Обоснование глобализма: теоретики однополярности

Группы и лица, которые отстаивают идеологию глобализма (мондиализма) условно можно разделить на три категории: 1) это политики высокого уровня, которые принимают ключевые решения; 2) владельцы и представители крупных корпораций (бенефициары, получающие непосредственную выгоду от процессов глобализации) и ученые, которые обосновывают необходимость реализации именно этой модели мировой политики. В данном материале мы рассмотрим спектр ученых-политологов, хотя некоторые из них связаны с истэблишментом США в той или иной мере. При этом из многочисленной когорты глобалистов мы выделили тех, которые представляют апологетов однополярности - той версии глобализма, где единственным ключевым центром мировой политики являются США.

Для политологов-международников покойный Чарльз Краутхаммер, пожалуй, вошел в историю не как редактор издания The Weekly Standard или сооснователь музыкальной организации Pro Musica Hebraica, а как один из ярых апологетов однополярности. Его статьи «Однополярный момент» и «Пересмотренный однополярный момент» стали классикой атлантистской геополитики эпохи постмодерна. Вместе с неоконсерваторами Краутхаммер олицетворяет ту часть американской политической элиты, которая открыто заявляет о необходимости сохранения за США статуса гегемона и мирового жандарма.

В своей статье «Однополярный момент»¹, которая была подготовлена на основе лекции, прочитанной в Вашингтоне в сентябре 1990 г., Чарльз Краутхаммер писал, что грядет новое мироустройство, где США будет единственной супердержавой. Во втором абзаце статьи он отмечал три тезиса, обсуждавшиеся тогда в политологическом сообществе США – о грядущей многополярности (интересно, что автор одним из будущих полюсов указал «уменьшенный СССР/Россию», предвкушая распад Советского Союза), ослабленном консенсусе внутри США в отношении курса внешней политики, а также исчезновении угрозы войны в пост-советскую эпоху. И сразу же после этого отвергал данные утверждения, назвав их ошибочными. Кратухаммер говорил о наступившем триумфе однополярного мира с безусловным доминированием США и их западных союзников.

Однако Краутхаммер тут же делал оговорку – «…многополярность придет со временем. Возможно, при следующем поколении или около того будут великие державы, сопоставимые с Соединенными Штатами, а мир, по своей структуре будет похож на эпоху до Первой мировой войны».

В качестве примера непоколебимого могущества США автор приводил в пример кризис в Персидском заливе и соответствующую реакцию Вашингтона. «В заливе, без Соединенных Штатов, ведущих и подталкивающих, подкупающих и шантажирующих, никто бы не пошевелился. Ничего не было бы сделано: ни эмбарго, ни «Щита Пустыни», ни угрозы применения силы» – откровенничал Краутхаммер.

Это была не многосторонняя акция, как могло показаться, а исключительно работа США. «В основном по внутренним причинам американские политические лидеры решили нарядить одностороннее действие в разнообразные одежды». Это было сделано потому, что американским гражданам с их верой в демократию нужна легитимность.

А вот дальше следовал вопрос – насколько долго США удастся сохранить однополярное превосходство? И для этого нужно изобличить теоретиков упадка и имперского перенапряжения. Тогда в ход пошли цифры – 5,4 % ВВП США тратилось на оборону, но ранее, отмечал автор, расходовалось вдвое больше, а в будущем будет тратиться еще меньше – 4% к 1995 г.

Однако тут же Краутхаммер добавлял: «американский коллапс произойдет до статуса державы второго ранга не по внешним, а внутренним причинам».

Рассматривая баланс внутренней и внешней политики США, он указывает, что «будет ошибкой рассматривать усилия Америки за рубежом иначе, как признак истощения ее экономики... Участие Америки за рубежом во многом является сущностной основой американской экономики. Соединенные Штаты, как и Британия до нее, – коммерческая, морская, торговая нация, которая нуждается в открытой, стабильной мировой среде, в которой она процветает».

Далее он добавляет, что Америка заинтересована в поддержании однополярного статуса, но вот захотят ли американцы его поддерживать?

Здесь мы видим упоминание о дихотомии интересов политической элиты и простых американских налогоплательщиков. Сам Краутхаммер отмечает, что американский изоляционизм является логическим, и «проводить такую внешнюю политику дал сам Господь», поскольку на это указывает как география страны, так и история ее создания — быть вдалеке от интриг и конфликтов Старого Света.

