О русском консерватизме

Консерватизм (от лат. conservo – сохраняю) – это блистательное и интеллектуально мощное направление русской и европейской мысли, представленное знаковыми в истории культуры и общественной мысли именами. В их числе и его европейские «отцы‑основатели» – Эдмунд Бёрк, Жозеф де Мeстр. И гениальные основоположники русского консерватизма – Гаврила Романович Державин, Николай Михайлович Карамзин, Александр Семёнович Шишков.

В числе его продолжателей и апологетов – Cергей Семёнович Уваров, Василий Андреевич Жуковский, зрелый Александр Сергеевич Пушкин. Стоит упомянуть и Фёдора Ивановича Тютчева, Николая Васильевича Гоголя, Николая Яковлевича Данилевского, Федора Михайловича Достоевского. Невозможно обойти и Константина Николаевича Леонтьева, Льва Александровича Тихомирова, о. Павла Флоренского, Ивана Александровича Ильина.

И даже этот внушительный список будет не полным без Алексея Федоровича Лосева, Александра Исаевича Солженицына, Игоря Ростиславовича Шафаревича – и сотен других не менее масштабных фигур из национального русского пантеона.

Несмотря на это, даже по сей день с понятием «консерватизм» связаны негативные коннотации. Его связывают с «отсталостью», «стремлением сохранить архаику», «начальстволюбием», «интересами господствующих классов» и пр. Эти негативные определения являются результатом более чем двухвековой работы – «чёрного пиара», или, если хотите, «военной пропаганды» оппонентов и противников консерваторов, как западноевропейских, так и российских.

Ими традиционно выступали радикальные либералы и представители социалистического лагеря. Наличие подобной «чёрной легенды» предполагает необходимость терпеливой разъяснительной и просветительской работы, но она даст результаты лишь спустя годы.

Не стоит переживать из-за того, что, как правило, значительная часть молодежи невосприимчива к консервативным ценностям. Мне кажется, что в целом молодежь просто в силу возрастных особенностей исходно запрограммирована на поиск принципиально нового, именно поэтому она так легко попадает под воздействие радикальных доктрин гарантирующих заманчивую новизну, «драйв» и пр. К консервативным убеждениям, как правило, приходят уже в зрелом возрасте, часто пережив бурное увлечение прямо противоположными по мировоззрению учениями.

У молодых людей отсутствует желание и опыт считаться с величественным тысячелетним ритмом традиции. Они еще не в состоянии принять ее богатство и налагаемые ею аскетические ограничения: моральные, эстетические, интеллектуальные... Чтобы прийти к консервативным ценностям, надо многое пережить, узнать, побывать на краю экзистенциальной бездны. Пережить заживо смерть, выработать волю к подлинной любви, свободе и порядку. Приобрести жизненный опыт, которого у молодежи не может быть по определению.

Есть четко прослеживаемая закономерность: подавляющее большинство видных идейных консерваторов начинали как левые радикалы или левые либералы. Наиболее яркими примерами в этом смысле выступают былые ультрарадикалы: фурьерист Достоевский и идеолог террористической «Народной воли» Тихомиров. В то же время какая‑то часть современных молодых людей изначально вполне восприимчива к консервативной системе ценностей: православная молодежь, причем весьма значительный ее сегмент, в меньшей степени – студенты-гуманитарии.

Правда, это явное меньшинство, составляющее в лучшем случае несколько процентов. В обществе, где отсутствует жесткая регламентация поведения традицией, это неизбежно. Но роль и значимость такой молодежи будет возрастать по мере того, как роль консервативных ценностей будет становиться весомее в нынешнем brave new world. Ибо чем сильнее вызов этим ценностям, тем мощнее, ярче и убедительнее будет обратная реакция!

С 1917 года заветными понятиями в тезаурусе левой идеологии являлись «справедливость» и «равенство». Идеи «Манифеста коммунистической партии» Маркса или «Государства и революции» Ленина, посвященные созданию общества всеобщего равенства, звучали для многих завораживающе. Для достижения «равенства» и «справедливости» необходимо было ликвидировать частную собственность, порождающую отношения эксплуатации, господства и подчинения, и, соответственно, основные последствия частнособственнических отношений – государство, право, религию, семью, культурно-историческую традицию и т.д.

