«Вверх от либерализма»: Ричард Уивер и платоническая линия в американском консерватизме
Имя Ричарда Уивера сегодня малоизвестно вне узкого круга исследователей американского консерватизма. Тем не менее, этот человек оказал колоссальное влияние на развитие консервативной мысли в Америке. Последователи и современники, находившиеся под влиянием Уивера (в частности, Рассел Кирк), сформировали течение, прямо противоположное вошедшему в моду в интеллектуальных и политических кругах в 1980-х неоконсерватизму. Американские палеоконсерваторы и социальные консерваторы (при ближайшем рассмотрении) оказываются наследниками Уивера.
Обращение к его мысли принципиально важно для корректного понимания современной Америки и противоборствующих в ней интеллектуальных сил. С другой стороны, философия Ричарда Уивера и его антимодернистская аргументация могут оказаться интересными для консервативных мыслителей и в других странах.
***
Ричард Малкольм Уивер родился в 1910 году в Уэвервилле, штат Северная Каролина, вырос в Лексингтоне, штат Кентукки. Уивер окончил Университет Кентукки в 1932 году. В том же году он вступил в Американскую социалистическую партию, однако достаточно быстро разочаровался в американских социалистах.
Тем не менее, этот эпизод его биографии весьма примечателен. Многие будущие неоконы также начинали свою интеллектуальную карьеру в рядах «левых». Однако это были левые троцкистского толка. Уивером же с самого начала руководило отвержение буржуазного индустриализма как такового. Это же чувство привело его к идеям «Южных аграриев»: мыслителей и деятелей культуры, выступавших за сохранение традиций старого американского Юга – в противовес технической цивилизации Севера.
Под руководством одного из них – поэта, эссеиста и критика Джона Кроу Рэнсома – Уивер защитил магистерскую диссертацию, озаглавленную «Восстание против гуманизма». Заголовок докторской диссертации – «Конфедеративный Юг, 1865 – 1910: исследование выживания разума и культуры» (The Confederate South, 1865-1910: A Study in the Survival of a Mind and a Cultur) – также отсылает к консервативной мысли Юга.
Интересно, что (хотя сам он считал себя скорее южанином по духу) всю свою последующую научную карьеру Ричард Уивер провёл в стенах Чикагского университета.
Впрочем, Уивера не стоит сводить только к этим «южным влияниям», равно как и южных аграриев упрощать до интеллектуаризированных сторонников сегрегации или Ку‑клус‑клана, что иногда могут позволить себе либеральные и левые исследователи. Показательно, что свою интеллектуальную автобиографию Уивер озаглавил «Вверх от либерализма», таким образом обозначив направление своей внутренней эволюции: вверх, в сторону перманентных принципов.
Принципиальную известность Ричарду Уиверу принесла работа «Идеи имеют последствия» (Ideas Have Consequences), где автор выступил не против каких‑то отдельных тенденций последних десятилетий, а заявил, что Запад и США находятся в упадке, причиной которого является победа номиналистов в философских спорах в Европе XIV столетия.
Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. Как выразился Рассел Кирк, эта «тонкая сильная книга» стала «первым выстрелом, выпущенным американскими консерваторами в их интеллектуальном бунте против ритуального либерализма, который царил с 1933 года».
Во всём виноват Оккам
Ричард Уивер открыто провозглашал себя платоником, объявляя, что «готов отождествлять себя с немалым количеством мыслителей в платоническо‑христианской традиции».
Уивер утверждал: «Платон напомнил нам, что на любом этапе исследования важно понять, движемся ли мы к первым принципам или нет». Он также писал: «Вера в универсалии и принципы неотделимы от жизни разума», и отмечал: «Мы неизменно находим в человеке истинной культуры глубокое уважение к формам».
Отход от платонизма, забвение или непонимание великой традиции, по его мнению, привёл и к великому кризису Запада, где ныне царствует идеология «истерического оптимизма»; а человечество, находясь на пике материального прогресса, «обрушилось в невиданное доселе насилие и преступления».
