Таджикистан как часть мягкого подбрюшья Евразии

Накануне развала СССР Таджикистан представлял собой потенциальную пороховую бочку – настолько серьезным оказался груз проблем, накопленных за советские годы. Действительно, сама национальная конструкция республики – «таджикский народ» – практически все советские годы удерживалась только за счет хитро переплетенных договоренностей между местными кланами, политической воли центра и постоянной экономической и ресурсной накачки. Последняя практически уничтожила традиционную хозяйственную систему страны, что за не имением новой, более устойчивой социальной структуры лишь консервировало проблемы структуры имеющейся. А если прибавить к этому демографический взрыв, который произошел в 1970-х годах – и это в наименее развитой в экономическом отношении республике СССР, – то на выходе получается страна, которая на всех парах мчится в «черную дыру».

Тут уместно вспомнить, что, хотя таджикская государственность традиционно отсчитывается в историографии со времен древних Согдианы и Бактрии, как союзная республика в составе СССР Таджикистан возник лишь в самом конце 1920-х, когда победившие коммунисты для удобства управления разделили Узбекистан на две неравные части по этническому принципу. Эта своего рода вторичность, ставившая под сомнение полноту таджикского суверенитета после развала СССР, горько аукнулась молодой республике в начале 1990-х. В числе прочих факторов она послужила одной из предпосылок затяжного внутриполитического и внутриэлитного конфликта, переросшего в долгую гражданскую войну. Поводом стала клановая рознь: представители двух сильнейших группировок, занимавших в советские годы высшие административные и силовые посты в республике, не поделили власть с другими фракциями. По сути, трещина пошла по линии традиционного противоречия между «национально-государственной» формой организации политической власти и локальным типом социальных связей, неизбежно порождающего клановые и «земляческие» конфликты. Так началась кровопролитная гражданская война между правительственными войсками и оппозицией, которая продлилась почти пять лет, с 1992 по 1997 год. Помимо огромных человеческих жертв (количество погибших, по минимальным оценкам, варьируется в пределе 100–150 тыс. человек) и беженцев (по приблизительным оценкам, больше 1,5 млн. человек при населении страны порядка 5,5 млн.) была уничтожена почти вся советская инфраструктура – школы и больницы, дороги, промышленные объекты. По самым скромным подсчетам, только прямой ущерб составил более 10 млрд. долларов по курсу тех лет. Для сравнения: весь таджикский ВВП за последний военный 1997 год составил 2,18 млрд. долларов, а планку 3 млрд. преодолел только по итогам довольно успешного для мировой экономики 2002 года.

Кроме того, Таджикистан понес и косвенные потери, связанные со спадом деловой активности, ростом безработицы, появлением больших групп вынужденных переселенцев и неизбежного в таких условиях роста криминала. Этот ущерб в источниках оценивается по-разному, но в любом случае он составляет не меньше 2-3 млрд. долларов. Иными словами, гражданская война обошлась республике в шесть-семь размеров национальной экономики. После таких потерь у Таджикистана было мало шансов на восстановление. Неудивительно, что победа Душанбе в итоге оказалась пирровой. Покончить с войной удалось бывшему директору совхоза имени Ленина в Дангаринском районе, третьему президенту Таджикистана Эмомали Рахмонову (Рахмону), который при посредничестве России сумел договориться с силами оппозиции. Впрочем, отдельные стычки с полевыми командирами, не пожелавшими признать подписанное в Москве Общее соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане, продолжались до 1999 года.

Конец войны не принес облегчения. Стране еще предстояло пережить мощнейшую волну деиндустриализации: если в 1992 году ВВП Таджикистана на 47% формировался за счет производства промышленной продукции, то к 2013 году его вклад упал до катастрофических 16%. Таджикистан покинуло не менее 90 тыс. русских и русскоязычных жителей, которые в мирное время составляли костяк научных, инженерно-технических и педагогических кадров. Это сделало восстановление и запуск поврежденных в ходе войны промышленных предприятий республики делом весьма проблематичным. Впрочем, ухудшало ситуацию еще и то, что страна, в отличие от других государств Центральной Азии, не располагала крупными месторождениями нефти и газа. А для капитализации главных ресурсов республики – воды и минералов – требовались серьезные инвестиции и, опять же, профессиональные кадры, которых не было. По данным Всемирного банка, в 1999 году уровень бедности в стране составлял 96%. Процветал нелегальный бизнес, чему способствовал тот факт, что страна соседствует с напичканным наркотиками Афганистаном. Неизжитым оказалось и постконфликтное сознание: память о войне на многие годы парализовала социальную жизнь в Таджикистане.

