Технократия: сон разума

Вопреки оптимистическим взглядам прогрессистов и некоторых, кто причисляет себя к консерваторам, многие привычные нам идеи и вещи таят в себе незримую опасность, риск встречи с которой возрастает изо дня в день. Очень важно её вычислить, обнаружить, обнажить суть происходящего, пока время ещё есть.
Окинув окрестности нашей «точки» (имеется в виду контемпоральный момент (А. Дугин, «Ноомахия. Три Логоса»), наш мысленный взгляд оказывается завороженным совсем недавними событиями. Глубинно, конечно, и они составляют часть исторического цикла и, при определенном взгляде, содержат в себе проекции циклов предыдущих - но рассматривать эту картину лучше послойно.

Век двадцатый, который я имею в виду, был «веком Заратустры». Он не знал пощады и сомнения. Люди разделились на «моргающих» и окончательно заблудших, кто думал, что он бдит.
Совершая побег от экзальтированного мистицизма века девятнадцатого, мистики двадцатого века оказались жесточайшими циниками, сочетая антропоцентризм в физическом плане с антигуманизмом в плане духовном. Эти идеи оказались решающими для многих их правнуков - словно игрушки, начиненные взрывчаткой, чей грохот до сих пор слышен в различных уголках мира.
Одна из таких «бессмертных» тенденций современного мира - это ненасытность. Её можно поставить в один ряд с войнами и антропогенными катастрофами, социальными бедствиями и напастями: она часто становится их причиной. Ненасытность, алчность - это болезнь неверующих. Это не просто сребролюбие или обжорство. Это невозможность ограничить себя, обрисовать себя в мире, осознать свой образ как подобие Божие. В принципе, это невозможность экзистировать вообще. Алчные не знают, что у них есть душа, они не помнят этого.

Вместо этого их ум занят удовлетворением эгоизма в виде какого-нибудь монотонного действия, продукт от которого, не сужаемый более понятием человеческого, должен возрастать в логарифмической прогрессии. В таком случае, продукт должен инициировать собственное появление из ничего, так как у одного работающего человека количество продукта множится в прогрессии арифметической.
Отсюда столь важная роль вычислительной техники в наше время. То, что называется трудом сейчас, вышло за рамки человеческого труда - это автоматическое копирование и воспроизводство продукта. Логическим продолжением станет его самовоспроизводство: самособирающиеся орудия «труда» и товары.

Сейчас самовоспроизводятся только вирусные медиа-продукты и некоторые программы в Сети. В реальном же мире производители агитируют людей не только покупать товары, но и способствовать их производству тем или иным способом, чтобы человек был включен в возможно большую часть производственного цикла. Так, Danone во многих странах третьего мира бесплатно выдает роженицам банки сухого молока в родильных домах. В условиях нищеты, люди не отказываются. Последствия грядут не сразу...

В общем и целом основной мировой вектор двадцать первого века - бесконечный прогресс, технологизация и «логистика ненасытности» - хорошо сублимированы в виртуальном поле - в Интернете. Сеть, ранее бывшая военной, служебной системой связи Соединенных Штатов, разрослась до размеров своеобразного мира и уже явственно, неприкрыто пародирует мир реальный. Сеть - как площадка для моделирования и отработки самых смелых и циничных экспериментов над сознанием, внедрения технологий «работы с обществом», Сеть - как мечта о втором Вавилонском столпе (не зря небоскребы считаются признаком процветающего государства!), как юнговское бессознательное со всеми своими туманными трактовками архетипов, через поток виртуальных событий управляющее реальными. В конце концов, она напоминает гигантское «экспериментальное поле», свалку, по которой шатаются неупокоенные тени типично мамлеевских персонажей. Каждый «лик» - будь то страница реального человека, или вымышленного - это галлюцинация, личина, в создании которой участвует не ум, а «изнанка» сознания. Виртуальный мир - глумливый и ущербный двойник Бытия, наполненный нарциссирующими толпами Дорианов Греев, в то время, как «обслуживающий» аккаунт человек мало-помалу высыхает и уплощается до размеров портрета, примеряя на себя все те грехи, которые в виртуальном обществе считаются вполне безобидными «особенностями личности». Пока в Сеть изливаются тонны бездумных рассуждений, селфи и приветствий, техника работает, сами собой копируются и воспроизводятся видео, вирусы, призывы и реклама, работают аналитические и биржевые машины и в некогда нетронутые уголки мира завозится оборудование для буровых вышек - что им до бессловесных портретов. Конечно, для человека это терминальная стадия забвения. Но что же было раньше?

