Постгеополитика vs. геополитика многополярного мира

26.04.2016

На рубеже XX-XXI вв. в англосаксонском геополитическом сообществе появляется направление, получившее название «критической геополитики», или «постгеополитики». Данное направление также можно охарактеризовать как «слабую геополитику» (по аналогии с постмодернистскими «слабой философией» Дж. Ваттимо «слабой теологией» Д. Капуто; под «слабостью» подразумевается отказ от бинарного мышления, смягчение оппозиций, свойственных «классической» рациональности). Школа «слабой геополитики» (Г. О'Туатайл, Дж. Эгнью) утверждает, что базовый принцип геополитики – дуализм Суши и Моря не релевантен существующим реалиям. В глобальном мире эта дуальность должна быть снята.

Процессы глобализации, исходя из наличия которых постгеополитики выстраивают свою модель организации пространства, следует рассматривать как процесс универсализации кода одной из локальных культур – западной культуры. Глобализация размывает и упраздняет идентичности незападных культур, так же как Море размывает Сушу.

Общество, которое описывают представители критической геополитики, общество в котором не будет геополитических полюсов, не может возникнуть без того, чтобы один из этих полюсов «снял» другой полюс.

Геополитический анализ современности показывает, что глобализация представляет собой однополярную глобализацию, возможную в случае победы полюса Моря над полюсом Суши. Стратегия реванша со стороны Суши состоит в стремлении к созданию многополярного мира в противовес нивелирующей и универсализирующей однополярной американоцентричной глобализации.

По сути, задачей критической геополитики является сокрытие талассократического характера глобализации. Интеллектуальную и политическую элиты сухопутных держав (в том числе России) концептуально приучают к тому, что «Море затопило Сушу», внешнее управление над heartland’ом со стороны Sea Power полностью установлено. Представителям полюса Суши предлагается мыслить, исходя из уже якобы свершившегося факта полной и окончательной доминации Моря над Сушей. Для этого в дело вброшена постгеополитика или слабая геополитика, чья практическая задача состоит в отведении внимания от реальной геополитической структуры глобального мира.

Тем не менее, не принимая логику постгеополитиков, следует проанализировать феномен «слабой геополитики», рассматривая его как попытку западной мысли отразить новые условия современного мира, существующего в парадигме постмодерна.

В частности, следует обратить внимание на то, что критическая геополитика Г. О'Туатайла и Д. Эгнью рассматривает Сушу и Море как «империалистические концепты», в основе которых лежит проекция источник опасности на фигуру Другого. Анализируя данное утверждение, можно провести аналогию с воззрениями американского социолога, представителя социал-дарвинистской школы У. Самнера. В основе концепции Самнера лежат понятия  «мы - группа», «они - группа» и «этноцентризм». Взаимоотношения в «мы - группе» трактуются как согласие, а взаимоотношения между «мы - группой» и «они - группой» - как враждебность. По О'Туатайлу и Д. Эгнью, проекция враждебности и страха на образ Другого, конституирует ту бинарную модель, которая потом выливается в политику, международную политику, стратегию. Так, постгеополитики утверждают, что вся система атлантистской геополитики, геополитики цивилизации Моря направлена против Суши, поскольку на Сушу проецируется страх Моря. 

По О'Туатайлу и Д. Эгнью, глобализация снимает оппозицию между «мы-группами» и «они-группами». Предлагается мыслить опасность (ранее конституирвовавшую образ Другого, Врага) как нечто внутреннее. «Угроза исходит не от Другого, а от Того Же Самого». Фактически предлагается интериоризировать страх, переместить его извне вовнутрь.

О'Туатайл и другие представители школы «критической геополитики» опираются на введенное социологами У. Беком и Э. Гидденсом понятие «общества риска» (Risikogesellschaft, risk-society). Смысл общества риска состоит в том, что люди должны понимать, что их враг внутри; Другой – это они сами.

О'Туатайл и Эгнью переформулируют положения Бека и Гидденса об «обществе риска» в геополитических (точнее, постгеополитических) терминах. С этой точки зрения, источником страха является не какая-то внешняя угроза, не геополитическая конструкция («Левиафан или Бегемот»), а само данное общество или государство. Таким образом, в качестве «внутреннего врага» США следует рассматривать правительство самих США. Изменение локализации источника угрозы, перенесение ее на собственные власти позволяет провести параллель между логикой постгеополитиков и анархическими идеями П. Кропоткина, Л. Толстого или Ф. Оппенгеймера. В этом коренится деструктивный потенциал критической геополитики.

Впрочем, не следует рассматривать постгеополитику как инструмент для некоей мобилизации масс против своей же власти. Напротив, речь идет прежде всего о проецировании ненависти на самого себя. Интериоризация «геополитического страха», «проецирование геополитики вовнуть», превращение Суши и Моря во внутри-индивидуальные явления фактически конституирует раскол сознания. Состояние такого общества риска, Risikogesellschaft, можно сопоставить с шизоморфными расстройствами. Суша и Море (рассматриваемые как источник порядка и хаоса) становятся эндопсихическими категориями.

