Трамп против Маска и цветные волнения в Европе (Эскалация)

Татьяна Ладяева: Сегодня мы начнём с обсуждения протестов в Сербии, которые продолжаются уже несколько дней. Напомню, что в Кремле пока не комментировали ситуацию, но глава МИД России Сергей Лавров недавно высказался по этому поводу. Он отметил, что Россия надеется на урегулирование протестов в Сербии в рамках Конституции и законов страны, а также подчеркнул готовность сербского руководства к диалогу с протестующими. Действительно, Вучич уже выступал и говорил на эту тему, но при этом заявил, что задержанные в Белграде не получат помилования. Как вы оцениваете эту ситуацию?

Александр Дугин: Конечно, ситуация, разворачивающаяся сейчас в Сербии, требует более глубокого анализа. Прежде всего стоит отметить, что Вучич проводит крайне непоследовательную политику: один шаг в сторону Евросоюза, другой — в сторону сербских национальных интересов, третий — в поддержку России, а затем четвёртый — в пользу Украины. Недавно всплыла информация о поставках сербского оружия украинскому нацистскому режиму. Эта вопиющая непоследовательность вызвала всеобщее недовольство Вучичем, его режимом и его политическим курсом, достигнув в Сербии критической точки. Примечательно, что недовольны буквально все. Сербские патриоты считают, что он предаёт национальные интересы, поскольку Сербия стремится в ЕС. Русофилы, традиционно сильные в Сербии, обвиняют его в предательстве России и православных традиций. Либералы недовольны тем, что он недостаточно старается для вступления в Евросоюз. А простые граждане возмущены разгулом коррупции и преступности, ставшим при его правлении невыносимым. Таким образом, против Вучича объединились практически все. Ключевой момент — это поддержка, которую он ранее получал от Александра Вулина, бывшего вице-премьера последнего сербского правительства. Вулин, будучи силовиком и патриотической фигурой, смягчал многие противоречия своим присутствием. Однако под давлением ЕС Вучич недавно исключил его из нового состава правительства, что ещё больше настроило против него значимые группы общества.

Сводить протесты исключительно к проискам глобалистов и либералов, стремящихся сместить Вучича и направить Сербию к Западу, глобализации и европейским элитам, было бы упрощением. Реальность сложнее. Насколько я вижу и знаю, в протестах участвуют ещё две мощные силы, которые открыто ненавидят Вучича: сербские патриоты, готовые пожертвовать жизнью за независимость и суверенитет Сербии, и сильное движение русофилов, что имеет огромное значение. Таким образом, противники и сторонники Евросоюза объединились против Вучича, поскольку он не отвечает ничьим интересам. Ситуация отчасти напоминает Майдан на Украине против Януковича, но с важным отличием: там доминировали украинские националисты, русофобы и сторонники Запада, объединённые общей целью. В Сербии всё иначе: сербский патриотизм не имеет ничего общего с нацизмом, а в обществе преобладает русофилия, а не русофобия. Либеральная составляющая присутствует, но не главенствует. Именно поэтому российское руководство проявляет осторожность в комментариях. Россия внимательно следит за всеми тремя составляющими протестов — патриотами, русофилами и либералами, — ни одна из которых пока не доминирует.

Очевидно, что протесты начали поддерживать и продвигать глобалисты, поскольку Вучич их не устраивает как промежуточная фигура. Они хотят привести к власти полностью подконтрольного прозападного политика, который ускорит движение Сербии к Западу. Однако участие патриотов и русофилов в протестах, особенно после отстранения Вулина, всё больше меняет баланс сил. Вучич уже не может обратиться к этим группам с призывом: «Встаньте на мою сторону», — он сам их оттолкнул. В этом суть проблемы. Можно было бы сказать, что свержение такого невнятного лидера оправдано, но это не наш подход — Россия отвергает цветные революции. Кроме того, мы знаем, к чему они приводят: начинаются они, возможно, с благородных намерений — жажды правды, борьбы с коррупцией и преступностью, — но часто заканчиваются хаосом. Вучич — исчерпавшая себя фигура, временщик, каких много в европейской политике. Он войдёт в историю Сербии как нечто несерьёзное и скорее негативное. Его конец — и как президента, и как политической линии — неизбежен. Однако мы понимаем, что при внешних условиях и отточенных технологиях инициатива в протестах часто переходит к нашим идеологическим и геополитическим противникам, что может привести к последствиям хуже, чем правление Вучича. Россия, наученная горьким опытом, относится к подобным ситуациям с большой осторожностью, осознавая, что за ними нередко стоят мощные системы наших оппонентов.