Но Краутхаммер упоминает на еще одну опцию, называя ее более интересной и серьезной школой международных отношений. Это реализм, который говорит о национальных интересах.

В этом контексте он утверждает, что «международная стабильность никогда не дается. Она не является нормой. Это продукт великих держав, особенно самой великой из них – США, поэтому если Америка хочет стабильности, она сама должна ее создавать... Коммунизм умер, но новые угрозы постоянно будут появляться». Среди них он, в первую очередь, называет распространение оружия массового уничтожения. Известны такие концепции как «государство-мошенник» и «несостоявшееся государства». Краутхаммер говорит еще об одном типе – «государстве оружия» (The Weapon State), упоминая Ирак, Северную Корею и Ливию. По мнению автора, чтобы стать государством оружия, нужно всего лишь развивать собственную промышленность, а далее появляются дополнительные интересы, которые могут вступать в конфликт с интересами других стран. Об этом напрямую не говорится, но понятно из контекста.

«С появлением государства оружия нет альтернативы тому, чобы противостоять, сдерживать и, при необходимости, обезвреживать государства, которые угрожают и используют оружие массового уничтожения. И только Соединенные Штаты могут сделать это, подкрепленные таким количеством союзником, которые захотят присоединятся к этой работе.

Альтернативой столь сильному и трудному интервенционизму – альтернативой однополярности – не является стабильный, статический многополярный мир. Это не мир XVIII века, в котором зрелые силы, такие как Европа, Россия, Китай, Америка и Япония обходили друг друга за достижение своей позиции в игре народов. Альтернативой однополярности является хаос».

Итак Краутхаммер признает, что многополярность не только возможна, она имеет исторический прецедент. Более того, она помогает установить статическую стабильность (хотя относительно роли Японии в XVIII веке, да и Америки, можно выразить сомнение).

Через двенадцать лет выходит новая статья Краутхаммера, посвященная этой же теме под названием «Снова однополярный момент».²

Он начинает с такого же тезиса как и ранее – грядет ли упадок США? И напоминает, что наступает третий эпизод американской однополярности из-за угрозы войны, потому что государства-мошенники обзавелись оружием массового уничтожения. По дате выхода издания можно понять, что оно появилась через год после теракта в Нью-Йорке и как раз накануне вторжения в Ирак (без санкций ООН и поддержки европейских партнеров).

«Американское господство не прошло незамеченным. В 1990–х годах это были главным образом Китай и Россия, осуждавшие однополярность в их случайных совместных коммюнике. Когда наступил новый век, это было у всех на устах. Министр иностранных дел Франции окрестил Соединенные Штаты не сверхдержавой, но гипердержавой».

Иными словами, многим не понравилось американское доминирование. Это происходило на фоне бомбардировок Сербии и оккупации Афганистана – были запущены своего рода демонстрационные войны на дистанции, показывающие всему миру новые формы могущества США.

И если до теракта 9/11 многие подумывали об антигегемонистском альянсе, то после большая часть начала оказывать поддержку США, что акцентировало «историческую аномальность американской однополярности». Однако это произошло по причине «американского антитеррористического ультиматума», что было мандатом на повсеместное применение военной силы США. Превентивные действия нарушили традиционные доктрины справедливой войны. И это привело к кризису однополярности. Определением однополярности по Краутхаммеру стала фраза главы Пентагона Дональда Рамсфельда в отношении Афганистана и войны с террором: «миссия определяет коалицию». А миссию определяют США.

Что важно: признание Краутхаммера о том, что так называемая многосторонность являлась лишь средством либерального интернационализма для того, чтобы США не попадали в позорные ситуации, когда другие страны, не согласные с позицией Вашингтона, оставляют США «в изоляции» и принимают решения сами. Если серьезно проанализировать и «многосторонний» подход Мадлен Олбрайт при администрации Билла Клинтона, и такие же риторические приемы Барака Обамы и Хиллари Клинтон с ее «перезагрузкой», станет очевидно, что «открытость» и «заинтересованность» США были лишь прикрытием для навязывания своей повестки. Все было направлено «на переорганизацию международной системы по типу отечественного (американского — прим. авт.) гражданского общества».