На практике попытка реализации этих идей обернулась страшным насилием над действительностью, миллионами жертв, уничтожением целых классов, людоедской коллективизацией, ГУЛАГом и т.д. Все эти особенности советского периода вытекали из глубинной логики леворадикальной идеологии. В итоге грандиозный левый эксперимент завершился саморазрушением советского государства в конце 1980-х – начале 1990-х годов и естественным образом изжил себя.

С 1991 года в нашем государстве и обществе начала было безраздельно господствовать либеральная идея, ключевым понятием которой является «свобода». Либеральный эксперимент в сравнении с советским, безусловно, расширил сферу экономических, политических и личных свобод. Однако качество этой свободы, не ограниченной моралью и традицией, оказалось чудовищным.

Цена, которую государству и обществу пришлось заплатить за нее, оказалась непомерно высока. Распад государства – крупнейшая геополитическая катастрофа XX века, существенное ограничение суверенитета и унизительная зависимость от западных «партнёров». Расчленение русского народа, обнищание огромного числа людей, колоссальное социальное неравенство. Возникновение олигархата, нравственная и интеллектуальная деградация, демографический спад и пр.

В силу того, что левая и либеральная идеи оказались на практике скомпрометированными в самых разных социальных слоях, снизу доверху, всё настойчивее стал появляться интерес к консерватизму как альтернативному идеологическому, политическому, культурному и нравственному проекту.

Сейчас, как представляется, оформился достаточно мощный не-имитационный запрос части элит и масс на идеологию и систему ценностей, которые обеспечивают стабильность и порядок без потрясений и революций – и в то же время не исключают развития. И, при всём этом, опираются на позитивные традиции прошлого.

Государство и общество начали медленное, но неуклонное движение к той мировоззренческой системе, в которой ключевым понятием является «традиция». Именно традиция является системообразующей категорией в мировоззрении, философии и политической идеологии консерватизма.

Приведём короткую историческую справку. Первоначально консерватизм появился в конце XVIII века как реакция на рационализм и индивидуализм Нового времени, а также теорию прогресса (которая ассоциировалась с уверенностью в постоянном увеличении в мире свободы, знаний, богатства, порядка, нравственности), воплощением которых стала так называемая Великая Французская революция.

Он заявил о себе как идейное течение, ставящее своей целью актуализацию позитивных традиций и ценностей прошлого, обеспечивающих органическую непрерывность развития общества. Одной из важнейших ценностей для консерватизма является культ трансцендентного начала, религия, которая, согласно воззрениям консерваторов, придает смысл истории и отдельной человеческой личности.

Для России главенствующей религией, оказавшей огромное влияние на складывание государственности, культуры и национального самосознания, является Православие. Религиозное мировосприятие предполагает признание необходимости общественной иерархии (в обществе всегда будут «верхи» и «низы», всегда будут отношения господства и подчинения, принуждения и насилия).

В силу признания объективного факта естественного неравенства для консерваторов характерен поиск властных, экономических, идеологических и культурных технологий, которые позволяли бы сформировать качественную элиту, готовую во имя высших ценностей жертвовать и своей жизнью. Сориентированную на решение общенациональных задач, а не на удовлетворение собственных узкоэгоистических интересов или создание утопического общества всеобщего равенства без элиты.

Религиозная составляющая консерватизма обусловливает гносеологический пессимизм, определенное скептическое отношение к Ratio, неприятие абсолютизации его возможностей. Крайне осторожное отношение к кабинетным схемам радикального переустройства человеческого общества, а также антропологический пессимизм – понимание ограниченности и несовершенства человеческой природы, ее одержимости силами зла и, соответственно, принципиальной неосуществимости в земных условиях идеального общества.

Для европейского континентального консерватизма всегда характерна высокая оценка сильного государства, приоритет его над интересами индивида. С точки зрения большинства консервативных доктрин, главенствующее значение имеют интересы целого, а не отдельной личности. Важны, прежде всего, надындивидуальные ценности (Бог, государство, нация, церковь, общество, семья и т.д.).

