Турция не вернется в западную клетку

Эссе Сэмюэля Хантингтона 1993 года «Столкновение цивилизаций?» многократно разбиралось на цитаты в течение последних трех десятилетий. Но независимо от его тезиса о том, что культурная идентичность будет определять политику после «холодной войны», Хантингтон был прав насчет Турции. Хантингтон предсказал, что по мере того, как соперничество в XX веке закончится, прозападные настроения светской элиты Турции будут вытеснены националистическими и исламскими элементами. Он оказался абсолютно прав.

В последние несколько лет отношения Турции с Соединенными Штатами и Европой были, мягко говоря, нестабильными. Бывший президент США Дональд Трамп и президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган установили своего рода броманс, персонализировав двусторонние отношения в ущерб почти всем вопросам политики. Турция не доверяет Соединенным Штатам за поддержку сирийских курдских сил в Сирии и за укрытие священнослужителя Фетхуллаха Гюлена, которого Анкара назвала организатором неудавшегося переворота в 2016 году. Отношения Турции с Европой не лучше. Европейские лидеры устали от растущего нелиберализма Турции и ее стремления поиграть военными мускулами в восточном Средиземноморье.

Между тем, Анкара обратилась к новым партнерам. Правительство закупило российские системы вооружений – вопреки желанию своих союзников по НАТО – и работало с Москвой над крупными инфраструктурными проектами, включая газопроводы и первый ядерный реактор в Турции. Турция и Россия вместе поделили сферы влияния в Ливии и Сирии. А в последнее время Турция выстраивает отношения с Китаем, преследуя китайские инвестиции, закупая вакцину от COVID-19, производимую китайской компанией Sinovac, и отказываясь критиковать отношение Пекина к уйгурам.

Это не временный поворот, а более глубокое изменение внешнеполитической ориентации Турции. За почти два десятилетия правления Эрдогана Турция стала меньше, чем когда-то, заинтересована в членстве в трансатлантическом клубе или стремлении к членству в Европейском союзе. Вместо этого правительство стремилось превратить страну в регионального гегемона. В то время как Запад все еще испытывает ностальгию по исторической роли Анкары в трансатлантическом альянсе, турецкие лидеры, с большим подозрением относясь к партнерам по НАТО, говорят о стратегической автономии. Когда‑то являвшаяся образцом светской мусульманской республики, ярким примером преобразующей силы либерального строя, Турция сегодня ставит под сомнение ценность игры по западным правилам.

Турция больше всего стремится быть самостоятельной державой. Его новую внешнюю политику лучше всего понимать не как дрейф в сторону России или Китая, а как выражение желания оставаться в каждом лагере и управлять соперничеством великих держав. Режим Эрдогана спровоцировал этот сдвиг, и благоприятная международная среда позволила ему это сделать, но ни новое правительство в Анкаре, ни обновленный западный альянс не могут повернуть вспять его политику. Сеть политиков, бюрократов, журналистов и ученых, открыто скептически относящихся к согласию с Западом, теперь доминирует в культуре и сфере безопасности страны. Независимая внешняя политика Турции никуда не денется после Эрдогана.

Место за столом переговором

Последние несколько лет ознаменовали собой разрыв со статус-кво, существовавший после Второй мировой войны. Но, оглядываясь назад, можно сказать, что уравновешивание Турции имеет исторический прецедент.

Османская империя в конце XIX века и Турецкая республика в первые десятилетия своего существования стремились изолировать государство от внешних течений и оттеснить более могущественные страны друг от друга. Пытаясь предотвратить упадок своей империи, османские лидеры вступили в игру постоянно меняющихся союзов, временами объединяясь с Австро-Венгрией, Россией и Соединенным Королевством, прежде чем совершить ошибку, объединившись с Германией в Первой мировой войне.

В 1920-х и 1930-х годах молодая Турецкая республика получила политическую и военную поддержку большевистского правительства в Москве. Турция оставалась нейтральной во Второй мировой войне, ее лидеры курсировали между нацистской Германией и Соединенным Королевством, чтобы получить военную помощь, экспортные кредиты и другие формы финансовой поддержки от обоих. Сегодня у Эрдогана та же цель: заключать сделки с мировыми державами, не выбирая сторону.