Мимоходом Краутхаммер вспоминает о многополярности и противоречит сам себе. Если в предыдущей статье он позитивно отзывался о многополярности, которая уже была и, возможно, возникнет снова, то на этот раз его тон резко изменился.

"Многополярность по своей сути флюидна и непредсказуема. Европа практиковала многополярность на протяжении веков и нашла ее столь неустойчивой и кровавой, с кульминацией 1914 г., в катастрофическом коллапсе деликатно сбалансированных систем альянса, что добилась ее постоянной отмены в политическом и экономическом союзе. Если многополярность отчуждена для региона, странным будет отдавать предпочтение многополярности для мира», – пишет он.

Далее он раскрывает замысел своего послания: «…главная цель – поддерживать стабильность и относительное спокойствие текущей международной системы путем обеспечения, поддержания и продления нынешнего мира. Форма реализма, к которой я призываю, называя его новой односторонностью, ясна в своем стремлении к самосознанию и уверенности развернуть американскую власть в достижении этих глобальных целей».

Поэтому, по Краутхаммеру, США должны действовать для «продвижения демократии и сохранения мира, действуя как балансир последней инстанции», а «страны будут сотрудничать с нами, во-первых, по причине их собственных интересов и, во-вторых, вне необходимости и желания развивать хорошие отношения с мировой сверхдержавой». Иными словами, предлагался выбор без возможности реального выбора.

Завершается статья словами: «Новый односторонний подход прямо и беззастенчиво направлен на сохранение однополярности для поддержания непревзойденного доминирования в обозримом будущем... Будущее однополярной эпохи зависит от тех, кто управляет Америкой, кто желает сохранить, увеличить и использовать однополярность для продвижения не только американских, но и глобальных целей, или будет ли Америка управляться теми, кто захочет отказаться от нее, либо обрекая однополярность на распад, при отступлении в Крепость Америку, либо пойдя по пути постепенного перехода власти к многосторонним учреждениям в качестве наследников американской гегемонии». Краутхаммер опять повторяет, что вызов однополярности придет не снаружи, а изнутри.

Одним из нынешних сторонников однополярности является профессор Йельского университета Нуно Монтейро, который в 2014 г. выпустил книгу «Теория однополярной политики» (Theory of Unipolar Politics). Она хороша тем, что, как и Краутхаммер, Монтейро открыто называет вещи своими именами и не прячется за демократической риторикой, как многие представители либеральной политической школы.

Монтейро использует аргументы Кеннета Уолца по поводу рациональности, но, как заметил Роберт Киган в рецензии на книгу Монтейро, "как и Уолц, он умышленно пренебрегает тем, как внутренняя политика или идеи подталкивают государства на определенные действия, и принижает роль многосторонних учреждений".³

Отправной точкой Монтейро, которую разделяют такие ученые, как Стивен Брукс и Уильям Уолфорт, отстаивающие идеи первенства США, является то, что нынешняя международная система является однополярной. Монтейро говорит, что, вероятно, такой порядок останется и в будущем.

Автор вводит новый термин — униполюс (unipole), который постоянно использует в своей работе.

У Монтейро анализ дуализма однополярности и многополярности (мы же можем увидеть в этом противопоставление Sea Power и Land Power) базируется на двух основных аспектах – это военная мощь, в частности, ядерное оружие, и экономика. То есть – геополитические фундаменталы, указывающие на роль и статус государств в мировой системе.

Важно отметить, что Монтейро научно обосновывает именно агрессивный, а не мирный характер однополярности, как делали ранее его многие предшественники.

Так, по его словам, однополярность побуждает непокорные второстепенные державы приобретать или разрабатывать ядерное оружие. Однополярный центр, конечно же, хочет предотвратить распространение ядерного оружия. Поэтому эти конкурирующие цели не только создают конфликт интересов между однополярной системой и второстепенными державами, но также подрывают их способность оказывать успокаивающее воздействие друг на друга. Малые державы не могут взять на себя четкие обязательства не разрабатывать ядерное оружие, а однополярный центр, со своей стороны, не может взять на себя такие же четкие обязательства не атаковать второстепенные державы. В результате «однополярность порождает благоприятные условия для значительного конфликта».⁴

Монтейро пишет, что если «центр однополярности реализует стратегию, которая угрожает сдерживать экономический рост восходящих держав, то эти другие государства имеют больший стимул инвестировать в дополнительные военные возможности, помимо тех, которые обеспечивают их непосредственную безопасность и выживание, тем самым бросая военный вызов однополярности... растущие державы в однополярном мире могут продолжать превращать свою растущую скрытую силу в военную мощь, превышающую предел, где их выживание гарантировано ядерным сдерживающим фактором»...

