Новая «Большая Игра» на море

В прошлом месяце Индия впервые с 2007 года включила Австралию в свои ежегодные военно-морские учения, носящие название «Малабар». Учения проводились в Бенгальском заливе и Аравийском море, в них также участвовали США и Япония, которые присоединились к учениям в качестве постоянного члена только в 2015 году. Недавно объявленное включение Австралии отражает растущую озабоченность по поводу усиления морского могущества Китая в Евразии, от Средиземного моря и Индийского океана до Восточной Азии и Арктики. «Малабар» противопоставляется ежегодным учениям, проводимым Китаем и Россией, которые носят название Joint Sea.

С 2012 года Россия и Китай проводят совместные военно-морские учения, чтобы укрепить свои отношения, а также отточить свои военно-морские технологии и платформы. В течение первых нескольких лет учения Joint Sea в основном проводились в Восточной Азии, включая Желтое море, Японское море, Восточно-Китайское море и Южно‑Китайское море.

Но за последние несколько лет две страны расширили область учений – сначала до Средиземного моря в 2015 году, а затем до Балтийского моря в 2017 году. Учения также были связаны с усилением военно-морского присутствия в регионе: в прошлом месяце Россия объявила о 25-летнем соглашении о базировании в Порт-Судане четырех военных кораблей и 300 военнослужащих.

Это дополняет укрепление российского военно-морского господства на Черном море после захвата Крыма в 2014 году (в переводе сохранен авторский стиль - прим.ред.), а также модернизацию и усиления присутствия на военно-морской базе в сирийском Тартусе вскоре после этого. В то же время Китай построил свою первую военно-морскую базу в Джибути в 2017 году на фоне дальнейших переговоров о том, что он ищет новые опорные пункты.

Эти постоянно расширяющиеся учения и места базирования представляют собой появление новой «Большой Игры» на море, где рост военно-морского могущества угрожает дальнейшей дестабилизацией в Индо-Тихоокеанском регионе и за его пределами. Но Соединенные Штаты, Индия, Япония и Австралия, среди прочих, могут помочь сбалансировать эти тревожные тенденции за счет более широкого морского сотрудничества и инвестиций в модернизацию и расширение военно-морских сил, а также поддержки новых партнерских отношений с региональными державами-единомышленниками.

Основные соперники на евразийском континенте – Китай, Россия и Индия – возглавляют эту зарождающуюся гонку морского соперничества великих держав, стремясь к повышению глобального престижа и достижению статуса великой державы. Это стремление к повышению международного престижа привело к росту инвестиций в стратегические инструменты национальной мощи, а именно военно-морские силы. Это, в свою очередь, привело к усилению военно-морской борьбы и военно-морской конкуренции в акватории Евразии.

Навализм (navalism) – наращивание военно-морского могущества – понятие, которое давно присутствует в нашем лексиконе, но сегодня применяется нечасто. Как пишет историк Крейг Саймондс, «навалистов обычно заботили имидж, честь, престиж и дипломатическое влияние. … Для них военно-морской флот был физическим свидетельством национальной зрелости». В конце XIX – начале XX веков «навализм стал своего рода идеологией, в которой патриотизм, экономика и личные интересы переплетались с интересами обороны и безопасности».

По мере роста экономики страны на международном уровне возникает необходимость защитить зарубежные рынки, а также морские пути сообщения, по которым перевозятся товары и богатства страны. Как однажды написал морской стратег Джулиан Корбетт в защиту британского навализма в начале 20 века:

«Мы имели могущество закрыть океаны. … Но вместо того, чтобы сделать это, мы открыли их для всего мира, и не только. В течение долгих лет нашего мирного господства британский флот трудился без устали, нанося на свои карты самые отдаленные уголки, находя новые пути и очищая их от опасностей, с которыми сталкивается честная торговля от Алжира до Востока. И все это было подарком миру, за который мы не просили благодарности».

С момента окончания Второй мировой войны и, конечно же, с момента окончания «холодной войны», ВМС США взяли на себя роль, аналогичную британскому навализму, защищая свободное и открытое глобальное достояние на благо мирового порядка и стабильности.