Для привычного модерну взгляда, преувеличивающего значимость биологических процессов, человечество в целом поднялось на новую ступень. То есть, свои биологические процессы перевело в новый вид, где их, кстати, стало проще фиксировать и изучать.

В плане эмоциональном не случилось ровно ничего. Человек остался при всех своих пяти чувствах, разве что только он стал менее и менее анализировать поступающую информацию, привыкая к комфорту. Это интересно и с той стороны, что в такой ситуации невозможно вести работу духовную, постоянно увлекаясь случайными течениями эмоций, мыслей и брожением умов.
Это движение по горизонтали, в стороны. Это сознательный отказ от устремления вверх, но остается возможность падения вниз. Именно здесь в плане духа можно провести аналогию с падшим Адамом, который отказался от Рая ради знания.

Рассматривая с позиции «падающего» эту картину, можно заметить, что это не просто обратимое событие - спуск, - но попытка оправдать его  с точки зрения материи. Это совершенно не философское «схождение», но установка, согласно которой душа должна изменить свои свойства, но не должна - материя. Интересным примером могло бы послужить Хайдеггеровское осмысление развития Западной философии, как философии вообще: описываемое выше явление могло бы быть ее логическим продолжением, если бы речь шла только о философах. Здесь надо пояснить, что если для философа в узком понимании осознанное устремление вниз - это необходимый шаг, то для человека вообще падение хоть и может казаться проявлением свободной воли, о воле речь вести нельзя.

Итак, эпоха отторжения традиционной антропологии, как парадигмы, в которой человек выступал средоточием Божественных энергий в тварном Бытии, ознаменовалась уступкой (сознательной ли?) человеческой души в пользу материи.

Здесь можно привести строки из трудов архиепископа Херсонского Никанора (Бровковича):

«Чувства разделяются на внешния и внутренния. Разделение это, с эмпирической точки зрения, не строго точно. В отношении к воспринимающему субъекту все чувства суть внутренния, внутри субъекта действующия как физиологически, так и психологически: все ощущения суть деятельности, происходящия внутри субъекта. Только в отношении к воспринимаемым предметам это разделение чувств на внешния и внутренния может быть удержано: из предметов, действующих на чувства, одни находятся вне чувствующего субъекта, а другие внутри его» («Позитивная философия и сверхчувствительное бытие». Том 1 ч.1). 

Как и стоило ожидать, стремительные научные открытия только подтвердили сказанное, косвенно повлияв на формирование компаративистского и трансдисциплинарного подходов, возможно, с целью унифицировать категориальную базу.

Тем не менее, в свете даже не традиционной, а прогрессивной парадигмы, принципиальных и последовательных людей становится всё меньше, в том числе и в научной сфере. Наука в целях популяризации и расширения освободила своих работников от любой философии, руководствуясь насущными проблемами. И сегодня человек, не представляющий жизни себе жизни в мире без научных достижений, вряд ли задумывается, где ими руководил идеализм, а где — нечто совершенно иное… В этом смысле, существование всевозможных футурологов — это явный отказ от онтологии, как таковой, не прикасаясь к её проблематике вообще.