Татьяна Ладяева: Позвольте задать вопрос: кто стоит за этими протестами? Вы упомянули глобалистов, но, кто бы ни был организатором — будь то студенты, поддавшиеся пропаганде, или более крупные политические силы, не из Сербии, — чего они добиваются? Отставки Вучича или, возможно, чего-то большего?

Александр Дугин: Сербы ясно дают понять, что не хотят видеть Вучича у власти. Это бесспорно: все слои сербского общества едины в этом желании. За ним стоит государство, но поддержка населения равна нулю. Лишь те, кто опасаются цветной революции, воздерживаются от участия в протестах. Однако конец Вучича неизбежен — его легитимность полностью утрачена. Протесты направлены на то, чтобы он просто исчез. Никакие компромиссы или договорённости не спасут положения — сербское общество требует его ухода. Однако проблема в том, что сербы чётко знают, чего не хотят, но не имеют ясного представления о том, чего хотят. Их стремления порой нереалистичны, и погоня за ними может обернуться ещё большими трудностями. 

Сербы — один из самых трагичных народов в истории, и в текущей ситуации у них нет выхода. Они далеко от нас, их государство невелико, экономически и стратегически уязвимо, вынужденное лавировать между противоборствующими силами. Позитивного сценария для Сербии нет, пока Россия не восстановит свою подлинную мощь. Сербы возлагают на нас надежды, но мы сейчас связаны по рукам и ногам специальной военной операцией, которая продвигается медленно. Наше влияние ослабевает, и в Сербии у нас крайне ограниченный арсенал средств воздействия, помимо моральной поддержки. Мы не в силах изменить ситуацию. Остаётся лишь наблюдать и молиться за братский сербский народ.

Вучич отвратителен, его ненавидят, но что придёт ему на смену — неизвестно. Остаётся надеяться, что сербское начало окажется сильнее любых либеральных идеологий, и сербы не откажутся от своей идентичности, своего народа и своей миссии.

Татьяна Ладяева: Кажется, мы частично ответили на вопрос слушателя Александра, который интересовался, куда двинется Сербия без Вучича. Наши слушатели активно пишут через приложение «Радио Спутник», и многие считают Вучича продажным. Например, Александр из Перми отметил: «Если Вучич будет выгоден США, Майдана не будет. Если же нет, то он, скорее всего, случится. Вучича губит его попытка усидеть на двух стульях». Я поразмышляла на эту тему: есть политики, которые открыто балансируют между сторонами, и мы принимаем это как данность, но, когда это делается исподтишка, — это вызывает большее отторжение. Взять хотя бы Вучича: он приезжает на 9 мая, записывает восторженные видео о том, как гордится своим визитом в Москву и восхищается парадом, а в это же время всплывает информация о поставках оружия на Украину, хотя в Кремле комментируют это очень сдержанно. Насколько вы с этим согласны, Александр Гельевич?

Александр Дугин: В принципе, страны, лишённые достаточного потенциала для утверждения полноценного суверенитета, неизбежно оказываются в подобном положении. Даже более влиятельные региональные державы вынуждены маневрировать. Взять хотя бы Эрдогана — его поведение тому пример.