Для консерватизма всегда был характерен культ школы, армии, патриотизма, самобытной национальной культуры, исполнительности, дисциплины и порядка, права. То есть тех общественных институтов, обычаев и явлений, которые выступали основными проводниками и хранителями традиции. Сюда же можно добавить и такую черту консерватизма, как понимание конкретно-исторической обусловленности уровня прав и свобод.

Консерватизм при этом противостоит идеологиям, в основе которых лежат ценности противоположного порядка: атеизм, материалистическая ориентация политики, моральный релятивизм. Культ рассудка, антитрадиционализм, универсализм, космополитизм. Приоритет интересов индивида над интересами государства, индивидуализм, равенство, культ личных прав и свобод. Приверженность кабинетным теоретическим моделям, культ перемен, революция.

В случае необходимости социальных перемен консерватизм при их осуществлении требует чрезвычайной осторожности и постепенности. Но было бы неверно трактовать консерваторов как противников всего нового. Они выступают лишь против абсолютизации принципа новизны, заведомого примата нового перед уже проверенным старым, что обычно характерно для радикального либерализма и еще более левых течений.

Необходимо констатировать, что в нашем обществе, которое за XX век пережило сильнейшее «красное смещение» в политическом спектре, традиционные ценности и институты оказались в значительной степени скомпрометированы и разрушены. Произошла атомизация общества. В значительной мере оказалось разрушено национальное самосознание, подорван авторитет государства и закона, существенно разложена и традиционная семья. С очень сильным сомнением можно говорить и о прочности массового патриотизма.

В этих условиях необходимо наметить систему шагов, которые сделали бы доминирование консервативных ценностей, их влияние на жизнь общества и государства реальными. Исключительную роль в формировании такой системы ценностей играют в Новое время два института – это, в самом широком смысле, Школа и средства массовой информации. Именно они транслируют систему ценностей, которая создает и поддерживает традицию. Но мы видим, в каком катастрофическом положении, к сожалению, пребывают и наша школа, и наши университеты.

Система образования разрушается со всех сторон. Ее характерные черты: нищенское финансирование и соответствующие зарплаты, бездарные учебные программы и учебники. Необходимость предоставлять гомерическое количество отчетов, справок, графиков, планов, не дающих времени и сил учителям проводить занятия. Перегруженность школьников ненужными предметами, невозможность соблюдать элементарную дисциплину. Отсутствие возможности ставить объективные оценки – за неудовлетворительные оценки учителей наказывают, система ЕГЭ привела к разрушению образованности как таковой.

На всё это наслоилась гаджетная субкультура, которая разрушает память, эрудицию, способность концентрировать интеллектуальное внимание, умение анализировать и синтезировать знания и т. д. Всё больше и больше школьников старших классов просто не умеют удовлетворительно читать и писать, за всю жизнь не осилив ни одной книги. История России и ее культуры в учебниках, созданных авторами либеральной и лево‑интернационалистской ориентации, по­­­-прежнему подается как история некой многовековой болезни, которую надо лечить радикальными модернизационными средствами по западноевропейским рецептам.

Затем подобный контингент поступает в ВУЗы, у которых также возникают системные проблемы, по своей остроте и качеству мало чем отличающиеся от проблем средней школы: резкое ухудшение качества абитуриентов и студенческой массы, нищенское финансирование, унизительно низкие зарплаты профессорско-преподавательского состава, стремительное старение основной массы преподавательского корпуса и много другое.

Никакого здорового национального самосознания, вкуса к традиционным ценностям нынешние школа и университет по определению не могут сформировать. В этой сфере нужны серьезные изменения, поворот к действенной модели национального образования и воспитания.

Что касается средств массовой информации, которые должны способствовать проведению адекватной национальной политики, то очень значительная их часть по‑прежнему занимает либеральную позицию, сформированную в 1990-х годах. По сей день в них явно доминирует убеждение, согласно которому «термин “русский” нас разъединяет», а «принятие Православия – трагедия для России», зачастую демонстрируются откровенно русофобские умонастроения.

