Российская медийная событийность сегодня: В. Путин и Патриах Кирилл

«Речь не идёт, конечно, о каких-то догмах, о показном, фальшивом единении, тем более о принуждении к определённому мировоззрению — всё это в нашей истории, как вы хорошо знаете, было, и мы не собираемся возвращаться назад, в прошлое» — именно так Владимир Путин обозначил в своем послании Федеральному Собранию позицию по отношению к ключевым для любого этноса или народа политическим вопросам: проблеме самоидентичности и теме общенационального прошлого. Владимир Путин не стесняется сегодня, в век общемировой политической разобщенности, в эпоху асоциализации и развитого индивидуализма говорить об этническом единстве и общенациональном прошлом. Российская, политическая риторика за последние 4 года изменилась до неузнаваемости.

Четыре года понадобилось Владимиру Путину для того, чтобы осуществить ряд шагов, что сделали для внешнеполитического имиджа нашей державы больше, чем 20 лет псевдолиберальной социализации.

Путин не только изменил геополитический облик России. Незаметно для самого себя, Путин стал общенациональным лидером, который, действительно, пользуется обширной поддержкой населения. Эта поддержка и всенародная симпатия существует вне зависимости от того, что Россия, по–прежнему, нуждается в серьезных экономических и социальных преобразованиях. Путин заслужено пользуется большим доверием, потому что играет в честную игру. Путин уверенно и твердо идет по пути миролюбивой политики и геополитического сдерживания. Он укрепляет государственного суверенитета и дает возможность оформиться иной — новой России, никому пока неизвестной. Владимир Путин сейчас становится именем, к которому относятся с уважением: оно звучит уверенно и властно. Закон лидерства №1: лишь тот человек является лидером для своих последователей, который сражается и побеждает своих врагов.

Сегодня Путин противопоставил политике американской агрессии свою позицию и свое виденье того, как должно реализовываться международное право — и он победил. Путин сказал «нет» американской инфантильности и эгоизму. Путин не провоцирует конфликт, не ведет боевых действий, не готовится к войне, но он — побеждает. 

Любой политический дискурс — в Вашингтоне или в Токио — сегодня формируется на базе двух феноменов. Политика — это имидж и бизнес, «видимое» и «осуществляемое», «образ» и «акт». Политика — то, что говорится и что делается. Каждый политический дискурс оформляется только там, где имеется конкретный источник или институт власти. Именно о власти необходимо говорить сегодня, когда укрепляется путинская вертикаль. Перед нами не власть самодостаточной индивидуальности. Это адресное управление, цель которого — народ. Путинский менеджмент обращен лицом к субъекту, медленно устремляется к нему, становясь новым политическим предикатом. Его цель — человек и человечность. Именно поэтому Путин любит говорить, что российский суверенитет — суверенитет демократии. Речь не той пошлой форме социал–демократии, которая гордо именует себя народной властью. Путинская демократическая власть существует ради народа. Даже если сегодня не до конца ощущается необходимый уровень CURA (лат. забота) в адрес социума, современная, российская общественность неизбежно идентифицирует себя через призму путинского, персонализированного «мы». 

Риторика Путина не отличается банальностью. Путин осознает, что его власть возможна — right here, right now — только, если он будет помнить о свободе своего народа.

Данную линию поддерживает патриарх Кирилл, когда презентует в Германии книгу под названием «Свобода и ответственность: в поисках гармонии». Каждый образованный политолог видит, что Путин не понимает природы диктатуры. Он способен быть жестким, может принимать самостоятельные решения, но российский лидер не упивается собственной властью. Путин не становится иконой самого себя. Он не желает самодовольного одиночества авторитаризма. Президент видит одну цель — заботу о России. Возможно, Путин — тот российский лидер, что делает для нашей страны гораздо больше, чем кто–либо за последние 70 лет. Мы видим и слышим — Путин заботится о нас и нашем будущем. Путин отказывается от лживых лозунгов разнузданного либерализма и говорит о простых, но фундаментальных понятиях: о народной консолидации и свободе, об уважении к прошлому и сильной власти. 

Именно плоскость «видимого» сегодня находится под пристальным вниманием социума. Точно также, как это осуществляет Америка и Европа — Путин конструирует тот образ власти, что не будет выступать реактивом для общества. «Единая Россия», путинский истеблишмент — это те игроки политической арены, что вызывают симпатию или эмпатию. В условиях данной политической модели крайне маловероятно, что данный «образ власти» вызовет у российского населения неприятие или отторжение. Природа современной, российской власти выходит за рамки обыденной демократии и не сводится к элементарному авторитаризму. Необходимо внимательно «слушать» и «смотреть», чтобы понять ее истинную сущность.