Проблема Вучича в том, что он пытается усидеть не на двух, а на четырёх стульях: Евросоюз, Трамп, сербская идентичность и Россия. У Евросоюза и Трампа разные подходы к идеологии и политике, но Вучич стремится угодить обоим. С другой стороны, есть сербская идентичность — он до конца не сдаёт Косово, — и Россия, которая имеет для сербов символическое значение. Лавируя между этими четырьмя полюсами, Вучич сочетает в себе жёсткость и слабость, трусость и агрессию. Это порождает эстетический феномен: он вызывает отвращение даже тогда, когда делает что-то верное, потому что ему не верят. Сербы видят в нём, словно в зеркале, отражение собственных негативных черт. Он изворачивался, как червь, чтобы удержаться у власти, но его стратегия окончательно исчерпала себя.

Татьяна Ладяева: Вы упомянули про четыре стула — звучит так, будто четыре стула удобнее, чем два, но в дипломатии это, похоже, только усложняет жизнь, особенно если политик не слишком опытен. Пора, наверное, закругляться с этой темой, Александр Гельевич. Напомню, что Сергей Лавров выразил надежду, что Запад воздержится от цветных революций в Сербии. Как мы уже сказали, предсказать что-либо на сто процентов невозможно — всё меняется слишком быстро. Давайте перейдём к теме скандального законопроекта Трампа. Сенатор Линдси Грэм активно продвигает новые санкции, и, похоже, глава Белого дома поддерживает эту инициативу. Что думаете о законопроекте о сокращении госрасходов, который уже одобрил Сенат?

Александр Дугин: Речь идёт о двух разных сюжетах. Во-первых, так называемый «большой прекрасный закон» вызвал раскол в американской элите: одна часть возмущена, другая его поддерживает. Это компромиссный документ, из которого в последний момент исключили многие трамповские положения. Его суть — в повышении потолка госдолга, что, по мнению Илона Маска, загоняет Америку в иллюзорную реальность. 

Многие считают этот закон сомнительным и даже вредным. Что же касается Линдси Грэма — он выражает позицию неоконсерваторов, которые укрепили своё влияние в Белом доме после конфликта с Ираном и безоговорочной поддержки Израиля. Они оттеснили сторонников MAGA, но остаются лишь частью трампистского движения. Неоконы сейчас набирают силу и, полагая, что Иран побеждён, переключают своё внимание на Россию. Грэм внушает Трампу, что жёсткие меры, вплоть до военной интервенции, — лучший путь к достижению целей. Это чрезвычайно опасно и ставит мир на грань ядерной войны, что, увы, делает название нашей программы пугающе актуальным.

Татьяна Ладяева: Давайте продолжим нашу беседу, а для тех, кто только что к нам присоединился, напомню: сегодня обсуждаем законопроект о сокращении госрасходов в Соединённых Штатах. Отмечу, что процесс его прохождения был непростым — документ пока окончательно не принят. За него проголосовал 51 законодатель, против — 49, включая двух республиканцев. Ещё четверо республиканцев предпочли воздержаться. Получается, законопроект прошёл с трудом, единого мнения нет. И, учитывая, что поправки ещё можно вносить, судьба этого документа остаётся под вопросом.

Александр Дугин: Этот закон вызвал множество разногласий. Даже те республиканцы, которые поддержали Трампа на голосовании, активно его оспаривали, но подчинились партийной дисциплине. Исключение — Томас Мэсси, проголосовавший против. На вопрос, почему он постоянно выступает против, он ответил, что он один из немногих политиков, кто действительно читает тексты законопроектов, которые зачастую весьма объёмны. Это принципиальный момент, как подчёркивает сам Мэсси. 

Сегодня он — восходящая звезда американского консерватизма и трампизма. Мэсси решительно выступил против политики Трампа по Ирану, против влияния израильского лобби AIPAC в США, против Нетаньяху, став, на мой взгляд, второй по значимости фигурой в американской политике. В то время как Илон Маск отошёл от активной деятельности, Мэсси взял на себя его роль. Он — убеждённый консерватор, верный принципам MAGA (Make America Great Again), но яростный противник радикальных неоконсерваторов. Именно поэтому Мэсси голосовал против этого закона, основываясь на анализе его несоответствия базовым идеям MAGA.

