Неизвестный Аракчеев

Граф Алексей Андреевич Аракчеев является и по сей день одной из самых негативно мифологизированных фигур русской истории, несмотря на то, что в течение последних двух десятилетий о нем появился ряд серьезных работ, существенно меняющих традиционные представления об этом государственном деятеле.

 Алексей Андреевич родился 23 сентября 1769 года в небольшом селе Гарусово Вышневолоцкого уезда Новгородской губернии. Род Аракчеевых не отличался родовитость и знатностью и происходил от Фомы Аракчеева, пожалованного поместьем в Бежецкой пятине в 1607 году. Правнук этого родоначальника, Иван Степанович, отличился в войне с Польшей при царе Алексее Михайловиче, проявив и «ратоборство и храбрость». Прадед Аракчеева участвовал почти во всех войнах Петра I, а дед, Василий Степанович, был убит в 1735 году, во время похода русской армии в Крым. Отец Аракчеева, Андрей Андреевич, служил в лейб-гвардии Преображенском полку, вышел в отставку в чине поручика, женился на Елизавете Андреевне Витлицкой и занялся хозяйством. Воспитанием Аракчеева занималась мать, набожная, умная, властная и энергичная женщина, державшая всю семью в строгости и послушании. Она привила Аракчееву стремление к постоянному труду, строгому порядку, аккуратности и бережливости. Грамоте и арифметике Аракчеева учил сельский дьячок.

В 1785 году Аракчеев поступил в один из лучших кадетских корпусов – Петербургский артиллерийский и инженерный шляхетский корпус. В корпусе преподавали арифметику, геометрию, начала тригонометрии, фортификацию и артиллерийское дело, изучали французский, немецкий и латинский языки. В «верхних» классах преподавание велось только на иностранных языках. Из «изящных» дисциплин кадет обучали танцам и фехтованию. Кадет воспитывали «в страхе Божием и в страхе розог». Аракчеев получил репутацию отличного кадета «как по наукам, так и по поведению». Он особенно отличался в изучении военно-математических наук, не имея больших склонностей к гуманитарному циклу. Он свободно читал по-французски, но имел плохое произношение,  по-немецки же говорил довольно бегло. В чине сержанта Аракчеев был назначен преподавателем арифметики и артиллерии (1784 год). В 1787 году, по завершении курса обучения, Аракчеев, как один из лучших выпускников, в чине армейского поручика был оставлен в корпусе преподавателем математики и артиллерии  и через два года был назначен командиром одной из лучших, специально отобранных артиллерийских команд корпуса.

В 1790 году Аракчеев был назначен адъютантом начальника корпуса генерала П. И. Мелиссино. В 1792 году Мелиссино рекомендовал Аракчеева в качестве артиллериста-практика на службу в Гатчину в войска великого князя Павла Петровича, будущего императора Павла I. Убедившись в опытности Аракчеева, наследник престола назначил его командиром артиллерийской роты и произвел в капитаны от артиллерии и премьер-майоры. В короткий срок Аракчеев привел в образцовый порядок всю гатчинскую артиллерию.  В итоге, в подчинении Аракчеева оказались все гатчинские войска и жители Гатчины.

После восшествия на престол Павла I Аракчеев был произведен в генерал-майоры и получил богатую Грузинскую вотчину в Новгородской губернии (более 2 тысяч душ крепостных).  Ему были одновременно поручены три должности: коменданта Петербурга, командира Преображенского полка и генерал-квартирмейстера всей армии (1797 год). При этом Аракчеев обучал военному делу наследника престола, великого князя Александра Павловича, будущего Александра I.

Стиль деятельности Аракчеева отличался педантичностью и крайней дисциплиной, личным самоограничением, колоссальной волей и невероятной работоспособностью, жесткой требовательностью, доходящей до жестокости (которую, однако, позднейшие мемуаристы невероятно преувеличивали, вложив свою лепту в создание негативного мифа об Аракчееве – «гатчинском капрале», «обезьяне в мундире», «временщике», «Змее Горыныче» и т. п.). Наряду с этим известны и случаи, когда Аракчеев наказывал офицеров за жестокое обращение с солдатами.

После кратковременной опалы, на которые был щедр Павел I, в 1799 году Аракчеев был пожалован графским титулом. В его герб император сам вписал девиз: «Без лести предан». Однако вскоре последовала вторая опала, из ссылки Аракчеева возвратил уже новый император Александр І.