Зрители всех событий, происходящих вокруг Кремля разделяют вместе с Путиным и патриархом становятся участниками политического «видимого». «Видимое» формируется не только через события (Валдай, открытие памятников, празднование юбилеев), но и посредством повседневной риторики. В пределах данного, нового медийного пространства патриарх и Путин являются одним целым, одной командой — one talking head. К примеру, недавнее замечание патриарха, касающееся борьбы отдельных социальных групп в РПЦ против абортов, имеет явную связь с позицией путинского истеблишмента по данному вопросу (В. Матвиенко). Валентина Матвиенко на протяжении последнего года несколько раз высказывалась по данной тематике. Ее позиция сдержанная, но она свидетельствует о возможности диалога между христианским сообществом и властью. Представители Русской Церкви сегодня находятся под опекой не только своего патриарха, но и власти. (В. Матвиенко: «Аборт — это убийство», 2015). Полтора года назад о. Всеволод Чаплин сделал ряд крайне неосторожных замечаний, касающихся позиций православного сообщества в политическом пространстве («Никто не смеется сказать нам «нет», 2015). Однако, тогда Чаплин не учел, что в данном случае значение имеет не его личная позиция по этому вопросу и, уж тем более, не его личная риторика. Значение имеет умение налаживать диалог с властью, умение с нею договариваться.

Современное, внимательное отношение власти к Русской Церкви и ее подопечным является результатом аккуратной, точно выверенной патриаршей политики. Еще раз: патриарх и Путин сегодня — это одна команда. 

Речь именно этих двух ораторов формируют современный, российский, социо–политический дискурс. Их интуиции создают возможность появления общенационального мнения. Данный talking head создает новое, информационное пространство вокруг себя. Дискурс президента–патриарха не являются самодовлеющим, здесь остается место для личного мнения. Речь президента–патриарха развивается по системе «вопрос–ответ». Очевидно, Путинский истеблишмент крайне чутко относиться к мнению, к самосознанию новой России. Путин говорит то, что мы хотим и готовы услышать. Он максимально далек от собственной субъективности. Путин не навязывает свое мнение, он предлагает нам варианты ответа. Мы соглашаемся с наиболее приемлемым. Не Путин говорит — общество мыслит.

В тоже время, перед нами формируется новый тип церковно–государственных отношений. Патриарх Кирилл, действительно, видит одним из приоритетных направлений своей деятельности выстраивание правильных отношений с властью, основанных на доверии и взаимоуважении. Это диалог равных друг перед другом субъектов власти. Это новое измерение византийской «симфонии», о чем скажет патриарх на праздновании своего 70–летнего юбилея. Период патриаршества Алексея I можно было бы обозначить как время христианского смирения. Современная повестка Русской Церкви формируется исходя из политики христианского делания. Именно поэтому риторика патриарха настолько импульсивна и энергична. Путин понимает это, отмечая в своей поздравительной речи по случаю юбилея патриарха, что Русская Церковь полноценно участвует в социо–политической жизни страны, деятельно помогая государству. В тоже время, Путин не спешит вербализовать следующий очевидный факт: Русская Православная Церковь — первая и едва ли не единственная помощница государства.

Неизбежно данный дискурс связан с историей Майдана и киевской антипутинской риторикой. Любые попытки выйти из крещальной купели Днепра, руководствуясь политическими лозунгами — это путь возвращение в дебри языческого неведения, во мрак дохристианского сознания — отметит на своем юбилее Святейший. Там же он скажет, что только та политика имеет право на существование, чья цель — человеческое сердце. Здесь находится точка пересечения между современной церковной государственной CURA: целью общей церковно–государственной политики должен оставаться субъект, личность, лик, «образ».

Верность слов патриарха в том, что властители, действительно, обязаны помнить о факторе субъекта, об обязательном ориентире политики на «образ Божий». Иначе государство превращается в античеловеческую, антихристианскую систему, предвозвещая приход Антихриста.

Итак, именно «человечность» становится незримым телосом медийной событийности последнего времени, слегка потеснив более политизированное «единство». Отрадно, что в современной, сложной, геополитической обстановке Бог даровал России двух сильных лидеров, которые стараются максимально в себе и в своем окружении выявить лучшие, человеческие или христианские качества. Цель современной церковной и государственной политики России — это мир. Мировоззрение современного, русского мира может быть изложена в простом и звучном советском лозунге: «Миру — мир!». Все возвращается.