Сегодня навализм частично изменился по сравнению с тем, чем он был более века назад, и его можно разделить на более широкие инвестиции в военно-морское развитие (корабли и персонал), военно-морские или прибрежные оборонные технологии (оружие и кибер‑возможности) и общую военно-морскую деятельность (военно-морская дипломатия и учения) – как в региональных, так и в зарубежных морях.

Но исторический навализм и энтузиазм по поводу национального флота все еще находят отклик в сердцах людей. Великие державы мира жаждут создания и развития военно-морского флота, который будет демонстрировать всему миру глобальный масштаб амбиций, мощь и национальный героизм, вызывая всеобщее восхищение. Навализм также связан с более широкой исторической траекторией великих держав за счёт военно-морского господства.

С тех пор, как в 2013 году Китай выступил с инициативой «Морской шелковый путь», он столкнулся с усиливающимся давлением, стремясь обеспечить и защитить свои растущие инвестиции на окраинах и водных путях Евразии. Обширные морские регионы Евразии включают некоторые из наиболее важных стратегических проливов в мире, а также 27 из 30 крупнейших контейнерных портов мира.

Торговля между Азией и Северной Европой, Средиземным морем или Ближним Востоком, взятыми вместе, в последние годы составляла примерно 27,7 миллиона двадцатифутовых эквивалентов в год, что делает торговые пути восток-запад и запад‑восток одними из крупнейших и самый загруженный в мире. По некоторым оценкам, в ближайшие годы Китай будет доминировать в 17 из 25 крупнейших торговых направлений мира. Недавно Китай был назван крупнейшим мировым торговым партнером, обогнав США с годовым объемом торговли около 4 миллиардов долларов.

Хотя, по некоторым оценкам, Китай по-прежнему отстает от Соединенных Штатов по расходам на оборону, текущий оборонный бюджет Китая превышает совокупный бюджет его основных региональных соседей, включая Японию, Южную Корею, Филиппины и Вьетнам. Изрядная часть возросших расходов Китая на оборону привела к тому, что больше внимания уделяется безопасности на море, защите его геоэкономических инвестиций и возможностям усиления могущества вдоль морских коммуникационных путей Евразии и других жизненно важных водных путей.

Например, в следующие несколько лет флот Народно-освободительной армии, вероятно, будет иметь более 330 боевых кораблей, и это число, возможно, вырастет примерно до 430 надводных кораблей и 100 подводных лодок к 2030 году, если текущие темпы производства сохранятся. В настоящее время военно-морской флот Китая насчитывает более 300 кораблей, подводных лодок и современных ракетных катеров.

Китай добился успеха в своих усилиях по модернизации и расширению военно‑морских сил, отчасти благодаря закупке передовых российских эсминцев, подводных лодок и противокорабельных крылатых ракет, которые дают военно-морским силам Народно-освободительной армии опыт эксплуатации сложных платформ. Первым китайским авианосцем стал модернизированный советский авианосец под названием Liaoning, официально вошедший в состав военно-морского флота в 2012 году.

В мае 2018 года НОАК начала ходовые испытания своего первого отечественного авианосца Shandong. Спустя 18 месяцев, в конце 2019 года, судно Shandong было быстро введено в эксплуатацию. Некоторые ученые утверждают, что подъем военно-морского флота Китая следует рассматривать как стремление быть «ответственной великой державой», поддерживая порядок на море с помощью совместных средств, таких как борьба с пиратством или терроризмом.

Но в Соединенных Штатах и в других странах растет консенсус в отношении того, что Китай все больше тяготеет к политическому реализму (realpolitik), особенно по мере того, как он наращивает присутствие своих военно-морских сил и преуспевает в сотрудничестве с Россией для распространения чувства силы и единства в Евразии.

Для сравнения, Индия занимает седьмое место в списке самых мощных военно‑морских сил мира со 137 кораблями, включая один авианосец и еще один, который в настоящее время проходит бассейновые испытания. Военный бюджет Индии увеличился на 5,5% – до 63,9 млрд долларов – в 2017 году, что поставило её в первую пятерку мировых лидеров, сразу после России.

В 2018 году оборонный бюджет Индии вырос до 66,5 млрд долларов, а в 2019 году увеличился еще на 6,6 процента. Развитие военно-морского флота и совершенствование вооружений оставались приоритетом, несмотря на колебания в распределении военно‑морского бюджета на протяжении многих лет.