Выбор приоритетов экономической стратегии на рубеже веков для Таджикистана был в значительной мере ограничен крайне узким, в отличие от соседей по региону, коридором возможностей. В первую очередь необходимо было решать задачи восстановления управляемости экономики и государства, преодоления послевоенной разрухи и достижения хотя бы минимальной социально-экономической стабильности. Тогда как вопросы реформирования и диверсификации национального хозяйства в соответствии с основными вызовами XXI столетия временно отходили на второй план. Затем последовали реформы, в первую очередь денежные. В 2000 году Рахмон ввел в обращение национальную валюту сомони взамен таджикских рублов, причем обмен шел из расчета 1000:1 без какой-либо дискриминации и конфискации. Эта реформа преследовала цель стабилизировать нарушенную гражданской войной денежную систему страны, а также обуздать инфляцию. После введения сомони новый импульс к развитию получила банковская система республики, начали расти ее активы и пассивы, происходило улучшение качества банковских балансов. Если в начале 2000-х по мировым меркам показатели в этой области являлись критическими с точки зрения финансовой устойчивости, то к 2010-м разрыв сократился вдвое.

Индустриально-аграрную экономику советского Таджикистана, где 38% составляла промышленность и 15,4% – сельское хозяйство, сменила аграрно-индустриальная модель развития независимого Таджикистана, которую пытаются изменить на протяжении всего постсоветского периода. База для развития промышленности сохранилась – это известные советские предприятия, такие как Таджикский алюминиевый завод, гидроэнергетические объекты, завод азотных удобрений в Курган-Тюбе (ныне город Бохтар), заводы по изготовлению пластмасс и производству бытовых холодильников в Душанбе, электрохимический завод в Яване; сохранился и потенциал уникальных предприятий ВПК. В Национальной стратегии развития на период до 2030 года поставлена задача постепенного перехода к индустриально-аграрному типу экономики, но ее решение пока идет медленными темпами. Тем не менее, за тридцать лет независимости удалось достичь некоторых успехов. Так, в легкой промышленности появилось более 50 крупных предприятий (в основном они перерабатывают хлопок); в горнодобывающей отрасли введено в эксплуатацию 38 крупных объектов; количество заводов по производству стройматериалов выросло с 30 до 517. Создано пять свободных экономических зон, где зарегистрировано 75 предприятий. Там производят солнечные гелиоколлекторы, электрические провода, различные пластиковые профили, пищевые продукты и прочее. При этом доля населения, занятого в промышленности, составляет чуть более 10% – количество ежегодно создаваемых рабочих мест значительно отстает от темпов роста трудоспособного населения. Почти 46% населения заняты в сельском хозяйстве.

Таджикистан довольно интересная страна с точки зрения экономического развития. С одной стороны, она обладает большим людским потенциалом – 9,6 миллиона человек, среди которых преобладает молодое экономически активное население; с другой – слабая экономика не может обеспечить работой основную массу населения, а уровень образования не позволяет приобретать необходимые профессиональные навыки. На показателях банковской системы положительно сказалась и денежная амнистия, проведенная в 2002 году. Она позволила привлечь на банковские счета десятки миллионов сомони. Активно развивались небанковские финансовые институты – микрокредитные организации и фонды, их количество выросло в 20 раз за первые десять лет XXI века. В 2009 году заработал рынок ценных бумаг, а в 2014-м была создана правовая база регулирования исламского банкинга. Но после 2015 года развитие банковской системы Таджикистана замедлилось, а качество ее активов стало ухудшаться. А вот рыночные реформы в Таджикистане либо не были проведены, либо носили ограниченный характер. На бумаге объявленная еще в 1995 году программа приватизации была довольно быстро свернута – Эмомали Рахмон в своих посланиях с 2010 по 2019 год вообще не касался этой темы. В частные руки перешли лишь некоторые малые и средние предприятия, в основном в секторе услуг. Крупный бизнес остался в собственности государства – он и по сей день составляет основную часть промышленности Таджикистана, но при этом зачастую нерентабелен из-за плохого управления топ-менеджеров, назначаемых правительством. Не состоялась в Таджикистане и земельная реформа: власть больше озабочена инвентаризацией земель и регулированием права их пожизненного наследуемого пользования гражданами республики. Наконец, первая таджикская долгосрочная стратегия развития НСР-2015, принятая в 2006 году, при исполнении провалилась из-за нехватки финансов. По некоторым прогнозам, та же участь ожидает и пришедшую ей на смену НСР-2030, где предлагаемый бюджет в размере более 100 млрд. долларов, 50% из которых предполагается получить за счет привлечения частных инвестиций, не выглядит сколько-нибудь реалистичным инструментом достижения поставленных амбициозных целей. Тем более, что, несмотря на некоторые довольно скромные успехи в проведении налоговых реформ, эксперты прогнозируют для Таджикистана сохранение низкого уровня притока прямых иностранных инвестиций и ускорение оттока капитала из страны, связывая эту тенденцию с сохранением неблагоприятной среды для ведения бизнеса в республике.

Нынешний кризис в Афганистане и попытки балансировать между Китаем и Россией делают Таджикистан довольно хрупким государством, несмотря на участие в ОДКБ и ШОС.