Русский коллективизм: народ как субъект

В разработке концепции социал-монархизма наряду с описанием таких субъектов как правитель и правящий слой, ядром которого должна стать структура (или ряд структур) орденского типа, необходимо уделить внимание раскрытию субъектности народа.
Следует четко понимать, что народ – это не массы или население, проживающее на некой территории. Массы никогда не субъектны, народ же субъектен по определению. Разумеется, это не индивидуальный, а коллективный субъект. Субъектность он обретает, перерастая состояние этноса, когда начинает действовать в истории, творить историю.

Сказанное не означает, что этнос – более «примитивная» единица, чем народ. Но этнос живет по другим законам. Он существует не в истории, а в конкретном пространстве вне времени, замкнутый на себя, мыслящий себя центром мира. Когда же коллективная единица сталкивается с другими подобными единицами, в процессе соприкосновения с которыми вынуждена предпринимать осознанные действия, то есть, выстраивать тактическую и стратегическую повестку дня, с этого момента для нее начинается история.

Можно выделить такие составляющие исторической субъектности народа:
- культурная (цивилизационная) матрица
- следующая из нее система ценностей
- цели в долгосрочной перспективе, заданные в рамках системы ценностей
(Следует пояснить первый пункт: если мы употребляем понятие «цивилизационная матрица», то она включает в себя культуру, но не равняется ей.

Цивилизация больше, чем культура.
Если мы говорим вообще, можно употреблять понятие «культурная матрица». Если говорим конкретно о России как большой системе, нужно употреблять понятие «цивилизационная матрица»).

Из народа выделяется слой людей, основным занятием которых является управление. Носители политической власти стоят во главе государства – суверенной организации, обладающей механизмами принуждения и устанавливающей правовой порядок на определенной территории. При этом надо отдавать себе отчет, что государство со своими институтами и населяющий его народ, объединенный цивилизационной матрицей – большая система, структурная сложность, обусловленная складывавшимися на протяжении столетий закономерностями. Поэтому слой «управленцев» при нормальном функционировании системы органично вырастает из большой народной системы и служит тем целям, которые заданы в рамках цивилизационной и ценностной матрицы данного общества. Отсюда следует недопустимость и неразумность превозношения элит, отказывающих народу в субъектности. В конечном счете, подобное отношение ведет к самоизоляции элит, и, как следствие, к мыслительному и деятельностному бесплодию с последующим вырождением.

Государство может пониматься механистически или органически. Второй подход вписывается в евразийскую концепцию общественных и политических процессов, не приемлющую западного рационализма и механицизма. Тем не менее, можно встретить и западных мыслителей, придерживающихся органического, холистского подхода. Так, согласно шведскому геополитику Рудольфу Челлену, государство является формой жизни. «Мы только констатируем тот факт, что государства, насколько мы обнаруживаем их в истории и в действительности и проникаем в них, представляют собой разумную, нравственную сущность, точно такую же, как люди», - пишет шведский мыслитель в работе «Государство как форма жизни». Таким образом, если элиты мыслят органически, им не придет в голову отказывать народу в субъектности, потому что в противном случае они будут представлять собой часть, механически отделяющую себя от целого.

Органическое государство является выразителем воли и интересов народа как субъекта истории, а не отдельного его слоя, празднующего «победу части над целым» по выражению теоретика монархизма Ивана Солоневича. В своем ключевом труде «Народная монархия» он раскрывает положение социал-монархизма о «неограниченной силе народного мнения» следующим образом: «Система монархических учреждений должна начинаться с территориального и профессионального самоуправления (земства, муниципалитеты, профсоюзы) и заканчиваться центральным представительством, составленным по тому же территориальному и профессиональному принципу, а не по принципу партий. Монархия Российская может быть восстановлена только волей народа - и больше ничем. Если эта воля будет монархической, то и ее местные органы будут тоже монархическими. Чисто техническая задача будет состоять в том, чтобы не возникло никакого “средостения” - сословного, чиновного, партийного или какого-либо иного». Положение «народу – неограниченная сила мнения» - не пустая декларация. По Солоневичу, сила народного мнения выражается в наличие земских и профессиональных учреждений, наделенных управленческими полномочиями на местном уровне. Концепцию Солоневича можно дополнить: неограниченная сила народного мнения выражается и в том, что именно он, а не частный слой управленцев или интеллектуалов является носителем цивилизационной, культурной и ценностной матриц, языка и религии.