И далее – «униполюс создаст обширные возможности для войны между однополюсным центром и непокорными малыми державами, которые не имеют способностей или союзников, необходимых для его сдерживания. Это также создаст широкие возможности для конфликта между малыми державами, которые вряд ли будут наказаны союзниками великих держав, как это было бы в случае общего баланса сил. В результате, однополярность может привести к асимметричным и периферийным конфликтам».⁵

Более раннюю критику однополярности он отбрасывает на том основании, что «предыдущие анализы однополярности не отражали адекватно принципиальной разницы между крупными и малыми державами».⁶

Указывая, что в ядерном мире военное превосходство «в принципе не зависит от распределения экономической власти»⁷, он постепенно подводит к главному тезису – «однополярность подчеркивает концентрацию военной силы в одном государстве, единственной великой державе. Она не требует преобладания экономической мощи».⁸

В конце концов, Монтейро предлагает для США определенный план действий – «великая стратегия униполюса является важной переменной, которая выступает посредником между структурой международной политики – в этом случае однополярной структурой – и самыми важными международными показателями с точки зрения механизмов, создающих конфликты и стимулирующих конкуренцию».⁹ А если стоит знак равенства между международной и однополярной структурами, это говорит о том, что есть только один центр принятия решений, а любые дерзновения других стран, даже если они не имеют конфликтного характера, будут подавляться (под конкуренцией можно понимать все, что угодно, в том числе экономический рост в отдельно взятой стране и попытки увеличить благосостояние собственного народа).

Монтейро выделяет три ключевые стратегии «униполюса»: «оборонительное доминирование» (defensive dominance), «наступательное доминирование» (offensive dominance) и «выход из обязательств» (disengagement), каждая из которых предполагает особое отношение сверхдержавы к одному или нескольким из ключевых компонентов глобального статус–кво (существующее территориальное устройство и границы, международные союзы и глобальное распределение мощи).¹⁰

В 2016 г. вышла его очередная книга «Ядерная политика: стратегические причины распространения» (Nuclear Politics: The Strategic Causes of Proliferation), в которой он продолжает линию однополярности.

Майкл Бекли, разбирая концепцию Монтейро, отметил, что «в биполярной или многополярной системах нет периферий; все, что происходит в мире, имеет потенциальные последствия для политики великих держав. В таких условиях непокорные второстепенные державы становятся логическими целями, потому что их неподчинение угрожает авторитету и престижу, если не самой безопасности их врагов – великих держав. При однополярности, напротив, непокорные второстепенные силы являются второстепенными игроками. Они могут угрожать однополярному центру, но однополярность не позволяет этим угрозам принимать пропорции великой державы. Таким образом, однополярный центр может быть в состоянии достоверно взять на себя обязательство не нападать на второстепенные державы, несмотря на большой разрыв власти между ними, по причине проявленного им отсутствия интереса к войне из–за минимальных ставок».¹¹

Уильям Уолфорт, как и Чарльз Краутхаммер, представляет то крыло сторонников однополярности, которое полагает, что в мире не может быть какой-либо силы, которая сможет каким-то образом изменить существующий баланс, сложившийся в пользу американской гегемонии.¹² Уолфорт относится к школе неореализма и тесно сотрудничает со Стефаном Бруксом. Изыскания Уолфорта стали известны в качестве теории однополярной стабильности, которая подвергалась критике со стороны многих ученых.