Индия, например, успешно представила свою сверхзвуковую ракету BrahMos (часть совместного индийско-российского предприятия), которая может быть эффективно использована в многопрофильном сражении (земля-воздух-море).

Хотя Индия по-прежнему погрязла в бюрократической волоките, в добавок сохраняя ориентированность на сухопутное сдерживание в области своих северных границ с Китаем, некоторые аналитики полагают, что она и дальше будет делать развитие и модернизацию военно-морского флота важным приоритетом в будущем, стремясь к статусу великой державы.

Поскольку Индия, наряду с Китаем и Россией, все больше использует военно‑морскую мощь, это приводит к усилению секьюритизации многих спорных морей Евразии. Каждая держава аналогичным образом вкладывала средства в усиление государственных военно-морских маневров и растущие возможности расширения могущества – вместе с увеличением числа иностранных военных баз или доступа к стратегическим портам, – что связано с более крупными тенденциями зарождающегося военно-морского флота.

Эти факторы повышают риск возможности столкновения между соперничающими державами – непреднамеренного или иного – где-нибудь на спорных водных путях Евразии. Например, в 2018 году военные корабли Китая и США чуть не столкнулись, когда Соединенные Штаты выполняли операцию по обеспечению свободы судоходства в спорных водах Южно-Китайского моря.

В прошлом году российский военный корабль, проплывший 1180 миль (1900 километров) от порта приписки Тихоокеанского флота во Владивостоке, агрессивно маневрировал в сторону американского военного корабля в Филиппинском море, что почти привело к столкновению. Это тревожный знак грядущих событий.

Новая морская эра уже наступила, и это потребует от Соединенных Штатов, их партнеров и союзников ловких политических рецептов, управляющих расширяющимся – и порой агрессивным – присутствием в открытом море и военно-морскими возможностями Китая и России в акватории Евразии.

Учитывая, что американская экономика находится под давлением и прогнозируется растущий дефицит федерального бюджета из-за COVID-19, Соединенные Штаты в ближайшем будущем столкнутся со значительными внутренними и финансовыми проблемами, которые приведут к необходимости повышения приоритетности внешней политики США.

Несомненно, Соединенные Штаты продолжают поддерживать прочные отношения с Южной Кореей, Тайванем, Австралией и другими государствами-членами Ассоциации государств Юго-Восточной Азии. Но Соединенным Штатам следует делать больше для продолжения взаимодействия с этими ключевыми партнерами и союзниками. Этому будут содействовать дополнительные совместные многосторонние учения, продажа оружия, передача передовых технологий и более широкий обмен разведданными с Индией (важнейшим партнёром США) и другими державами Юго-Восточной Азии.

Содействие большей оперативной совместимости между Соединенными Штатами и их азиатскими союзниками обеспечит лучшую готовность в случае крупного конфликта. Кроме того, Соединенным Штатам следует начать думать более стратегически о расширении масштабов и сферы действия Четырехстороннего диалога по безопасности между Соединенными Штатами, Японией, Индией и Австралией.

Некоторые официальные лица предложили мне расширить состав «четверки», включив в него других стратегических союзников, таких как Великобритания и Франция, у которых также есть серьезные интересы в Индо-Тихоокеанском регионе. Некоторые аналитики аналогичным образом призывали к созданию (хотя это и маловероятно) «азиатского НАТО», которое возникнет из «четверки».

США, помимо «четверки», должны поощрять и поддерживать Японию сверх ее текущих обязательств. Соединенные Штаты, например, должны содействовать продвижению инициатив Японии в области экономического развития и расширению военно-морских операций в Индо-Тихоокеанском регионе.

От Джибути до Индии и Шри-Ланки растущее присутствие Японии становится важным противовесом расширяющемуся влиянию Китая. Со времен холодной войны имперское наследие Японии оказало влияние на формирование её Морских Сил Самообороны и определило их усилия по модернизации. Также вооруженным силам было создано более четкое представление о их миссии и цели.

Морские Силы Самообороны сегодня уделяют приоритетное внимание безопасности Восточной Азии, связанной с защитой японского архипелага и спорных морских территорий. Служба также уделяет все большее внимание защите морских коммуникаций, чтобы обеспечить надёжный порядок на море во всем мире.