Более того, народ может масштабно проявлять себя не только в культурном, но и геополитическом, и геостратегическом отношении. Так проявил себя русский народ, на протяжении последних столетий реализовавший колоссальный исторический проект – освоение Сибири и Тихоокеанского региона. Именно продвижение в Тихоокеанский регион сделало Россию подлинно великой державой, государством-цивилизацией, объединившем цветущую сложность множества народов и этносов.

Безусловно, административное закрепление на освоенных территориях осуществлялось силами государства, но именно благодаря тому, что изначальная колонизация осуществлялась народом, она проходила органически и как нигде мирно. Часто народ уходил на новые территории, избегая насилия со стороны государства. Но освоив новые, подчас огромные и богатейшие территории, он затем передавал их своему государству, потому что продолжал оставаться носителем одной с ним цивилизационной идеи, историческим субъектом, не обособляясь и не превращаясь в массы. Этот процесс прекрасно описывает Николай Алексеев в книге «Русский народ и государство»: «На Западе, если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление.

У нас государство давило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государства, а уходили от него в степь и в леса. Государство настигало ушедших — они опять уходили дальше. Так и протекал процесс колонизации.
Первостепенную роль играла в нашей истории русская вольница, которой русский народ присвоил имя “казачества”, — явление не знакомое Западу, но составляющее типичную особенность Московской и Литовской Руси. Если посмотреть на все вышеперечисленные потрясения Российского Государства, то оказывается, что большинство их питалось силами вольницы или поддерживалось ими. Та “революция сверху”, которую в конце XVI века произвел Грозный, уничтожив “княжат” и заведя опричнину, удалась только потому, что, как указывают ныне историки, тягловое население боярских земельных владений “заказаковало”, вырвалось из тягла и ушло в дикое поле». Показательно, что именно органические народные силы помогли верховной власти преодолеть гордыню элит. Народ как субъект истории являлся носителем цивилизационной идеи, он же часто претворял ее в жизнь. Поэтому правящий слой, органично выделившийся из великого народа, должен испытывать по отношению к нему благодарность, понимать свой долг перед ним.

Носители властных полномочий имеют не только право на насилие, но и обязанности перед народом, частью которого они являются и которым всецело обусловлены. Вообще, категория «правообязанности» в системе социал-монархизма является одной из ключевых.
Гордыня правящего слоя порождает развращенность и эгоцентризм, влечет за собой умирание исторического проекта цивилизации. Возникает уже не правящий слой, но класс, которым собственный народ начинает восприниматься как безликое стадо, материал для любых экспериментов.
Но куда, в таком случае, обратиться правящему классу, если он уже чужд народу? Ответ: к «собратьям по классу», таким же отщепенцам из других стран, предавшим свои народы. Так появился мировой правящий класс, глобальная финансовая олигархия, создающая более или менее успешно структуры мирового управления. Они не воспринимают народы в качестве субъектов истории, для них народы – аморфные массы, подлежащие воздействию в том направлении, в каком глобальные элиты посчитают выгодным. Так, организованные в XX веке (не только нацистской Германией) концлагеря писатель-историк Дмитрий Перетолчин (см., например, книгу «Мировые элиты и Британский рейх во Второй мировой войне») объясняет как масштабный эксперимент по обкатке технологий управления большими массами, разработанный глобальными элитами.

Подобные действия – в подлинном смысле политический разврат, ибо управленцы должны служить своему народу, а не сговариваться против него (и иных народов) за его же спиной с управленцами из других стран, которых они возомнили собратьями, единственно достойными уважения. Русская монархия петербургского периода также была грешна этим грехом. Превозносясь перед своим народом, русский правящий слой пытался вписаться в «концерт европейских держав», где он видел «равных себе». И жестоко просчитался – похоронил русский исторический проект и сгинул сам. Мировые элиты не воспринимали русский правящий слой «на равных». И это лучшее из того, что могло случиться – гибель предпочтительнее получения места за столом глобальной олигархии и равноправного участия в ее мерзких делах.