Пределом такой геополитики является появление постмодернистского глобального общества, которое будет представлять собой шизоморфные массы («шизомассы», по Ж. Делезу и Ф. Гваттари). Шизоконструкция «внутренней геополитики» неспособна экстериоризировать свой страх, поскольку это не толерантно, поэтому она страх интериоризирует. Интериоризируя свой страх, индивидуум раздваивается. Вместо неразделенного индивидуума возникает фигура дивидуума.

На практике такая постгеополитика ведет к сокрытию реальной стратегической структуры современного мира и делает ее корректный анализ невозможным. Прагматическая сторона критической геополитики заключается в ее «демобилизационном» посыле. Не следует при этом забывать, что О’Туатайл и Эгнью, предлагающие незападным элитам отказаться от классической геополитики в пользу «постмодернистской постгеополитики», сами при этом могут оперировать на практике методологией и инструментарием классической геополитики, что они неоднократно доказывали на практике.

Концепция глобальной подключенности Томаса Барнетта и стратегия soft-power Барака Обамы

Так же как и О’Туатайл и Дж. Эгнью, Т. Барнетт отказывается от понятий классической геополитики, таких как «Море» и «Суша». В основе концепции американского геополитика лежит разделение на «Ядро» и «Провал». Типологизация, предлагаемая Барнеттом, схожа с той схемой, которую предлагает социолог И. Валлерстайн. К Ядру относятся приблизительно те же страны, которые у Валлерстайна находятся в Центре («Старое Ядро») и Полупериферии («Новое Ядро»), а к Провалу – соответственно Периферия Валлерстайна. В основе разделения на Ядро и Провал лежит фактор «подключённости» страны к основным глобальным процессам: экономическим, информационным, демографическим, политическим и др. С точки зрения Барнетта, для поддержания безопасности Ядра от вторжений из стремящегося к хаосу Провала, а также стабильного поглощения первым второго, необходим локализованный в Ядре субъект, способный взять на себя функции «Левиафана» и «Системного Администратора» по отношению к Провалу. В качестве такого субъекта Барнетт видит США, и в частности американские вооружённые силы.

Таким образом, политическая организация пространства по Барнетту показывает, каким именно образом американские геостратеги мыслят мир после победы Моря над Сушей. Суша перестает рассматриваться как субъект, могущий представлять какую-либо угрозу существованию Моря, и превращается в объект, подлежащий воздействию «Левиафана». По Барнетту, классическая геополитика утратила своё значение с победой Моря над Сушей в конце XX века, и теперь США как лидер победившей цивилизации Моря должны заняться утверждением её цивилизационных кодов, состоящих в западной модели демократии, свободе торговли, приоритете финансового сектора, информатизации и «интернетизации» общества. На практике, взгляды Барнетта, выражающие позицию американского военного ведомства, выявляют реальную подоплёку внешней политики США характеризующуюся как soft power.

Космополитический реализм Ульриха Бека

Идейным и методологическим обоснованием для реализации глобальной soft power могут служить концепции теоретика глобализации, германского  социолога и политического философа Ульриха Бека, чей концепт «общества риска» оказал влияние и на школу критической геополитики. 

По Беку, в эпоху глобализации, на смену «политическому реализму», ориентирующемуся только на национальную точку зрения, приходит т.н. «космополитический реализм», который «подчеркивает решающую роль мировых экономических сил и акторов в сотрудничестве и противостоянии государств». В настоящее время происходит разрушение легитимного миропорядка, при котором доминируют национальные государства, что открывает возможность для построения т.н. космополитического государства.

«Космополитизм» в изложении Бека противопоставляется неолиберальной унифицирующей глобализации и синкретическому мультикультурализму. Бек определяет космополитизм как признание инаковости Других через снятие оппозиции «друг-враг». Но эта глобалистская перспектива обнаруживает и тревожные моменты, сигнализирующие об истинной подоплеке гуманистических прожектов мягкой глобализации.

Согласно Беку, с отмиранием национальной государственности все большую роль приобретают транснациональные экономические акторы и акторы глобального гражданского общества. В глобализированном мире на смену принципам международного права приходит нечеткое правило ограниченного суверенитета. Классические границы между внутренней и внешней политикой размываются и стираются. Каждое государство «в случае этнических чисток или грубого нарушения прав человека в отношении своих граждан должно считаться с гуманитарным вмешательством на основе прав человека и гражданина мира».

Концепция неполярности директора CFR Ричарда Хааса

Структура глобального мира и роль, которую в нем должны играть надгосударственные акторы рассматривается в концепции неполярности или бесполярного мира.

 Автор данной концепции – Ричард Хаас, действующий глава одного из наиболее влиятельных «мозговых трестов» американской геостратегии, «Совета по международным отношениям» (Council on ForeignRelations, CFR).