Движение Make America Great Again, на волне которого Трамп одержал победу, не просто личный триумф — за ним стоит идеология, план и чёткие представления. Программа, под эгидой которой Трамп победил, включала прекращение роста госдолга, реформу Федеральной резервной системы — от чего, к слову, Трамп пока не отказался, — полный отказ от интервенционизма, от приоритета интересов других государств или региональных держав над интересами США, а также от продвижения цветных революций, смены режимов и распространения либеральной демократии. 

Эти обещания были ключевыми. Однако действия Трампа вступают в противоречие с этими принципами. Мэсси подробно объяснил, почему этот закон — полное отрицание обещаний Трампа, идущее вразрез с идеей суверенного прорыва, отхода от политики неоконсерваторов к новой политике MAGA. Не буду повторять все его аргументы, но Мэсси провёл серьёзную работу: он сопоставил основные положения закона, дал им идеологическую интерпретацию и сравнил с идеалами MAGA, заключив, что это катастрофа. Демократы, кстати, могли бы с ним согласиться, ведь закон включает множество уступок им, но они проголосовали против Трампа солидарно просто потому, что они против республиканцев, не вдаваясь в детали. 

Таким образом, этот закон лишь углубил раскол в американском обществе. Хочу также отметить, что Мэсси стал политическим оппонентом Трампа в этом вопросе, считая закон предательством идей MAGA. Что касается Илона Маска, он, похоже, пребывал в каком-то «реабилитационном» состоянии, но теперь постепенно возвращается в американскую политику после шока, ограничиваясь ранее лишь мелкими комментариями о своих бизнесах.

После ссоры с Трампом Илон Маск заметно затих. У меня сложилось впечатление, что он либо отдыхал в санатории, либо переживал какой-то личный кризис. Трамп намекнул, что Маск якобы употребляет тяжёлые вещества. Так или иначе, он, похоже, был в стороне, ограничиваясь комментариями о второстепенных вещах — о Tesla, о своих инженерных проектах. По сравнению с тем временем, когда он был второй фигурой в американской политике, это выглядело как откровенный троллинг. Но теперь Маск вновь набирает обороты.

Напомню, его конфликт с Трампом разгорелся из-за этого закона — BigBeautiful Bill, так называемого «прекрасного большого закона». Маск назвал его катастрофой. Во время двенадцатидневной войны Израиля с Ираном и поддержки Трампом Ирана он сознательно молчал, лишь изредка позволяя себе ироничные ремарки. Теперь же он возвращается с резкой критикой этого закона. Маск, наряду с Томасом Мэсси, формирует ядро тех, кто противится новому курсу политики Трампа — его сближению с неоконсерваторами, финансовой олигархией Уолл-стрит и, по сути, с демократами. Трамп, конечно, облекает всё это в свою характерную риторику, но за пределами его громких заявлений он всё больше склоняется к неоконсерваторам, глобалистам и дипстейту, шаг за шагом предавая своих избирателей. После Ирана его легитимность, на мой взгляд, серьёзно пошатнулась. Значительная часть его самых преданных сторонников отвернулась от него. Вопрос о законе был менее острым, но для последовательных оппонентов — с позиций MAGA, Мэсси, Маска и многих других — он приобретает всё большее значение.

Что касается текущих событий в американской политике, о чём мы уже говорили, угрозы Линдси Грэма, которого я называю террористом, ввести новый пакет санкций и пошлин — это серьёзно. Прямо нас это не затронет, но его мишень — те, кто покупает нашу нефть, обходя санкции, а это значительная часть нашей экономики. Такой удар может быть болезненным. Это ведёт к дальнейшей эскалации, к конфликту, к которому Грэм и подталкивает Трампа. Если сложить споры вокруг Beautiful Bill и подъём неоконсерваторов, вырисовывается тревожная картина. Трамп повторяет ошибки своего первого срока, когда он пришёл к власти на волне американского популизма. Теперь его идеи более чёткие, яркие, идеологически оформленные, с поддержкой группы единомышленников, но, как и тогда, он дрейфует к глубинному государству, которое обещал уничтожить. Разочарование нарастает, и этот закон — часть общей тенденции. Наш анализ Трампа, как мы с вами обсуждали, следует определённой логике. Для тех, кто следит за нашими беседами, это словно роман: события, о которых мы говорили в предыдущих «сериях», повторяются и проявляются в новых главах.