Однако по мере того, как Япония углубляется в Индийский океан, она все активнее занимается вопросами международной морской безопасности по сравнению со своим имперским прошлым.

Некоторые утверждали, что военно-морской флот Японии ограничен в дальнейшем военно-морском развитии или расширении статьей 9 Конституции Японии. В то время как другие заявляли, что Япония всегда придерживалась морского стратегического подхода – и такой позиции, которая является адаптируемой и гибкой, а потому пригодной для поддержания регионального морского контроля в качестве основной задачи.

Несмотря на это, Япония по-прежнему полагается на Соединенные Штаты, чтобы заполнить определенные пробелы в военно-морском потенциале. В дальнейшем проблема как для Соединенных Штатов, так и для Японии будет заключаться в том, как они представляют себе морскую позицию Японии и возможности проецирования силы через Индо-Тихоокеанский регион. Исторически Япония никогда не выходила за пределы Малаккского пролива, за исключением короткого периода в разгар Второй мировой войны.

Восточноазиатское наследие Японии также усугубляет дипломатическую деликатность общей ситуации. Тем не менее, из-за глубоко исторических и все более институционализированных военно-морских отношений между США и Японией, Японии будет труднее, если она того пожелает, принять более независимый стратегический подход к морской безопасности в Индо-Тихоокеанском регионе. Заглядывая далеко вперёд, согласно официальным данным, министерство обороны США в настоящее время поддерживает 121 базу в Японии.

Помимо Японии, Индия также должна делать больше для защиты своих морских территорий. Она имеет исторически ориентированные приоритеты национальной безопасности, направленные внутрь вдоль спорной гималайской границы (как с Китаем и Пакистаном в Кашмире). Несмотря на эту устойчивую напряженность, Индии следует продолжать стратегически мыслить о своей будущей морской безопасности и защите побережья.

Китай уже разместил значительные подкрепления вдоль оспариваемых территориальных границ, но в последние годы он также начал уделять больше внимания своему морскому присутствию в Индийском океане, будь то демонстрация военно-морской мощи или геоэкономические инвестиции в таких странах, как Мальдивы или Пакистан.

Другими словами, Индия значительно ограничена в степени давления, которое она может оказать на Китай вдоль оспариваемой границы. Как бы то ни было, морское пространство предлагает Индии геостратегическую арену для разработки новых способов оказания давления (или угрозы давления) на Китай, поскольку он по природе уязвим, действуя вдали от своих берегов.

В самом деле, Индия полагается на морские пути сообщения для своего выживания так же, как Китай и другие страны, и поэтому она должна мыслить стратегически – о том, как могла бы ответить Китаю в открытом море в будущем.

Однако Индии по-прежнему следует сосредоточиться на укреплении своей морской обороны, совместной готовности и других региональных и глобальных партнерских отношениях, включая региональные институты, такие как Ассоциация побережья Индийского океана, если она хочет правильно управлять растущей морской конкуренцией с Китаем.

Более того, Индия должна быть готова к наихудшему сценарию, который предусматривает возможность осады с двух фронтов (на суше и на море). Некоторые предполагают, что Китай мог бы сбрасывать ракеты из Тибета по индийским военным кораблям, пересекающим Бенгальский залив. Вот почему совместные ответные меры Индии в воздухе, на суше и на море будут иметь решающее значение.

Или, что еще хуже, Китай может использовать Пакистан в качестве дополнительного средства угрозы Индии. Некоторые индийцы открыто предполагают, что Китай, возможно, замышляет помочь Пакистану в разработке его собственных технологий блокирования территорий, которые могли бы сдерживать Индию на море в будущем конфликте.

Хотя дополнительные инвестиции в военно-морской флот Индии только подпитывают силы региональных союзников, Индия справедливо обеспокоена усилением на море Китая – и тем, как Китай использует Пакистан против неё.

Народно-освободительная армия или поддерживаемые Китаем частные военные корпорации, вероятно, станут более активными и агрессивными в защите китайских инвестиций и интересов в рамках инициативы «Один пояс и один путь» и морского шелкового пути, поскольку они превращаются в надежную сеть развития и торговли.