Возвращенный на службу Аракчеев был назначен инспектором всей артиллерии (1803–1808 годы). На этом посту Аракчеев внес огромный вклад в переустройство всего артиллерийского дела в русской армии. Под его руководством была создана первоклассная по тому времени артиллерия, прекрасно показавшая себя в сражениях 1805–1809 годов и сыгравшая немалую роль в Отечественной войне 1812 года. Военно‑административная деятельность, а не вопросы стратегии, была подлинным призванием Аракчеева, который в силу этого обстоятельства не принимал участия в боевых действиях. Современные историки считают, что он был прежде всего блестящим военным организатором, новатором и талантливым реформатором.

13 января 1808 года он был назначен военным министром. Возвышение Аракчеева – жесткого, точного и волевого исполнителя – было ответом на недовольство русским обществом условиями Тильзитского мира с Наполеоном, континентальной блокадой, унижавшими чувство национального достоинства. Управлять военным министерством Аракчееву приходилось в условиях военного времени. Россия продолжала вести войны с Ираном (1804–1813 годы), Турцией (1806–1812 годы), со Швецией (1808–1809 годы), с 1809 года Россия находилась в состоянии войны с Австрией и, в результате участия в «континентальной блокаде», – с Англией. За два года Аракчеев сумел провести ряд значительных преобразований, особенно в комплектовании и обучении строевого состава. Изменениям подверглась и материальная часть армии.

В ходе русско-шведской войны 1808–1809 годов Аракчеев с присущей ему энергией сумел наладить снабжение действующих армий всем необходимым: обученными рекрутами, провиантом, фуражом, оружием, боеприпасами. Им были приняты необходимые меры по укреплению Балтийского побережья России от возможных враждебных действий со стороны Англии. Но наиболее значительной была роль Аракчеева не только в материальном обеспечении, но и в непосредственном воздействии на ход военных операций. Его настойчивость заставила генералов Б. Ф. Кнорринга и М. Б. Барклая де Толли предпринять труднейший переход по льду Ботнического залива, перенести боевые действия на территорию Швеции и тем самым решить исход всей кампании и судьбу Финляндии.

В 1810 году Аракчеев в знак протеста против либерального курса, проводимого М. М. Сперанским, и поведения императора, который скрыл от него подготовку «Учреждения Государственного Совета», покинул пост военного министра. По рекомендации Аракчеева на пост военного министра был назначен М. Б. Барклай де Толли. Вскоре, по категорическому настоянию Александра I, Аракчеев  возглавил департамент военных дел в Государственном совете.

В Отечественную войну 1812 года роль Аракчеева резко возрастает. Уже 14 июня 1812 года он был вновь призван к управлению военными делами. В автобиографических отметках, сделанных им на семейном экземпляре Евангелия, Аракчеев отмечал: «вся французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления императора». Вряд ли он что-либо преувеличивал. Он и в самом деле исполнял должность почти единственного секретаря государя во время Отечественной войны и был единственным докладчиком у Александра I практически по всем вопросам: военным, дипломатическим, по управлению, снабжению армии и т. п., ведя грандиозную работу, без которой невозможно было вести военные действия против Наполеона. Такова же была его роль и в кампании 1813–1814 годов. Летом 1814 года император за успехи в организации русской армии хотел наградить Аракчеева званием фельдмаршала, однако тот категорически отказался. Таким образом, Аракчеев был одной из ключевых фигур Отечественный войны.

Со второй половины 1814 года все дела, касающиеся государственного устройства и управления, рассматривались и готовились к всеподданнейшему докладу только канцелярией Аракчеева. Через него шли представления всех министерств и нередко даже «мнение» Государственного совета. В августе 1818 года Аракчеев был назначен руководителем канцелярии Комитета министров и тем самым получил официальную возможность влиять на важнейшие решения. Выдвижение Аракчеева стало зримым симптомом нарастания авторитарных тенденций во внутренней политике Александра I. Практически, именно Аракчеев осуществлял в то время, по воле Александра I, общее руководство внутренней политикой России, беря на себя бремя исполнения непопулярных решений. Только ему полностью доверял монарх.