В сфере культуры (как массовой, так и «элитарной») мы наблюдаем «апофеоз» пошлости, навязывание образцов, предполагающих пропаганду порнографии, различных форм девиантного поведения, введение ненормативной лексики в культурное пространство, пропаганду различных форм нетрадиционной сексуальной ориентации и т.д. Вряд ли СМИ в том виде, в каком они функционируют сейчас, могут транслировать систему традиционных ценностей: скорее наоборот.

И, тем не менее, мы видим в последнее время, что государство – а оно является главным субъектом возрождения традиции – всерьез озаботилось деятельностью этих институтов. Исключительную роль здесь призваны сыграть гуманитарные науки – история, литература, русский язык, философия. Можно было бы привести и ряд других, но я назвал ключевые дисциплины.

К сожалению, нынешняя ситуация во многом напоминает ту, которая существовала в Российской Империи. Со времени радикально-западнических реформ Петра I российская государственность была отнюдь не консервативной по своей природе. Ее космополитические и западно-ориентированные верхи, в том числе династия Романовых, часто делали всё, чтобы ограничить и свести на нет как консервативные политические движения, так и деятельность консервативных идеологов и деятелей культуры.

В частности, абсолютное большинство в русской печати второй половины XIX века представляли газеты и журналы леворадикального и либерального направлений. Консервативные издания влачили жалкое существование, подвергались диффамации, моральному (и не только!) террору и травле, в том числе на высшем уровне, и, по сути, были маргинализованы. Это сейчас мы изучаем их авторов как великих мыслителей, но в реалиях тогдашней жизни им приходилось крайне тяжко.

Дореволюционная власть апеллировала к русской традиции, русской идентичности лишь тогда, когда имел место цивилизационный вызов, угрожающий самому существованию империи. Например, русский консерватизм окончательно оформляется как течение общественной мысли в огне войны 1812 года, когда на первый план выдвинулись выдающиеся деятели этого направления. Тогда русский консерватизм впервые артикулировал себя, одержал блистательную идейную победу и способствовал грандиозной военной победе над одним из величайших полководцев в мировой истории.

Русские консерваторы временно спасли власть в 1905–1907 годах, когда Россия уже погружалась в «красную смуту». Но после того, как произошла частичная стабилизация, либеральная бюрократия, при пассивном отношении монарха, расколола русское консервативное движение и сделала всё для его компрометации. В феврале 1917 года государство защищать было уже некому.

В СССР к 1934 году сталинское руководство, принимая в расчет события, произошедшие в Германии в 1933 году, частично, в редуцированном, очень ограниченном виде вернуло в публичное культурное поле имена Пушкина, Александра Невского, Дмитрия Донского, адмирала Ушакова. Обращаться к «каноническим» для марксистов образам Маркса, Энгельса, Ленина, Клары Цеткин или Розы Люксембург в преддверии большой войны было самоубийственно. А в феврале – декабре 1991 года тогдашние советские консерваторы были блокированы как властью, так и мощными либеральными силами.

Исторический опыт показывает, что парадигма верховной власти, которая обращается к консервативно-патриотическим ценностям лишь в моменты смертельной для нее опасности и, напротив, максимально их ограничивает, а то и подавляет в относительно спокойные для нее периоды, глубоко порочна и опасна. Более того, в определенных условиях она чревата социальной и национальной катастрофой. Поэтому усвоение и актуализация русского и мирового консервативного наследия — одна из самых главных задач современного русского общества.

Читать по теме:

Минаков А. Ю. Русская партия в первой четверти XIX века / А. Ю. Минаков. – М., 2013. – 521 с.

Российские консерваторы / А. Н. Боханов [и др.]. – М., 1997. – 382 с.

Чернавский М. Ю. Религиозно-философские основы консерватизма в России / М. Ю. Чернавский. – М., 2004. – 188 с.

Шевченко М. М. Русский политический консерватизм XIX-начала XX века в действии / М. М. Шевченко // Контуры глобальных трансформаций. – 2017. – Т. 10, № 6. – С. 44–64.