«Как Макбет, западный человек принял злое решение, которое стало действенной и окончательной причиной других злых решений. Неужели мы забыли о нашей встрече с ведьмами на вересковой пустоши? Это произошло в конце четырнадцатого века; и ведьмы сказали главному герою этой драмы, что человек мог бы осознать себя более полно, если бы он только отказался от своей веры в существование трансцеденталий. Силы тьмы, как всегда, работали тонко, и они выдвинули это предложение в кажущейся невинной форме нападения на универсалии. Поражение логического реализма в великих средневековых дебатах стало решающим событием в истории западной культуры», – отмечал Уивер в предисловии к «Ideas Have Consequences».
Отрицание универсалий, подчёркивал Уивер, вело к отрицанию всего, что превосходит опыт. Отрицание всего, трансцендирующего опыт, неизбежно означало отрицание истины. Отрицание объективной истины не позволяло избежать релятивизма и возвращения к «истине» софиста Протагора: «человек – мера всех вещей».
«Так началась "мерзость запустения", проявляющаяся сегодня как ощущение отчуждения от всей зафиксированной истины», – подчёркивал американский философ, логически прослеживая последствия такого шага через всю историю западной мысли Нового времени.
«Человек, созданный по божественному образу, главный герой великой драмы, в которой была поставлена на карту его душа, был заменен человеком, понятным как потребляющее животное, ищущее богатства», – подчёркивает Уивер, отмечая, что «тотальная погружённость в материю "современного человека"», парадоксально «делает его непригодным, чтобы иметь дело с материей». Более того, современные философия и наука, по его мнению, ведут к «уничтожению человека».
Постоянно Уивер возвращается к Оккаму и номинализму, утверждая, что никакие реформы или революции, никакие изменения в политике, экономике и даже образовании (хотя он, будучи платоником, обращает на образование большое внимание) ничего не изменят, если не изменится главное: метафизическая ориентация человека. Запад, таким образом, должен возвратиться к реализму. Номинализм, с его точки зрения, лежит в основе как «многовекового движения против знания», так и эгалитаризма современного западного человека.
Против буржуазии и коммунистов
Падение человека как длинная серия отречений от истины, с точки зрения Уивера, проявляется как в советском социализме, так и буржуазной демократии. В некотором отношении коммунисты даже выглядят честнее и последовательнее. По мнению Уивера, коммунизм – «материалистический отпрыск буржуазного капитализма». И то, и другое связано с господством особого типа «среднего человека», а кризис Запада – прямой результат «возвышения буржуазии и её коррумпированного мировоззрения». Целью образования, по мнению учёного, должно быть воспитание аристократических, а не буржуазных идеалов.
Показательна критика Уивером государства. Традиционно для американского консерватизма свойственна критика «чрезмерного» вмешательства государства в частную жизнь. Уивер также критикует современное ему государство, но с платонических позиций, выступая против бюрократической машины, видя в ней антипод платоновского представления о соотношении государства и человеческой души:
«Государство, переставая выражать внутренние свойства человека, превращается в громадный бюрократический аппарат, призванный способствовать экономической деятельности. Неудивительно, что традиционные ценности, как бы они ни восхвалялись по памятным датам, сегодня должны потесниться, чтобы вообще выжить. Замечание Бёрка о том, что государство не является "партнерством в вещах, подчиненных только грубому животному существованию", сейчас кажется таким же древним, как и его дань рыцарству».
Бюрократической машинерии современного государства американский философ противопоставляет вовсе не дух «свободного рынка», как можно было бы ожидать, или демократическое равенство, а дух иерархии в органическом сообществе. Это становится основой провозглашаемого им коммунитаристкого подхода, где на первый план выходят естественные сообщества, общины, а американский индивидуализм приобретает характер «коммунитарного индивидуализма».
Такой коммунитаризм предполагает неравенство такого же плана, которое отличает и семью. «Основой органического социального порядка является братство, объединяющее части, которые отличаются друг от друга», – подчёркивает Уивер. Интересен и его подход к демократии: «правильной» демократией он считает демократию ограниченную. Демократия для него – это, скорее, обновляемая аристократия в платоновском смысле.
Показательно отношение Уивера к частной собственности. Он восхваляет частную собственность как «последнее метафизическое право». Но защищая частную собственность, он требует её ограничить: «Уважающие частную собственность действительно обязаны противостоять тому, что делается сегодня во имя частного предприятия, ибо корпоративная организация и монополия являются тем самым средством, с помощью которого собственность отбрасывает свою частную жизнь». И добавляет: «Моральным решением является дистрибутивное владение мелкой собственностью».