Реализация этой стратегии потребовала некоторой исторической реабилитации. Идея о том, что Турция уникальна среди своих соседей и призвана вернуть себе роль регионального лидера – по аналогии с немецкой концепцией Sonderweg конца XIX века, или «самобытным путем», как я писал в другом месте, – коренится в концепции страны как наследницы Османской империи.

Светская традиция, заложенная основателем Турции Кемалем Ататюрком в 1920-х годах, основывалась на изображении османов как отсталых, неэффективных и неспособных идти в ногу с «современными цивилизациями» (muasır medeniyetler). Турция Эрдогана приняла совсем другой тон. Сегодняшние политические выступления и телевизионные драмы не очерняют османских лидеров как бесхитростных завоевателей, а превозносят их как пионеров нового цивилизационного порядка – справедливого в управлении и более сострадательного к своим подданным, чем их западные современники.

Националистические восстания этих подданных, в конечном итоге, помогли разрушить империю, но в новом дискурсе этому факту уделяется мало внимания. Историки-ревизионисты Турции описывают османскую эпоху как золотой век невозмутимости и справедливости, нарушаемый только натисками «империалистического» Запада.

Правящая Партия справедливости и развития (ПСР) все чаще обращается к османскому наследию в оправдание своей внешней политики. Проправительственные СМИ оправдывают расширение военного присутствия Турции на бывшие османские земли, такие как Ирак, Ливия, Сирия и Кавказ, как возрождение спящего гиганта.

Эрдоган, в свою очередь, является «лидером века» – современной версией почитаемого им султана конца девятнадцатого века, Абдулхамида II, который сопротивлялся призывам к конституционной реформе, проводил линию против Запада и сдерживал закат империи. Проводя сравнение, турецкие СМИ аплодируют Эрдогану за жесткую игру с великими державами – поддержку его переговоров с Трампом, канцлером Германии Ангелой Меркель и президентом России Владимиром Путиным – и за сохранение напористой позиции на Ближнем Востоке и в восточном Средиземноморье.

Военная мощь Анкары и уход Вашингтона с Ближнего Востока облегчили турецкое вмешательство в региональные конфликты. Растущая оборонная промышленность страны позволила ввести турецкие войска в Ирак, Ливию и Сирию.

Осенью прошлого года вооруженные беспилотники турецкого производства помогли обеспечить решающую победу Азербайджана на поле боя против Армении в Нагорном Карабахе. Поскольку растущая самостоятельность военно-промышленного комплекса Турции придавала ее лидерам уверенность в том, что они могут проецировать свое могущество в регионе, отсутствие у Трампа интереса к Ближнему Востоку и стремление к устойчивым личным отношениям с Эрдоганом предоставили им такую ​​возможность.

Турция расширила свои военно-морские операции в восточном Средиземноморье и построила базы в Катаре и Сомали, не беспокоясь о противодействии со стороны Соединенных Штатов. Напротив, Россия была силой, которую Эрдогану приходилось остерегаться. Президент Турции установил тесные отношения с Путиным и действовал с координации и согласия Москвы при каждом развертывании за границей. Но это сотрудничество зашло очень далеко. Россия ввела географические ограничения на зону влияния Турции в Ливии, Сирии и на Кавказе, оставив Анкару разочарованной.

Несомненное умение Эрдогана – использовать пробелы в международной системе и находить возможности натравить Россию и США друг на друга. В Сирии, например, присутствие Турции было угрозой для поддерживаемых США курдских сил, но Вашингтон также воспринял это как источник рычагов давления против посягательства России.

В Ливии Эрдоган заметил брешь и быстро вошел в страну. В 2019 году лидер ливийского ополчения генерал Халифа Хафтар возглавил армию, которая наступила на правительство Ливии при поддержке России и Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ). Отчаявшееся правительство ходило от двери к двери в западных столицах в поисках помощи. Большинство западных держав не решились или не посмели вмешаться. Но Турция сделала это: ее силы помогли отбить наступление Хафтара с минимальными военными вложениями.

Вступая в эти конфликты, Турция отвоевывает себе пространство в эпоху соперничества великих держав. Цель Анкары, как часто говорят турецкие комментаторы, – «занять место за столом переговоров».

