Новые шансы Большого Ирана

06.10.2021
Среди многочисленных вызовов и рисков для планеты, появившихся из Центрально-азиатского региона после бегства объединенного Запада из Афганистана в августе этого года, для перевозбужденных политологов остался незаметным один важный геополитический аспект – возможности и перспективы объединения Иранского Мира.

Всякое начало – трудное

Напомним, что в 1994 году тогдашний президент Афганистан – Бархунуттдин Раббани – выступил с интересной и, как казалось, перспективной инициативой: создание Союза Персоязычных государств (СПГ), в который бы вошли Иран, Таджикистан и Афганистан. В то время такой союз замышлялся в качестве основы для более тесного взаимодействия этих стран в экономической и культурной областях. В потенциале сферы сотрудничества могли быть расширены и до других форм сотрудничества, например – в военно-политической сфере. При этом почти тридцать лет назад СПГ насчитывал бы около ста миллионов населения, а в настоящее (с учетом высоких темпов рождаемости) – все сто двадцать!

Каково же место такого союза в геополитической картине Евразии и мира в целом?

Исходя из теории российского неоевразийства, Ирану уготована геополитическая роль одного из важнейших «центров силы» Евразии. На юге Евразии существует несколько геополитических образований, которые могли бы теоретически выступать в роли южного полюса Евразийской Империи. По мнению главного теоретика российского неоевразийства и лидера Евразийского движения Александра Дугина, «исламская традиция, более политизированная и модернизированная, чем большинство других евразийских конфессий, прекрасно отдает себе отчет в духовной несовместимости американизма и религии».

Сами атлантисты, как показали события мировой истории начала XXI века, рассматривают исламский мир в целом как своего потенциального противника. Никого не должно вводить в заблуждение союзничество талассократических сил с Саудовской Аравией, Оманом, Пакистаном или Боснией – это всего лишь тактические меры в борьбе с континентальными силами Евразии. Евразийский же проект имеет в лице исламского мира верного потенциального союзника, стремящегося к единой с ним цели – подрыву и (в перспективе) полному прекращению американского и, в целом, западного доминирования на планете.

Конечно, следует учитывать, что в настоящее время исламский мир крайне разобщен и внутри него существуют разнообразные идеологические и политические тенденции, а также противоположные друг другу геополитические проекты.

Создание Персоязычного союза было обусловлено противодействием процессам глобализации, стремящейся к превращению в мира в единую эйкумену. Однако с тех пор как (по замыслу Николаса Спикмена) Средиземным морем стал Атлантический океан, а «Среднеземьем» – США, Канада и Западная Европа (объединенные в НАТО), Ирану и России уготовано место «Мордора». Правда, несколько лет назад США торжественно передало  эту роль Китаю и теперь (слава Богу!) Россия всего лишь – «Гнилые болота»…   В дополнение ко всему, в феврале 2002 года звания «ось зла» удостоился и Иран, чем американцы сильно разнообразили и окончательно запутали толкианскую географию. В этом водовороте хоббитов, орков, гоблинов и прочих сказочных и полу-реальных персонажей американцами уготованы и весьма нелестные характеристики (с соответствующим отношением к ним) сотне миллионов человек, разговаривающих на фарси-дари-таджикском. Великолепным примером этого стала пропуштунская политика США во время их двадцатилетнего пребывания в Афганистане.

Проект СПГ был «на слуху» примерно до 2010 года. К этому времени Ираном и Таджикистаном уже был пройден большой путь в создании будущей организации. Достаточно перечислить те направления сотрудничества двух стран, которые уже реализовались в Таджикистане. В их числе: строительство железной, автомобильных дорог и линии электропередач между Таджикистаном, Афганистаном и Ираном; автомобильных туннелей «Истиклол» и «Чорммагзак»; хлопкоперерабатывающего комбината в Худжанде; совместного предприятия по производству энергосберегающих ламп в Исфаре; крупного цементного завода с годовой мощностью в 1 млн. тонн цемента в Шаартузском районе; а также восстановление производственных мощностей АО «Таджикхимпром» в Яванском районе.