Что касается структуры будущих морских сил, которые удовлетворяют растущие потребности Индии в море, этой стране следует проявлять осторожность, чтобы полностью не попасть в ловушку инвестиций исключительно в обычные корабли и другие связанные с ними платформы. Бюрократия также должна иметь возможность поддерживать будущие усилия Индии по модернизации военно-морского флота.

Хотя инвестиции в обычные боевые корабли являются сигналом для Китая и других стран, ВМС Индии должны вкладывать больше средств как в свои морские силы, так и в десантные возможности, а также в свои подземные или подводные активы и платформы.

Например, подводное вооружение Индии могло бы быть больше и, следовательно, эффективнее, если бы было выделено больше ресурсов. Индия уже инвестировала средства в войну с подлодками, но она также могла бы инвестировать в технологии предотвращения доступа на Андаманские и Никобарские острова как один из способов подготовки к будущим вызовам в открытом море.

Кроме того, Индии следует больше инвестировать в модернизацию структуры своих военно-морских сил, уделяя особое внимание новым возможностям (используя, например, подводные дроны) для защиты своих морских территорий и береговых линий, а также для сбора лучшей разведывательной информации и осведомленности о морской сфере.

Если Индия не продолжит поддерживать более адаптивную и новаторскую структуру вооружённых сил, она рискует оказаться неспособной эффективно конкурировать с Китаем в открытом море.

Помимо стратегических инвестиций в структуру своих вооруженных сил, Индии следует делать больше для содействия совместным учениям и усилиям по наращиванию потенциала со странами-партнерами в Индо-Тихоокеанском регионе.

Индия, например, умело наладила более тесные связи с Индонезией, что продемонстрировал первый официальный визит премьер-министра Нарендры Моди в Джакарту в мае 2018 года. В ходе визита главы двух государств изложили совместное видение морских проблем Индо-Тихоокеанского региона, а также объявили о повышении двусторонних отношений до «всеобъемлющего стратегического партнерства», что включало подписание соглашения о сотрудничестве в области обороны.

Помимо Индонезии, Индии следует продолжить свою информационно‑пропагандистскую деятельность и дипломатические усилия в Юго‑Восточной Азии, включая наращивание партнерского потенциала с Вьетнамом и Филиппинами.

Индия также могла бы выступить в качестве дипломатического посредника для Японии в Юго-Восточной Азии, где Япония, в силу своей сложной региональной истории, должна применить более деликатный и нюансированный подход к дипломатическому взаимодействию и информационно-пропагандистской работе.

Наконец, Индии следует стратегически думать о том, как она превратится в действующий военный форпост, а не о базировании в Индийском океане.

Индия поступила мудро, заключив несколько соглашений о базовом доступе со стратегическими партнерами, такими как США, Франция и Оман. Моди и его кабинет проницательно уделили больше внимания наращиванию возможностей вооруженных сил и флота для действий с Андаманских и Никобарских островов, включая выделение дополнительных ресурсов на инфраструктурные проекты и проведение близлежащих военных учений.

Даже если размещение более постоянных сил в виде базы на Андаманских и Никобарских островах окажется более трудным и дорогостоящим в краткосрочной перспективе – в Порт-Блэре, например, нет надлежащего прикрытия для судов, все еще не хватает некоторых базовых инфраструктурных потребностей, – важно, чтобы Индия укрепила другие свои возможности, включая информирование о морских владениях и аванпосты сигнальной разведки.

Индия уже начала более тесно сотрудничать с Соединенными Штатами по обеспечению взаимодействия и безопасности в дополнение к другому базовому информационному сотрудничеству. Обмен и сбор информации будут иметь решающее значение как для Индии, так и для США и региональных держав. Аналогичные программы следует финансировать и распространить на других партнеров в Индийском океане.

Хотя содействие распространению идеи навализма среди союзников и партнеров сопряжено с определенными рисками, более крупные и более мощные региональные военно-морские силы помогут компенсировать часть глобального бремени, с которым сталкиваются военные США, продолжая адаптироваться к новой глобальной стратегии, особенно в условиях финансовых ограничений. Расширение многостороннего морского сотрудничества между державами-единомышленниками во многом поможет управлять растущим морским присутствием Китая и России в преддверии новой «Большой Игры» на море.