Почему у либерализма мало поклонников в Азии

Повсюду растут опасения по поводу судьбы либерализма, как ясно дает понять Фрэнсис Фукуяма в своей последней попытке защитить идеалы, которые он однажды назвал «конечной точкой идеологической эволюции человечества». Недовольство двойными стандартами либерализма и политическое сопротивление имущественному неравенству, порождаемому либеральными, прорыночными правительствами, процветает. Новая форма сильного государственного деспотизма распространяется по всему миру. И, вопреки утверждению Фукуямы о том, что до недавнего времени либерализм был «доминирующим организующим принципом большей части мировой политики», тщательное изучение показывает, что его басня о «конце истории» никогда не была применима к азиатскому региону, где по ряду причин либерализм не смог возобладать.

Рассматриваемый как европейское слово начала XIX века для описания и рекомендации способа смотреть на мир и действовать политически, чтобы решить, что кому принадлежит и как должны управляться люди, обладающие правами, либерализм с самого начала был экспансионистским имперским проектом, сильно повлиявшим на азиатский регион. Аналитики либерального сценария иногда упускали из виду это. Например, классический отчет Карла Поланьи о взлете и падении либерализма в XIX и начале XX веков, «Великая трансформация» (1944) содержит лишь мимолетные ссылки в одном пункте на «британцев и русских… конкурирующих друг с другом в Азии» и на то, как «вторгшиеся армии вынудили Китай открыть свои двери для иностранцев».

Умолчание странное, ибо правда в том, что европейские либералы энергично продвигали идею приобретения колоний и управления ими. Размышления Джеймса Милля об Индии и защита его сыном Дж. С. Миллем идеи империализма как носителя прогресса и цивилизации исторически отсталым народам («варварам») – лишь два из многих известных примеров.

Несмотря на то, что регион сегодня является домом для многих общепризнанных либералов, либеральных сетей и фондов, репутация либерализма в Азии была навсегда подорвана насильственным хищничеством, развязанным либеральным империализмом. В Индонезии, например, голландские либералы приветствовали имперское правление против «низших рас», вводя новые налоги и законы, ведя сражения, применяя жестокость и подавляя местные восстания. Давняя любовь европейского либерализма к «Левиафану», восходящая к Томасу Гоббсу, оказалась заразительной. После обретения независимости инструменты военного правления, которые этот «Левиафан» помог создать, были завещаны постколониальным правителям, как в Бирме и Пакистане. Исторически сложилось так, что либерализму приобрел дурную славу, за которую, в конечном итоге, будут приноситься публичные извинения – за лицемерие, деградацию и насилие, которые он оставил после себя.

Ущерб, нанесенный народам Азии либеральным империализмом, не был легко забыт, он вызвал негативную реакцию и оставил после себя пестрый набор государств, ни одно из которых не было «либеральным» – если под этим подразумевается приверженность первому принципу, изложенному Джоном Ролзом в «Теории справедливости», что «каждый человек должен иметь равное право на самую обширную систему равной базовой свободы, совместимую с аналогичной системой для всех».

Список известен: имперский «фашизм сверху» или «крутой фашизм» (фраза, придуманная Хасэгавой Нёзеканом) в Японии; кровавый тоталитаризм в Камбодже; большое количество жестоких светских или коммунистических военных диктатур (Южная Корея, Таиланд, Лаос, Индонезия); коррумпированные монархии (Таиланд); нелиберальная, светская, демократическая республика в Индии; и (как указал Джеймс Скотт в «Искусстве не быть управляемым») общины в горных районах Юго-Восточной Азии, которые сознательно отказались от государственного правления.

Новая Зеландия и Австралия, бывшие колонии с преобладанием белых, считаются региональными исключениями, но их лучше описывать как социал-демократии поселенцев, основанные на массовых убийствах и маргинализации коренных народов. Из пепла либерального империализма не возникло модельного «либерального» политического порядка. Кроме Соединенных Штатов, глобальной империи, воспользовавшейся моментом, претендующей на роль «либеральной» державы – и военного и экономического гаранта того, что стали называть «свободным миром» и «либеральным порядком».

Последние полвека неолиберализма, как его широко называют в азиатском регионе, не улучшили репутацию и привлекательность либерализма, хотя история исторической глубокой привязанности либерализма к собственническому индивидуализму (Ч. Б. Макферсон) сложна. Малазийский антрополог Айхва Онг давно указал, что неолиберализм был принят лишь выборочно и частично, например, в форме регулируемых государством зон свободной торговли, промышленных парков, туристических анклавов и особых экономических зон, ориентированных на глобальные рынки. В Японии разговоры премьер-министра Либерально-демократической партии Фумио Кисиды о «новом капитализме», направленном не только на рост, но и на сдерживание рынков и перераспределение богатства, соответствуют этой традиции.

Тем не менее, везде, где происходили неолиберальные авантюры, особенно в Индии, они приводили к опустошению окружающей среды и социальному неравенству. Возникшие в результате патологии дали жизнь языку вражды и политике демократии, обычно осуществляемой за счет либерализма.

Во всем регионе демократия означает чистую водопроводную воду, приличные дороги, электричество и образование. Это означает свободные и честные выборы и отказ от произвола власти, где бы она ни осуществлялась. Данную тенденцию питают многие настроения и силы. Верующие мусульмане потрясены дискриминацией и геноцидом. Рабочие швейной промышленности борются за создание профсоюзов. Верующие в дхарму устали от военного правления. Граждане возмущены разрушением местной среды обитания корпоративными вандалами. Возмущаются молодые люди, жаждущие цифровых свобод. Мелкие предприниматели, как в Южной Корее, бреют головы в знак протеста против ущерба, нанесенного блокировками из-за Covid-19. Воплощаемый в жизнь порядок не имеет особых симпатий ни к одному из этих очагов сопротивления. Называть его «либеральным» или подчеркивать его сходство с «либерализмом» – неправильное описание вещей.

Есть и другие плохие новости для либералов. С точки зрения геополитики, в азиатском регионе либеральный мировой порядок, поддерживаемый Соединенными Штатами, похоже, разваливается.

Доверие к американской вере в то, что «либеральные народы» имеют право бороться с «незаконными» государствами посредством «силовых санкций и даже… вмешательства» (как выразился Роулз в «Законе народов»), рушится. Во многих частях Азии Америка уже не кажется сильной.

Напротив, 50 лет назад, в ходе бессмысленной войны, которую они проиграли, Соединенные Штаты, считающиеся хранителями международного либерального порядка, заключили историческую сделку с Китаем. Дипломатический поворот вызвал ожидания «свободного рыночного либерализма» и «либеральной демократии» и (с распадом советской империи) даже «конца истории». Эти тщеславные либеральные ожидания оказались ошибочными. Весь регион сейчас сталкивается с возрождающейся новой китайской империей, экспансионистской формой государственного капитализма, чьи однопартийные правители самоуверенно отвергают либерализм (zì yóu zhŭ yì) как синоним необузданного капитализма, деструктивной конкуренции, декадентской социальной морали и эрозии семейной жизни. Вместо этого правители Китая принимают смесь руководящих ценностей, начиная от «марксизма, экономического прагматизма и китайских традиционных ценностей» (Янь Сюэтун) и заканчивая реформами социального обеспечения, расширенными правами на образование и разговорами об «экологической цивилизации».

С большой долей смирения либералы повсюду должны обратить внимание на эту тенденцию не только потому, что она служит напоминанием о необходимости дать отчет о своих прежних проступках, но и потому, что этот водораздел – эпохальное развитие, которое решит будущее либерализма.

Источник