Тогда как в последнее время многие американские авторы начали говорить о вызове со стороны Китая, Уорфорт и Брукс на это ответили следующим тезисом: «экономический рост уже не переводится непосредственно в военную мощь, как это было в прошлом, а это означает, что сейчас растущим державам труднее, чем когда-либо, расти, а уже состоявшимся – начать падение. И Китай – единственная страна, обладающая сырьевым потенциалом, чтобы стать настоящей ровней Соединенным Штатам на глобальном уровне, – также сталкивается с более сложной задачей, чем государства, которые поднимались раньше из–за своего технологического отставания. Несмотря на то, что экономическое доминирование Соединенных Штатов сошло на «нет» со своего пика, военное превосходство страны никуда не денется, равно как и глобальная структура альянса, составляющая ядро ​существующего либерального международного порядка (если только Вашингтон не решит неразумно от нее отказаться). Вместо того, чтобы ожидать смены власти в международной политике, все должны начать привыкать к миру, в котором Соединенные Штаты останутся единственной сверхдержавой в будущие десятилетия. Прочное превосходство поможет Соединенным Штатам предотвратить величайшую традиционную международную опасность – войну между мировыми державами. И это даст Вашингтону возможность справиться с такими негосударственными угрозами, как терроризм, и такими транснациональными вызовами, как изменение климата».¹³

Однако за историю своего существования США не предотвращали войн, а наоборот, скорее их провоцировали и развязывали. И приписывание Китаю технологической отсталости выглядит явно не уместно, особенно на фоне того, что США сильно зависят от поставок китайской продукции.

Лишь относительно недавно Уолфорт стал подавать признаки беспокойства, очевидно, вызванные изменением курса внутренней и внешней политики США после избрания Дональда Трампа на пост президента, а также ростом популистских настроений в Европе. В статье «Будущее либерального порядка является консервативным. Стратегия по спасению системы», опубликованной в феврале 2019 г. он в соавторстве с Дженнифер Линд пишет, что «за последние 25 лет международный порядок, созданный либеральными государствами и для них, сам по себе был глубоко ревизионистским, агрессивно экспортировавшим демократию и расширяющимся как по глубине, так и по ширине. Масштаб текущих проблем означает, что больше тот же вариант уже не жизнеспособен; наилучший ответ – это сделать либеральный порядок более консервативным. Вместо того, чтобы распространять его на новые места и новые регионы, Соединенные Штаты и их партнеры должны консолидировать выгоды, полученные в результате этого порядка. Дискуссия по поводу великой стратегии США традиционно изображалась как выбор между сокращением и амбициозным экспансионизмом. Консерватизм предлагает третий путь: это разумный вариант...»¹⁴

Показательно то, что Уолфорт не признает системные ошибки, которые возникли именно благодаря либеральному порядку и привели к растущему сопротивлению глобализму не только в Европе, но и в самих США. Кризис либеральной системы – это, прежде всего, ценностный кризис, а не вызов со стороны эмерджентных и ревизионистских держав, как любят указывать американские авторы. Консервативная корректировка, так или иначе, была бы полезна, так она как значительно ослабит позиции глобалистов как в США, так и в странах–реципиентах, подстраивавшихся ранее под идеологические императивы Вашингтона.

Но Уолфорт, как и Монтейро, отбрасывает пафос продвижения прав человека и демократии, настаивая на сохранении гегемонии любой ценой, даже если необходимо отказаться от либеральной риторики и проводить военные интервенции. В целом концепция не-либеральной гегемонии¹⁵ стала активно продвигаться после того, как Дональд Трамп занял пост президента. Его предвыборный слоган был «Америка прежде всего», на что нередко ссылаются американские авторы, и он интерпретируется как некий маркер новой тенденции в американской внешней политике.

Еще один сторонник однополярности из числа всемирно признанных политологов–международников — это Джон Икенберри. Он утверждает, что для сохранения своей гегемонистской роли в мире США должны разделить свою власть с «широкой коалицией либеральных демократических государств».¹⁶ Эта трансформация будет проходить, безусловно, при ведущей роли США. В отличие от Уолфорта, он признает кризис, но нынешний кризис для него, это, прежде всего, кризис власти и управления. Для стабильной работы новой либеральной гегемонистской системы по Икенберри должно быть сочетание трех элементов: баланса, управления и согласия.

