тенденцию рушиться под напором марксистской критики в течение нескольких десятилетий.

VI. Марксистский эндшпиль и конец демократии

Не так давно большинство из нас, живущих в свободных обществах, знали, что марксизм несовместим с демократией. Но с захватом либеральных институтов «прогрессистами» и «антирасистами» многое из того, что когда-то было очевидным в марксизме, и многое из того, что раньше было очевидным в отношении демократии, было забыто. Пора вернуться к некоторым из этих (когда-то очевидных) истин.

При демократическом правительстве жестокая война между конкурирующими классами и группами прекращается и заменяется ненасильственным соперничеством между политическими партиями. Это не означает, что властные отношения между группами подходят к концу. Не означает, что несправедливости и угнетению придет конец. Это означает только то, что различные группы, составляющие данное общество, вместо разрешения своих разногласий путем кровопролития объединяются в политические партии, стремящиеся свергнуть друг друга на периодических выборах.

При такой системе одна партия правит в течение определенного срока, но ее соперники знают, что они тоже могу прийти к власти, если поедят на следующих выборах. Возможность взять власть и управлять страной без массовых убийств и разрушений побуждает все стороны сложить оружие и вместо этого заняться электоральной политикой.

Итак, самое основное, что нужно знать о демократическом режиме: для того, чтобы демократия работала, необходимо иметь как минимум две легитимные политические партии. Под законной политической партией я подразумеваю ту, которая признана ее соперниками как имеющая право на власть (в случае победы на выборах).

Например, либеральная партия может признать легитимность консервативной партии (даже если они им не очень нравятся), а взамен эта консервативная партия может признать легитимность либеральной партии. В самом деле, именно так устроена политика в большинстве современных демократических стран.

Но легитимность – это одна из тех традиционных политических концепций, которую марксистская критика сейчас ставит на грань уничтожения. С марксистской точки зрения, наша традиционная концепция легитимности – не более чем инструмент, который правящие классы используют для увековечения несправедливости и угнетения.

Слово «легитимность» приобретает свое истинное значение только по отношению к угнетенным классам или группам, которые марксисты считают единственными законными правителями нации. Другими словами, марксистская политическая теория придает легитимность только одной политической партии – партии угнетенных, целью которой является революционное преобразование общества.

А это означает, что марксистские политические принципы не могут сосуществовать с демократическим правительством. Действительно, вся цель демократического правительства с его множеством законных партий – избежать насильственного видоизменения общества, которое марксистская политическая теория считает единственной разумной целью политики.

Проще говоря, марксистская и демократическая политические теории принципиально противоположны друг другу. Марксизм не может согласиться с легитимностью либеральной или консервативной точек зрения, не отказавшись от самой сути своей теории, которая состоит в том, что эти точки зрения неразрывно связаны с систематической несправедливостью и должны быть опровергнуты с помощью насилия, если потребуется.

Вот почему сама идея о том, что особое мнение – не «прогрессивное» или «антирасистское» – можно считать законным, исчезла из либеральных институтов по мере того, как марксисты пришли к власти. Сначала либералы капитулировали перед требованием своих коллег-марксистов считать консервативные точки зрения незаконными (поскольку консерваторы «авторитаристы» или «фашисты»). Это была динамика, которая привела к устранению консерваторов из большинства ведущих университетов и СМИ в Америке.

Но к лету 2020 года даже имевшееся хрупкое равновесие исчерпало себя. В Соединенных Штатах марксисты стали достаточно сильны, чтобы требовать от либералов согласия практически по любому вопросу, который они сочтут неотложным.

В том, что недавно являлось либеральными институтами, либеральная точка зрения также перестала быть легитимной. В этом смысл изгнания либеральных журналистов из The New York Times и других новостных организаций. Это причина того, что имя Вудро Вильсона было убрано со зданий в Принстонском университете, а также аналогичных действий в других университетах и школах.

Эти события равносильны подъему марксистского флага над каждым университетом, газетой и корпорацией, поскольку легитимность старого либерализма отменяется.

До 2016 года в Америке было две легитимные политические партии. Но когда Дональд Трамп был избран президентом, разговоры о том, что он «авторитарный» или «фашистский» правитель стали использоваться для дискредитации традиционной либеральной точки зрения, согласно которой надлежащим образом избранный президент (кандидат, выбранный половиной населения посредством конституционных процедур) должен получить легитимность. Вместо этого было объявлено «сопротивление», целью которого было лишить легитимности президента, тех, кто с ним работал, и тех, кто голосовал за него.

Я знаю, что многие либералы считают, что отказ в легитимности Трампу был направлен только против него лично. Они верят, как недавно написал мне один либеральный друг, что отстранение именно этого президента от должности позволит Америке вернуться к нормальной жизни.

Но ничего подобного не произойдет. Марксисты, которые захватили контроль над средствами производства и распространения идей в Америке, не могут, не предавая своего дела, признать легитимность любого консервативного правительства. И они не могут признать легитимность любой формы либерализма, которая не отступила бы перед ними. Это означает, что какими бы ни были успехи президента Трампа на выборах, «сопротивление» не прекратится. Это только начало.

С марксистским завоеванием либеральных институтов мы вступили в новую фазу в американской истории (и, следовательно, в истории всех демократических стран). Мы вступили в фазу, в которой марксисты, покорив университеты, средства массовой информации и крупные корпорации, будут стремиться применить эту модель к завоеванию политической арены в целом.

Как они это сделают? Как и в университетах и в средствах массовой информации, они будут использовать свое присутствие в либеральных институтах, чтобы заставить либералов разорвать узы взаимной легитимности, связывающие их с консерваторами – и, следовательно, с двухпартийной демократией.

Они будут требовать делегитимации не только президента Трампа, но и всех консерваторов. Мы уже видели это в попытках делегитимизировать взгляды сенаторов Джоша Хоули, Тома Коттона и Тима Скотта, а также медийного деятеля Такера Карлсона и других. Затем они перейдут к делегитимации либералов, считающих консервативные взгляды законными, таких как Джеймс Беннет, Бари Вайс и Эндрю Салливан.

Как и в случае с университетами и СМИ, многие либералы приспособятся к этой марксистской тактике, веря, что, делегитимизируя консерваторов, они смогут умиротворить марксистов и превратить их в стратегических союзников.

Но марксисты не будут умиротворены, потому что они стремятся к окончательному покорению самого либерализма. И это уже происходит, когда они убеждают либералов отказаться от своей традиционной двухпартийной концепции политической легитимности, а вместе с ней и своей приверженности демократическому режиму.

Уничтожение уз взаимной легитимности, которые связывали либералов с консерваторами в демократической системе правления, еще не сделает рассматриваемых либералов марксистами. Но это сделает их безвольными лакеями этих марксистов, лишенными силы сопротивляться чему-либо, что «прогрессисты» и «антирасисты» считают важным. И это приучит их к грядущему однопартийному режиму, в котором либералы будут играть великолепную роль – если, конечно, захотят отказаться от своего либерализма.

Я знаю, что многие либералы сбиты с толку и все еще полагают, что перед ними есть различные альтернативы. Но это неправда. На данный момент большинство альтернатив, существовавших несколько лет назад, исчезли. Либералам придется выбирать между двумя альтернативами: либо они подчинятся марксистам и помогут им положить конец демократии в Америке, либо они образуют продемократический альянс с консерваторами. Других вариантов нет.

марксизм