Особый интерес в этом плане представляют решения трехсторонней встречи министров иностранных дел Таджикистана, Ирана и Афганистана, состоявшейся в дни праздника Навруз в афганском городе Мазари Шариф. Главный итог встречи – заказ иранской компании «Мушонир» подготовки технического проекта ЛЭП-220, протягивающегося из Таджикистана в Афганистан и, далее, в Иран. Афганские энергетики начали строительство своего участка от города Пули Хумри, который планировали соединить с таджикским участком, берущим начало с подстанций Сангтудинской ГЭС в РТ. При этом необходимо уточнить, что помимо ГЭС «Сангтуда-1», построенной российскими специалистами, Иран построил на Вахше в 2011 году станцию «Сангтуда-2».

Строительство ЛЭП-220, протяженностью 120 км., выполнено индийскими компаниями KEC International и RPG Transmission, ставшими победителями международного тендера. Общая стоимость проекта, финансируемого «Азиатским банком развития» (АБР), «Исламским банком развития», Фондом ОПЕК и правительством Таджикистана, оценивается в 109,5 млн. долларов США.

На осуществление крупнейшего иранского проекта в области инфраструктуры на территории Таджикистана – завершение строительства тоннеля «Истиклол» – иранская сторона выделила 6 млн. долларов США.

К этому можно добавить и усиливающуюся интенсификацию контактов в области культуры: 6 апреля 2009 года в Культурном Центре Исламской Республики Иран в Душанбе состоялась церемония награждения четырех таджикских художников, принявших участие во Всемирной выставке художников исламских стран в Тегеране.

Парадоксально, но полноценное и быстрое формирование этого нового «центра силы» на юге Евразии постоянно сдерживалось неопределенностью в существовании самого инициатора проекта – Исламской Республики Афганистан.

Во-первых, моджахеды-таджики, доминировавшие в Афганистане с момента свержения в 1992 году правительства Наджибуллы, к 1996 году потеряли свои позиции в борьбе с пуштунским движением «Талибан» (запрещено в РФ – прим. ред.), и к октябрю 2001 года контролировали лишь 5% территории страны в провинциях Тахор и Бадахшан. Во-вторых, последующие двадцать лет эта страна фактически была оккупирована внешними силами в лице блока НАТО. И, наконец, «персоязычность» Афганистана можно признать с большими оговорками, так как существование на его территории таджиков и хазарейцев с середины XVIII века связано с большими проблемами из-за пуштунского этнополитического доминирования.

Единый фронт национального сопротивления?

Сегодня на южных рубежах постсоветского пространства, похоже, реализуются самые негативные сценарии. Таджикистан остался единственной страной СНГ, которая последовательно отказывается идти на сделку с талибами. Такая позиция представляет большую опасность для «Талибана», так как Таджикистан может использоваться другими странами, недовольными приходом талибов к власти, в качестве центра и плацдарма для организации поддержки сил сопротивления. Опасность вторжения боевиков из Афганистана, о которой долго говорилось, как о возможном следствии победы талибов, приобретает реальные черты. Новое афганское руководство обвиняет Душанбе во вмешательстве в дела страны и стягивает силы к границе.

24 сентября Президент Таджикистана Эмомали Рахмон построил вокруг критики талибов свое виртуальное выступление на сессии Генассамблеи ООН. По его словам, приход к власти талибов, которых, как не преминул напомнить президент, Совет Безопасности ООН внес в список террористических групп, «еще больше усложнил и без того непростой геополитический процесс в регионе... Новая власть, – продолжал Рахмон, – нарушает права многих этнических групп, особенно таджиков».

На следующий день Президент Таджикистана на встрече с министром иностранных дел Пакистана Шахом Мехмудом Куреши заявил, что государственный строй в Афганистане должен быть определен путем волеизъявления и с учетом позиции всех граждан страны: «Таджикистан не будет признавать никакого другого правительства, сформированного в этой стране путем угнетения и преследования, без учета позиции всего афганского народа, особенно всех его национальных меньшинств», – приводит слова президента его пресс-служба. Он добавил, что таджики должны занимать достойное место в будущем правительстве Афганистана.