Но, как это ни парадоксально, по Икенберри, нынешний мировой порядок находится в кризисе, потому что однополярный момент Соединенных Штатов, которые имеют внутри себя «западную» систему и с которой сталкивался Советский Союз, превратился во «внешний» порядок, охватывающий весь мир, – это сняло с США все ограничения что, в конечном итоге, привело к подрыву правил самого порядка, который они создали.¹⁷

При этом он полагает, что нынешнее положение дел просто указывает на то, что проблемы, которые мы видим сегодня, являются признаком ошеломительного успеха системы, а не ее провала, поскольку система переросла свою гегемонистскую основу, находившуюся под управлением США. Как доказательство этого он приводит тот факт, что ни одно государство в мире или коалиция не бросает открытого вызова США. Однако почему другие страны или союзы должны обязательно стремиться к противостоянию с Соединенными Штатами? Все текущие американские стратегии, где говорится о растущих угрозах со стороны каких–либо держав, — это всего лишь фикция американских стратегов. До тех пор, пока скрытое соперничество или враждебные намерения не переросли в открытый конфликт, сложно однозначно сказать, что актор А или актор Б обязательно ударят по актору С, поскольку их экономическая мощь превысила показатели прогнозируемой жертвы.

У Икенберри можно найти довольно парадоксальные заявления. Он считает, что движение в сторону многополярности является просто навсего рассеиванием власти, которая уходит у однополярной державы, а однополярность – это описание распространения власти. Таким образом, однополярность может состоять в передаче властных полномочий системе из нескольких государств или, вообще, разделением среди целой плеяды держав.¹⁸ Но США и ранее делились со своими партнерами через создание альянсов, таких как НАТО, СЕАТО, СЕНТО, АНЗЮС, оказанием военной и экономической помощи и т. д. Кроме того, существует постоянная группа сателлитов США в ООН. Однако когда возникали принципиальные вопросы, связанные с обеспечением национальных интересов или возникали серьезные разногласия с партнерами, как было накануне агрессии против Ирака в 2003 г., США всегда принимали решения самостоятельно. Сомнительно, что в будущем Вашингтон согласится передать какие–то полномочия другим странам, как предполагает Икенберри.

Следует напомнить, что книга Икенберри «Либеральный Левиафан: причины, кризис и трансформация Американского мирового порядка» появилась тогда, когда Государственный департамент США следовал стратегии многосторонности во внешней политике, которая представляла собой глобальный отвлекающий маневр Вашингтона, вследствие чего возникла «перезагрузка» отношений с Россией и проект Большой Двойки (США + Китай). Обе инициативы оказались неудачными для американской политики.

Майкл Бекли, который упоминался выше, также является сторонником сохранения однополярности и американской гегемонии. Свое видение он представил в книге «Непревзойденная: почему Америка останется единственной сверхдержавой мира».¹⁹ Стиль написания «от факта к факту подталкивает читателя к основному аргументу автора, что даже если Америка находится в упадке, а это не так, пройдут годы, если, вообще, это произойдет, прежде чем будет оспорено ее превосходство».²⁰

В ней он предлагает чистую оценку сравнительных позиций власти. То есть автор стремится рассчитать мощь государств после вычета затрат, необходимых для поддержания этой власти. Существуют три основных вида затрат: производство, благосостояние и безопасность. Производственные затраты – это затраты, связанные с воспроизводством экономической и военной мощи, такие как добыча природных ресурсов и подготовка вооруженных сил. Расходы на социальное обеспечение – это те, которые необходимы для поддержки населения. В основном это расходы на социальные услуги в стране. А расходы на безопасность – это затраты, которые страна несет на поддержание внутреннего управления и выживание непосредственно в своем окружении.

В книге осуществляется попытка доказать, что Соединенные Штаты являются наиболее эффективным производителем власти на планете. По его мнению Евросоюзу не хватает единства, Россия находится в упадке, а Китай, хотя и переживает удивительную экономическую экспансию, которая вывела десятки миллионов из бедности и создала мощные вооруженные силы, продолжает подавлять побуждения к демократии и страдает от потенциальной региональной раздробленности и стареющего населения.