Татьяна Ладяева: Я бы сказала, что это больше, наверное, либо детектив, либо ужасы местами. Знаете, с жанром тяжело определиться.

Александр Дугин: Да, это и роман, и детектив, и местами настоящий хоррор. Вы абсолютно правы. Я уже выпустил книгу на основе наших бесед — «Эскалация», посвящённую революции Дональда Трампа. И, похоже, материала хватит ещё на две, где мы диалектически осмысливаем происходящее.

Напомню нашим слушателям, тем, кто следит за этим романом, триллером, хоррором: изначально Трамп двигался вдоль определённого вектора, но с колебаниями. В последнее время стало очевидно, что эти колебания всё больше склоняются в одну сторону. Когда он пришёл к власти, его курс был заметно ориентирован на MAGA, и можно было сказать, что это главный вектор, а компромиссы и отступления были лишь тактическими. Этот вектор — MAGA, стремление к более великой Америке — был ясен и во время предвыборной кампании, и после победы на выборах, и в первые дни в Белом доме. Всё выглядело последовательно. Но теперь, на мой взгляд, речь уже не о колебаниях — это серьёзная корректировка карты трампизма, сам вектор меняется. Трамп 2.0 становится всё больше похож на Трампа 1.0. Это заметно даже в его лице, в его языке тела. Конечно, он всегда был нарциссом, индивидуалистом, болезненно реагировал на недостаток похвалы или, наоборот, на её изобилие — это его психологическая черта. Но за этим кроются более глубокие парадигмы.

Мне кажется, что израильский конфликт и отношения с Маском привели к изменению самого вектора, а не просто к временным колебаниям. Трамп отклоняется от стержня своей MAGA-политики. Это замечают всё больше его сторонников. Такие фигуры, как бесстрашная журналистка Кэндис Оуэнс или Алекс Джонс, пытаются балансировать между поддержкой Трампа и его критикой. Кто-то уже полностью отходит, кто-то не может скрыть разочарования, но вынужден молчать. Взять Тулси Габбард, одного из ближайших соратников Трампа: её лицо словно выражает, будто она проглотила стакан свежего хрена или горькой редьки — она выглядит подавленной. То же самое с Джей Ди Вэнсом, с Хегсетом. Где обещанное? Лояльность заставляет их поддерживать Трампа, но их лица выдают оскомину, которая говорит красноречивее любой прямой критики. Я убеждён: с Трампом что-то не так. Он отходит от главного — это уже не колебания вокруг основного вектора, а нечто гораздо хуже.

Кстати, кто-то заметил, что на саммите НАТО в Гааге Трамп выглядел как будто ниже ростом? — Обычно он возвышался над другими лидерами Запада, а тут оказался вровень. В сетях даже шутят: «Где наш большой, великий Трамп, под стать своему трёхметровому сыну? Почему прислали маленького Трампа?» Его выражение лица изменилось. Это сближение с неоконсерваторами и дипстейтом отражается даже на его физическом облике. Конечно, сторонники говорят, что это фотошоп, фильтры, что антитрамповские каналы вроде CNN изображают его в оранжевом цвете, называя «Orange Man», злым оранжевым человеком. В других сетях его лицо выглядит естественно, но противники намеренно искажают образ. Они даже как будто уменьшают его рост! От всего этого ждёшь чего угодно. Некоторые уже говорят: «Это не Трамп, его подменили». Как у нас с Петром I, которого якобы заменили на антихриста после его Великого посольства. MAGA тоже близка к таким настроениям: «Где наш Трамп? Это уже антитрамп». Конечно, это конспирология, ироничные постмодернистские мемы, троллинг, но они отражают хаотичную, нестабильную интуицию сторонников Трампа, что он серьёзно отклоняется от своего вектора. Это уже не колебания, а смена курса.