Риторический платонизм
Ещё одно направление мыслей Ричарда Уивера – его критика диалектики и взаимоотношений диалектики и риторики. Сфера профессиональных интересов Уивера как преподавателя – именно риторика. Одной из своих главных задач он называет возвращение к классической риторике как искусству убеждения, соединённому с диалектикой как методом интеллектуального возвышения к идее Блага.
Именно поэтому он критикует современную ему риторику как демагогию и пропаганду, отмечая активное использование в американской политике того, что он назвал «god terms» и «devil terms». Первые – например, «демократия» или «прогресс» – придают позитивное значение любой фразе, в которой употребляются. Вторые – например, «коммунизм» и «неамериканский» – напротив, негативное.
Уивер вводит понятие «Великого Стереоптикона» – социальной дегуманизированной машины, состоящей из медиа и кино, предназначение которой есть манипулирование верованиями и эмоциями; возгонка «истерического оптимизма» с целью не дать человеку пробудиться от метафизического сна и осознать тщету своего положения.
Однако демагогии и софистике, которая приобрела характер машинерии и тотального контроля, по его словам, должна быть противопоставлена благородная риторика.
«Риторика в своей истинной сути стремится совершенствовать людей, показывая им лучшие версии себя, звенья этой цепи, простирающейся к идеалу, который может постичь только интеллект и к которому привязана только душа», – отмечает Уивер в своих комментариях к диалогу «Федр».
В то же время, с точки зрения Уивера, игнорирование риторики в её первоначальном классическом смысле и развёртывание диалектики без риторики в сфере общественных отношений крайне опасно. Такой подход лишён «человечности» и проявляется в современной сциентифизации и торжестве абстрактных концептов в политике. В этом отношении Ричард Уивер сближается с Аристотелем, разделявшим риторику и логику и подчёркивает важность этого разделения.
***
Ричард Уивер – явление поразительное для американской культуры XX века по глубине своей мысли и её бескомпромиссности. С другой стороны, он и демонстрация интеллектуальной традиции, присущей Америке, традиции «популистов» XIX века и «южных аграриев» века XX-го, выступавших с консервативных традиций против капитализма и Модерна. Несомненно, что социальный консерватизм, палеоконсерватизм и новый американский популизм принадлежат к этой же линии.
Уже одно наличие в этой цепи Уивера демонстрирует, что эта по-настоящему американская традиция является предельно интеллектуально обоснованной. Мы имеем дело не просто со случайным и спонтанным недовольством реднеков последствиями либерального эксперимента, но с крайне авангардной философией, которая является предельно утонченной и одновременно яркой, живой и современной. И если и критиковать её представителей, то изнутри: например, за то, что они недостаточно хорошо читали Уивера.
То же самое с платонизмом: фигура Уивера – доказательство существования интеллектуальной платонической линии в Соединённых Штатах. Основательной, но и аутентично американской линии, которая проявляется в самых неожиданных формах, вплоть до теологии мормонов, которая, по мнению американского исследователя Стивена Джозефа Флеминга, – не что иное, как гетеродоксальное ответвление христианского платонизма.
С другой стороны, философия Ричарда Уивера – с её обращением к античной классике, этикой христианского благочестия и поистине традиционалистским антимодернизмом – это концептуальный мост, который может быть переброшен между американскими консерваторами и сторонниками Традиции в остальном мире.
Наконец, Уивер, придавший импульс американскому консерватизму в 50-е и 60-е, прямое подтверждение тому, что разделение на палеоконов и неоконов – это разделение не ситуативно-политическое, а глубинно-философское. Линия Уивера и его последователей – это аутентичный платонизм, рождённый в самой Америке; представление о риторике как средстве возвышения человека к идее Блага и утверждения истины; это традиционалистская критика госаппарата и капитализма мегакорпораций. Линия неоконов – это перевёрнутый платонизм Штрауса с его уверенностью в необходимости обмана профанов философской элитой, импортированный из межвоенной Европы.
Возможно, именно последнее заставляло представителя «уиверовской линии» – другого видного американского консерватора XX столетия Рассела Кирка – утверждать, что неоконсерваторы были «часто умны, но никогда не мудры». Разделение этих двух традиций принципиально важно для понимания современного американского консерватизма и политической ситуации внутри США.