По Хаасу, многополярный мир уже существовал в новейшей истории – это было в эпоху, предшествующую Второй Мировой войне, в момент противостояния трех политических теорий: либерализма, коммунизма и фашизма. Период «холодной войны» Хаас рассматривает как время существования биполярного мира. Период, начавшийся после падения Советского Союза, с точки зрения главы CFR, является не эпохой однополярности, но лишь моментом однополярности, продлившимся не более 15 лет. По Хаасу, однополярный мир сменится не новой многополярностью, но нонполярностью. Главное различие между концепциями многополярного и бесполярного мира заключается в том, что сильными акторами в эпоху нонполярности по Хаасу являются не государства (как это было бы в случае многополярности), а негосударственные акторы: экспортеры энергоносителей, террористические сети, военизированные формирования, наркокартели, политические партии, НПО различной направленности, а также 500 крупнейших фирм мира.

Хаас выделяет 3 фактора, повлиявших на завершение момента однополярности:

- поднимаются новые игроки, причем этот процесс невозможно остановить

- Америка сама своими действиями создает нонполярный мир, ослабляя собственные позиции, как пример война в Ираке.

- глобализация увеличивает объем, скорость и значение трансграничных потоков (тезис, сходный с идеей П. Вирильо о дромократии).

По Хаасу, международные отношения нового образца должны базироваться на многостороннем сотрудничестве, мультилатерализме, предполагающем контакты не на межгосударственном уровне, а на уровне тех акторов, с которыми имеет смысл консолидироваться для решения тактических задач. Таким образом, организации наподобие ООН вообще не пригодны для решения большинства вопросов. Как и Бек, Хаас фактически хоронит систему национальных государств. При этом концепция, исповедуемая главой CFR, не отменяет идею американской империи, но переводит ее на новый уровень. Эта империя осмысляется не как традиционное государство, но как определенная сетевая структура. Хаас говорит не просто о бесполярности, но о «согласованной бесполярности» - возникает вопрос о том, кто будет ее согласовывать.

Обобщая вышесказанное, можно обозначить некоторые предпосылки к формированию геополитики многополярного мира:

1.          Социальная парадигма фундаментально меняется, столь же фундаментально меняется и осмысление этой парадигмы – в геополитике, в экономике, в процессах глобализации.

2.          Отсутствие у полюса Суши собственной модели существования в изменившейся системе координат чревато встраиванием в глобалистские проекты, порожденные талассократической цивилизацией – будь то жесткий перевод в разряд Периферии, подчиненной глобалистскому ядру, или «мягкое» растворение в мондиалистском «космополитическом пространстве». Неоконсервативные проекты глобальной доминации США или разрабатываемые CFR soft-power технологии «бесполярной согласованности» по сути являются лишь разными методами достижения одной и той же цели.

3.          В современных условиях мы уже не можем апеллировать к национальной государственности, к суверенитету – таким образом мы обращаемся к старым, уже не работающим, моделям, и закономерно проигрываем. Напротив, следует обратить внимание на множество фасцинативных теорий, разрабатываемых западными и незападными геополитиками.

4.          Необходимо учесть отмечаемый всеми без исключения современными геополитиками тренд, связанный с появлением надгосударственных и внегосударственных акторов политики – от транснациональных корпораций до повстанческих движений и «гуманитарных фондов». Переходя от межгосударственной к «мультилатеральной» геополитике, среди этих новых игроков следует выделять потенциальных союзников в отстаивании интересов Суши.

5.          Необходимо провести фундаментальную ревизию всего корпуса классического геополитического знания. Представляется желательным учесть деконструкционный анализ, проделанный современными геополитиками-постмодернистами. Для формирования геополитической дисциплины, адекватной современным вызовом, следует преодолеть географический детерминизм, характерный натуралистическому, картезианскому дискурсу, свойственный теориям, сложившимся в XIX веке, но принимаемых как аксиома до сих пор.

6.          Одним из направлений развития геополитики многополярного мира должно стать соединение политико-географического и политэкономического подходов с исследованием социологии и социальной психологии народов, относимых к морским или сухопутным цивилизациям, их социального логоса и коллективного бессознательного. Рассмотрение постулатов классической геополитики в оптике этносоциологии и социологии пространства позволит уйти от геополитического детерминизма, позволит понять, что пространство представляет собой вызов, на который разные этносы могут ответить по-разному.

 

Изучение геополитики как отношения общества к пространству позволит заново переосмыслить и фундаментализировать основы евразийства как геополитической доктрины, позволит уйти от рассмотрения феномена Евразии как механического сочетания двух нигилистических концептов «Востока» и «Запада». Изучение этносоциологии и этнопсихологии евразийских социумов позволит осмыслить Россию-Евразию не как «географическую ось истории», но как органическую общность, а предлагаемую нами геополитическую концепцию многополярного мира – воспринять как выражение онтологических констант, определяющих наше существование.