Примерно такой же путь предстоит обычному человеку, не занятому исследованиями или пропагандой каких-либо взглядов. Это замкнутый круг: удалённый сам от себя, человек удаляется всё дальше и дальше, не осознавая при этом, что происходит вообще. Дальше - больше: на хаотизированной массе таких людей очень удобно ставить различные социальные эксперименты (кои и проводятся, к примеру, с использованием данных пользователей Facebook, выложенных в свободный доступ) оттачивать технологии манипуляций, наблюдая, как от оруэлловских «мыслепреступлений» пользователи ненавязчиво переходят к действиям. Любители компьютерных стрелялок склоняются к убийствам, всевозможные нездоровые пристрастия находят себе подпитку в сетевых сообществах и переходят в коллективные организованные мероприятия, а депрессивные тинейджеры, одержимые сэлфи и блогами рискуют импульсивно необдуманно покончить с собой. Интернет - это место, где можно «не пачкая рук» смоделировать любое событие - виртуальное, потенциальное. В действие оно переходит тогда, когда у человека стирается граница между сетью и реальностью, между его собственными мыслями и чужими. Этот эффект широко используется как в развязывании сетевых войн, так и в их превращении в физические противостояния.(Коровин В. М. «Третья мировая сетевая война»). Здесь можно наблюдать четыре этапа: первый заключается в том, чтобы навязать свою точку зрения и минимизировать критическое отношение к ней, второй наступает, когда пользователь проявляет такую же активность в сетевом пространстве по отношению к несогласным, третий - это убедить его, что реальность является продолжением сети, и четвертый этап - это направление физических действий на подавление несогласных.

Отходя от тематики Интернета, надо упомянуть не затрагивающие прямо сферу мыслей простые технические приспособления. К. Н. Леонтьев обращался к уже упомянутому архиепископу Херсонскому Никанору,  цитируя его речь об огромной разрушительной силе, развивающейся в противовес ускорению человеческого передвижения и общего ритма жизни. («Епископ Никанор о вреде железных дорог, пара и вообще об опасностях слишком быстрого движения жизни»). Пренебрежение этой силой даёт ложное чувство победы над материей, с которой этим чувством душа становится связана всё крепче и крепче. Этот вывод автора вовсе не имеет целью представить мир в свете гностических и подобных им систем, но, согласно христианской антропологии, указывает на те силы, которые отклоняют ось устремлений человеческой души от вертикали. На определенном уровне сделав себе послабление - пусть даже не осознанное, - душа отклоняется от курса и рискует, как корабль в открытом море, стать «летучим голландцем».

Если послойно деконструировать вхождение различных приспособлений в жизнь человека, можно заметить, что на начальной стадии все приспособления были напрямую связаны с центральными процессами жизни, с временным циклом Традиции, вплоть до создания некоторого предметного кода жилища. Р. Генон писал об уподоблении человеческого жилища Макрокосму: жилище являлось переходной ступенью между человеком и Вселенной. Так, очаг (у осетин, к примеру, надочажная цепь) означал и огонь, и тепло, и еду, и наличие хотя бы временного пристанища, игла подразумевала непременную работу с нею - шитьё, а молот - ковку.

Эта связь разорвалась с переосмыслением вещей с точки зрения их физического наличия.Часть предметов и приспособлений сохранилась в виде символов, выходя из употребления (серп, весы с гирями, меч, колесница), часть - перестала функционировать по назначению, и на первое место вышел дизайн. Вещи стали своеобразными атрибутами, превратились в украшения и безделушки. Так развивается особая эстетика пресыщенного общества, причём в экономике такого общества центральным понятием является уже вещь - продукт, а не человек.

В целом, утилитарность и технократия отчуждают человека и от духовной реальности, и от физической, целиком вытесняя его деятельность в поле виртуального, потенциального, еще не совершившегося. Вместо аутентичности и Бытия в мир входят аутистичность и существование. Разуму и Божественному нет места - они усыплены. И чудовищный Голем механики правит миром, который уже действительно близок к гностической картине со своей агрессивной косностью материи и острым противостоянием «здесь и сейчас» и почти неощутимого «там».