В нашем романе ужасов, в этом священном отслеживании ключевых событий мировой политики, мы вынуждены констатировать новую линию. Герой, который должен был следовать чёткому пути через две точки, теперь создаёт какое-то искривление.

В первом сроке Трампа эти отклонения объяснялись недостатком компетентности, страхом резких шагов, надеждами на будущее. Теперь же надежд нет, страхов нет, система ему прекрасно известна, и всё равно он повторяет старые ошибки. Это наводит на мысль о словах Такера Карлсона, сказанных ещё до выборов Трампа, в Москве, когда он брал интервью у нашего президента. Он сказал: «Трамп очень боится неоконсерваторов, он не сможет от них освободиться, даже если победит». Тогда мало кто верил в его победу, но эта фраза всё чаще вспоминается. Казалось, неоконсерваторов оттеснили. Такие, как Левин или Линдси Грэм, Марк Левин, изначально были против Трампа, заявляли: «Never Trump, это не наш MAGA». А теперь они его хвалят.

По сюжету нашего романа их не должно быть, но они возникают, как злодеи из ниоткуда, соблазняя героя, втягивая его в новые авантюры, в критические перипетии, угрожающие ему самому и всему человечеству. Этот злодейский орден неоконсерваторов, тень дипстейта, с которым, казалось бы, разобрались, — и Сорос, ставший персоной нон грата в США, — всё шло по плану, осталось лишь короновать Трампа монархом королевства США, Канады и Гренландии, как предлагал Кёртис Ярвин. Но вдруг всё пошло не туда.

Татьяна Ладяева: Как раз хотела отметить, что теперь всё становится совершенно непредсказуемым. О чём мы будем говорить дальше? Ситуация с США и Трампом, например, через неделю — уже не угадаешь. Если раньше было более-менее стабильно и понятно, то теперь, конечно, начинается новая, совершенно иная история. Давайте в оставшиеся пару минут коротко обсудим переговоры между Россией и Украиной. Москва, как говорит президент, полностью готова к третьему раунду переговоров. А вот готова ли Украина к диалогу с нами?

Александр Дугин: Я считаю, что мы готовы к переговорам, и это хорошо, но они по определению не приведут к результату — ни для одной, ни для другой, ни для третьей стороны. Трамп, мне кажется, уже осознал это. В сущности, эти переговоры были своего рода спектаклем для него. Но, как мы выяснили, Трамп отклоняется от своего изначального курса, погружаясь в зону неопределённости и турбулентности. Он, похоже, понял, что мира на его условиях не будет — это совершенно точно, никому такой мир не нужен. 

Мы находимся в тревожном ожидании того, как Трамп воспримет эту ситуацию, осознав, что переговорный процесс на устраивающих его условиях невозможен ни при каких обстоятельствах. Значит, он может прибегнуть к иным методам. Это крайне тревожно и опасно. Опыт с Ираном может подтолкнуть его к тому, к чему стремятся неоконсерваторы и, как я их называю, террористы — нанести по России некий превентивный удар, а затем усадить за стол переговоров.

Иран сегодня выглядит так, будто он смирился, почти не протестуя против того, что его разбомбили и объявили побеждённым, а он, в свою очередь, провозгласил день поражения днём победы. Эта нестыковка между субъективным и объективным восприятием событий может подвигнуть Трампа на самые катастрофические решения: мол, с Ираном сработало, почему бы не попробовать нечто подобное с Россией?

Ситуация, на мой взгляд, крайне тревожная, абсолютно волатильная, предсказать что-либо невозможно. Ещё неделю назад мы рассуждали, что война то ли закончилась, то ли вот-вот возобновится. Всё остаётся зыбким и болезненным. Мы будем следить за этими событиями, отслеживая логику силовых линий мировой истории.