Чтобы подчеркнуть свое неприятие нового режима, в Душанбе делали такие демонстративные шаги, как воздание посмертных почестей двум лидерам антиталибской борьбы: возглавлявшему «Северный альянс» Ахмад Шаху Масуду и экс-президенту Афганистана Бурхануддину Раббани. Своим указом от 2 сентября президент Эмомали Рахмон удостоил их высшей государственной награды республики – ордена Исмаила Самани.

Эту позицию представители Таджикистана транслировали не только внутри республики, но и на международных форумах, включая саммиты ШОС и ОДКБ.

 После этого заместитель главы талибского правительства Абдул Гани Барадар выступил с резкими заявлениями в адрес соседней республики: «Таджикистан вмешивается в наши дела, но на каждое действие есть противодействие», – сказал он.  В приграничную с Таджикистаном провинцию Тахар были передислоцированы «десятки спецназовцев армии Мансури Исламского эмирата Афганистан (название воинского подразделения – прим. ред.) для отражения возможных угроз».

На этом фоне президент Таджикистана Эмомали Рахмон принял парад военнослужащих, пограничников и сотрудников правоохранительных органов на границе с Афганистаном в Дарвазском районе, сообщила его пресс-служба.

Военный парад прошел с участием 2000 солдат и офицеров и 50 единиц военной техники (Дарвазский район входит в состав Горно-Бадахшанской автономной области и граничит с Афганистаном). Две тысячи молодых людей из кулябской зоны Хатлонской области на юге Таджикистана обратились к руководству страны с просьбой разрешить им отправиться в Панджшер на помощь силам сопротивления под командованием Ахмада Масуда, сына полевого командира Ахмад Шаха Масуда.

Однако уже к 10 сентября талибы взяли под контроль всю долину Панджшера и вынудили тысячи ее жителей покинуть свои дома. Первый и последний очаг таджикского сопротивления талибам пал.

Конечно, зная, что такое партизанская война в условиях Среднего Востока (а в Афганистане другой войны и не знают), можно предположить, что очаги сопротивления талибам будут возникать еще долгие годы по всей горной системе Гиндукуша и Сафед-Куха.

Таджики являются второй по численности этнической группой Афганистана. Из-за того, что последняя перепись в стране проводилась в 1979 году, их точная доля в составе населения неизвестна и оценивается в 30–40%. Президент Таджикистана и вовсе утверждает, что таджиков в стране «более 46%». Как бы то ни было, неоспоримым фактом является то, что, таджикская община представляет собой влиятельный элемент афганской политики, и новая власть ревниво воспринимает любые попытки соседних государств им воспользоваться.

Однако, судя по всему, реальное объединение Большого Ирана в рамках государственных образований может произойти лишь в случае распада Афганистана и отделения от него северной части страны (речь идет, приблизительно, о территории нынешних провинций Герат, Баглан, Фарьяб, Джуазджан, Сарыпул, Бамиан, Балх, Саманган, Кундуз, Тахор, Бадахшан, Парван) от пуштунского юга и создания самостоятельного государства (или ряда государств). По нашим оценкам, этот процесс реально произойдет в течение ближайшего года. Только тогда станет возможным создание полноценного Персоязычного союза на территории исторического проживания народов, говорящих на трех братских языках: фарси-дари-таджикском.

Можно согласиться с мнением ряда комментаторов, считающих, что нынешний бескомпромиссный подход Душанбе вызван стремлением Рахмона и его ближайшего окружения закрепить свою власть. Выступая в роли защитника таджиков по ту сторону границы, они распаляют националистические настроения и отвлекают население от социально-экономических проблем. Однако при этом следует помнить, что нынешняя политическая линия Таджикистана является последовательным продолжением осуществления грандиозного проекта СПГ. Даже при мудром молчании Тегерана.