Основной вызов для гегемонии США Бекли также видит не во внешних угрозах, а во внутренних проблемах. Тем не менее, Бекли считает, что доминирование Америки будет продолжено. Основные движущие силы экономического роста – география, институты и демография – дают для этого постоянные преимущества. Хотя показатели не всегда занимают первое место во многих соответствующих международных рейтингах, но сохраняют высокие позиции. Десятилетия больших инвестиций в оборонные технологии и обучение дают США непревзойденную способность генерировать и проектировать глобально значимую военную мощь. Едва ли существует какой–либо баланс против этой силы, так как большинство стран предпочитают пользоваться защитой Америки и жить за счет ее экономических вкладов, а не становиться ее противником. Бекли также отвергает теорию экономической конвергенции как преимущественно желаемое мышление, а не действительность. При этом разрыв между богатством и военной силой США по отношению к другим странам в международном рейтинге останется без изменений.

Коллеги по цеху, конечно же, поддержали позицию Бекли. Так, Икенберри в своей рецензии на книгу пишет, что «он не утверждает, что Соединенные Штаты могут или должны пытаться сохранить однополярную эпоху, но он считает, что она надолго останется ведущей мировой державой».²¹

Ранее Бекли также осуществлял попытки проанализировать баланс мощи между основными геополитическими акторами. В публикации от 2012 г.²², где дается сравнение характеристик Китая и США, он сделал вывод, что невозможно сказать, является ли нынешнее «недомогание» началом конца однополярной эры или простой аберрацией. Лучшее, что можно сделать, – это построить планы на будущее, исходя из долгосрочных тенденций; и тенденции предполагают, что превосходство Соединенных Штатов в экономической, технологической и военной областях над Китаем будет постоянной чертой международных отношений, не краткосрочным моментом, но глубоко укоренившимся состоянием, которое сохранится в этом столетии.

Бекли пишет, что мнение многих ученых, которые подают сигналы политикам о том, что необходимо готовиться к росту Китая и завершению однополярности, скорее всего, ошибочны. И далее добавляет, что «страх может быть использован на службе добродетельной политики. Страх перед Советским Союзом подстегнул к строительству системы шоссе между штатами. Возможно, неоправданные опасения по поводу упадка Соединенных Штатов и подъема Китая могут аналогичным образом быть использованы во благо»²³.

Еще один американский ученый, который занимался исследованием однополярности – Роберт Джервис. В 1997 г. он выпустил книгу «Системные эффекты. Комплексность в политической и социальной жизни»²⁴, но позже занялся структурным анализом однополярности.²⁵ В середине 2000–х гг. Джервис утверждал: «Говорить, что мир теперь является однополярным, не означает ни восхваление американского могущества, не говоря уже о ее лидерстве, ни обвинений в адрес Соединенных Штатов в создании всемирной империи. Это должна быть констатация факта, но такого, чей смысл далеко не ясен, поскольку у нас нет ни мощной теории, ни большого количества свидетельств того, как работают однополярные системы. Центральная трудность для выяснения этого влечет за собой определение степени, в которой поведение и результаты, которые мы видели, проистекают из структуры, а не из других уровней анализа, таких как специфические аспекты международной среды, американская внутренняя система и роль отдельных лидеров».²⁶

Нужно отдать должное тому, что сам подход, направленный на изучение непосредственно структуры, довольно интересен. Он может помочь провести деконструкцию однополярности, выявить ее слабые места и уязвимости, а также учитывать этот опыт при разработке многополярных стратегий.

Также существует версия, что «прилагательное “однополярный” описывает систему, в которой отдельная страна превосходит индикаторы власти, такие как население, ресурсные ресурсы, экономический потенциал, военная мощь и т.д., но при этом не обязательно соответствует гегемонии».²⁷ Однако на практике такого пока не наблюдалось.

Лагерь неоконсерваторов в данном случае представлен Робертом Каганом. Одна из его последних книг носит название «Джунгли растут снова: Америка и наш подвергнутый опасности мир». В ней он пишет, что международная система, которую построили США, находится в опасности. Возвращаются джунгли – место хаоса, беспорядка и войны. «История возвращается. Нации возвращаются к старым привычкам и традициям». Каган не возлагает всю вину на Соединенные Штаты, но он видит ответственность, которая лежит на стране из-за бездействия и того, что она допустила распад системы. Трамп, по его мнению, ускоряет этот процесс, хотя его нельзя обвинить в росте антидемократического национализма в Европе или возвращении азиатского соперничества. Каган считает, что единственный способ покорить джунгли и обратить вспять эти опасные, по его мнению, тенденции – это вновь США заявить о себе и взять лидерство в свои руки.²⁸

^_____