Будучи развращенными, глобальные элиты развращают и губят народы, превращая их в атомизированные массы, лишенные исторического проекта. Проект (уже не исторический, историю предполагается закончить) отныне должен быть только один: тот, который нарисуют в своих кабинетах представители обособленных от конкретных цивилизации, культуры, народа элит.
Следует отдельно остановиться на превозношении интеллектуальных и культурных элит. Если управленцы, противопоставляющие себя народу, в конечном счете, становятся жалкими и бесплодными, то еще более жалки противопоставившие себя народу интеллектуалы. В отличие от управленцев, хотя бы имеющих полномочия совершать насилие, они не имеют даже этого. Они ничего не имеют, кроме интеллектуального потенциала, который им подарила цивилизация, воплощенная в исторически существующем большом народе. Но они не хотят этого понимать, в глупой заносчивости замыкаясь в себе и постепенно иссыхая. В конце концов, им остается только нытье и брюзжание, каждодневные жалобы на свою неоцененность. Такое ничтожное состояние они пытаются спрятать под маской грубой заносчивости и от того становятся еще более смешны.

Бунт единицы против структурной сложности большой системы вообще смешон. Собственно, подобный бунт и делает интеллектуальную единицу атомизированной, превращая ее в ту самую массу, которую она так высокомерно презирает. В конце концов, подобные субъекты либо сгинут окончательно, либо будут поставлены на службу глобальной олигархии, благо, внутренняя суть, продиктованная гордыней, у них общая.
В заключение необходимо пояснить, чем народ как исторический субъект отличается от масс, которые историческим субъектом не являются. Ключевые отличия следуют из перечисленных вначале пунктов. Если народ формируется цивилизационной матрицей, объединяется заданной матрицей системой ценностей и разделяет долгосрочные и краткосрочные цели, определяемые этими ценностями, которые иногда реализует сам, иногда опосредованно, через свой правящий слой, то массы ничего подобного не имеют. Они живут исключительно сиюминутными потребностями, которыми не готовы пожертвовать ради высшей идеи. Но они и не считают идейное бытие достойным жертв. Иногда массы просто не осознают наличия иных возможностей и тогда ведут почти растительное существование. Иногда осознают и отвергают, и тогда можно наблюдать бунт масс, продиктованный эгалитарными установками. При этом в статье было подчеркнуто, что восставать против исторического проекта и атомизироваться могут и представители элит (управленческих и культурны).

Атомизация и потеря народом субъектности с постепенным превращением в население и массы происходит постепенно. Первый этап атомизации – переход к политической нации, которая унифицирует органическую жизнь большого народа и делает парламентские учреждения и так называемые «политические свободы» более ценными, чем цивилизационный проект, (о чем много говорится в работах Константина Леонтьева). При этом и свободы, и учреждения, как правило, заимствуются у более «передовых» наций, вставших на либеральный путь раньше.

Окончательная унификация осуществляется при переходе к глобальному гражданскому обществу. Последняя стадия предполагает, в частности, свободное передвижение большого количества отдельных индивидов через государственные границы, благодаря чему в пределах одной страны оказываются массы мигрантов из разных стран, которые, конечно, не могут разделять идей и целей той системы, в которой они суть случайные элементы.
Завершается уничтожение народов и превращение их в атомизированные массы при активном участии глобальной мировой элиты, столетиями ранее предавшей свои народы и слившейся в противоестественное образование, существование которого в органичной системе различных культур и цивилизаций невозможно. Поэтому оно и старается разложить большие сложные системы, чтобы оставаться единственной силой, направляющей мировые процессы.

В настоящее время разворачивается противостояние между сторонниками многополярного мира и глобальными элитами, претендующими на мировое господство. Представителям властных и интеллектуальных элит русской цивилизации нужно четко понимать, против кого и за что они сражаются. Если они отстаивают суверенитет своего государства, эта идея возникла не из воздуха.

Идея политического и культурного суверенитета следует из цивилизационной матрицы, носителем которой является народ, коллективный субъект. Именно за его свободу, за возможность для него независимо развиваться в будущем предстоит борьба. Поэтому никакой индивидуализм (пусть и продиктованный «героическими» порывами), никакая элитарная гордыня здесь неуместны. Даже выдающаяся личность, не понимающая, что ее прошлое и будущее в народе, а значит, ее цель – служить народу, обречена бесполезно сгинуть.