После Эрдогана

Распространяя свое могущество за рубежом, Эрдоган пока что хорошо вел игру. Что удивительно, так это то, что ему удалось это сделать при хрупком внутриполитическом положении. Турция столкнулась с серьезным экономическим кризисом с двузначной инфляцией, резким падением стоимости лиры и высоким уровнем безработицы, что приводит к бегству капитала и обнищанию простых турок. Впервые за десятилетия экономисты опасаются кризиса платежного баланса. Этот беспорядок подрывает избирательную базу Эрдогана – в апрельском опросе менее 30% респондентов заявили, что поддержали бы AKP, если бы выборы были проведены на этой неделе, что намного ниже 49%, проголосовавших за партию в 2015 году.

Внешнеполитический послужной список Эрдогана тоже не может спасти его. Как и граждане многих других стран, турки верят в исключительность своей страны. Опросы показывают, что народ поддерживает идею восстановления величия Турции на мировой арене, и большинство избирателей разделяют подозрения Эрдогана в отношении Запада, особенно Соединенных Штатов.

Однако для всех, кроме самых ярых националистов, этого недостаточно. Большинство избирателей прагматичны: они не хотят, чтобы Турция отделилась от своих западных союзников, если эта изоляция скажется на их экономическом благополучии и качестве жизни. Поддержка членства в ЕС по-прежнему составляет около 60%, не потому, что турки чувствуют себя европейцами, а потому, что многие понимают интеграцию с Европой как более сильную экономику и лучшее управление.

Пока правительство хвастается созданием военной базы в Ливии и бомбардировками объектов Рабочей партии Курдистана (РПК) в Ираке, в Турции предприятия разоряются, магазины закрываются, а пенсии сокращаются. Страна до сих пор не смогла получить достаточные дозы вакцины против COVID-19 от зарубежных производителей; привиты всего около 10% турок.

Короче говоря, большинству граждан еще только предстоит увидеть, как амбициозная международная программа Эрдогана снова делает Турцию великой. Несмотря на безжалостный национализм проправительственных СМИ, среди населения растет чувство, что Эрдоган слишком агрессивно продвигает внешнюю политику. Турция, похоже, потеряла чувство цели и оттолкнула слишком многих своих друзей – возможно, допустив некоторые из тех же стратегических ошибок, которые стоили османам их империи.

Большинство западных аналитиков полагают, что Эрдоган останется у власти на неопределенный срок – что переход к демократии для Турции больше невозможен. Большинство турок с этим не согласны. Ограничения свободы слова, тюремное заключение многих курдских политиков и другие формы правительственных репрессий делают политические соревнования менее справедливыми, но они не гарантируют Эрдогану и AKP победу на следующих выборах, намеченных на 2023 год.

Соперник Эрдогана на этих выборах, несомненно, пообещает проводить менее воинственную внешнюю политику и установить более стабильные отношения с мировыми державами. Правительство после Эрдогана может предпринять конкретные шаги, чтобы дистанцироваться от своего предшественника. Он может наладить связи с НАТО, нормализовать отношения с региональными противниками, включая Египет и ОАЭ, или возобновить переговоры о членстве Турции с ЕС – даже если усилия будут тщетными.

Будучи прагматиком, Эрдоган сам может попытаться повернуть назад к Западу, если посчитает, что проект президента США Джо Байдена по возрождению возглавляемого США порядка является достаточно многообещающим, чтобы за него ухватиться. Но если влияние США будет снижаться, Турция воспользуется этим как возможностью расширить свою роль в мировой политике. И трудно себе представить, чтобы какой-либо ведущий политик, будь то из ПСР или оппозиции, выступал бы против националистических течений страны и занял бы безоговорочно прозападную позицию.

В долгосрочной перспективе независимая внешняя политика Турции сохранится с нынешним президентом или без него. Анкара, вероятно, продолжит отстаивать свой суверенитет в восточном Средиземноморье, направлять свои ресурсы на развитие обороны и расширять свое влияние на региональные дела. Выступать в роли лояльного, несущего общее бремя члена трансатлантического сообщества уже не так привлекательно, как раньше, и уж точно это не может сравниться с очарованием проецирования силы на условиях самой Анкары. Турция взяла на себя роль наследника империи и пойдет своим собственным путем – своим Sonderweg.

Источник