В 1817–1825 годах по поручению монарха Аракчеев занимался организацией военных поселений со званием главного начальника военных поселений. Первоначально Аракчеев был противником создания военных поселений, но затем подчинился воле государя. Военные поселения, по замыслу царя, должны были значительно сократить государственные расходы на содержание армии, ликвидировать рекрутские наборы в мирное время и тем самым облегчить экономическое положение страны, создать зажиточное военно-земледельческое сословие, обеспечить прикрытие границ и сократить передислокацию войск в случае военных действий. Военные поселения были созданы в Новгородской, Могилевской, Витебской, Слободско-Украинской, Херсонской и Екатеринославской губерниях. В управлении военными поселениями чисто военные функции (боевая подготовка войск) сочетались с хозяйственными (организация строительных и мелиоративных работ, транспорта, промышленности и сельского хозяйства). Одновременно использовались крайние формы принуждения (насильственное прикрепление поселян к земле, лишение их права заниматься торговлей, отходничеством и промыслами, регламентация многих сторон жизни и т. д.), что приводило к разорению поселенческих крестьян и иногда довольно масштабным волнениям.

Одновременно с созданием военных поселений Аракчеев разработал по поручению царя в 1818 году проект освобождения крестьян. Согласно этому проекту, крепостные крестьяне и дворовые люди с согласия помещиков постепенно выкупались казной. Кроме того, государство должно было выкупать по две десятины пахотной земли на каждую ревизскую душу. На покупку крестьян и земли правительство должно было отпускать ежегодно по 5 миллионов рублей, покрывая недостаток денег выпуском особых казначейских билетов. Проект Аракчеева получил одобрение Александра I, но вместе с тем, несмотря на его секретность, стал известен дворянским кругам и вызвал с их стороны мощное противодействие. В итоге, Александр I не решился представить его на обсуждение в Государственный совет.

В этот период Аракчеев активизировал связи с основными деятелями «русской партии». Так, в марте 1816 года состоялось личное знакомство Н. М. Карамзина, приехавшего в столицу с целью добиться аудиенции у императора для переговоров об издании «Истории государства Российского», с Аракчеевым. Обстоятельства этого события в либеральной и советской историографии обычно трактуют как морально неприемлемые для историографа, не желавшего поначалу в принципе встречаться с «временщиком». Тем не менее, после их встречи Карамзин писал: «я нашел в нем человека с умом и с хорошими правилами. Вот его слова: "учителем моим был дьячек: мудрено ли, что я мало знаю? Мое дело исполнять волю Государеву. Если бы я был моложе, то стал бы у вас учиться: теперь уже поздно" <…> Следственно и Граф Аракчеев обязался способствовать моему скорейшему свиданию с Государем; даже уверил меня, что это откладывание не продолжится». М. П. Погодин так оценивал роль Аракчеева в организации встречи историографа с царем: «все старания и все посредства оканчивались ничем до свидания с графом Аракчеевым, который обещал исходатайствовать аудиенцию, и на другой день сдержал свое слово: Карамзин был принят и осыпан ласками и милостями». «Чтобы попасть в рай, нельзя было избежать чистилища, где заседал суровый игумен», афористично отмечал историк-консерватор Н. К. Шильдер. Несмотря на первоначальную обиду, детально и достаточно тенденциозно описанную в литературе, Карамзин в дальнейшем с уважением относился к Аракчееву. 14 сентября 1825 года он писал: «Государственный человек, огорченный ужасным домашним происшествием (убийством любовницы Аракчеева, Н. Минкиной – А.М.), отказался от всех дел, как слышно: заменить его другим нелегко. Дельных людей на большой сцене у нас не много». Оценки Аракчеева, сделанные Карамзиным – «человек с умом и хорошими правилами», «государственный человек» и т. д. – вряд ли были лицемерными.

Из-за встречи Карамзина с Аракчеевым Александр I удостоил Карамзина высочайшей аудиенции, в результате которой были выделены необходимые средства на издание «Истории государства Российского», он был награжден орденом св. Анны 1-го класса, а в 1824 году стал действительным статским советником. По докладу А. Н. Голицына император отдал распоряжение печатать «Историю государства Российского» без цензуры.

Отметим также, что в 1817 году Аракчеев при подписке на сочинения издателя консервативного журнала «Русский вестник» С. Н. Глинки отмечал, как ему приятно, что сочинитель, известный «полезными произведениями, какими обогатил он отечественную словесность», требует его ходатайства: «"Кто из Русских не принял бы в положении вашем участия", – писал Аракчеев и взялся быть представителем С. Н. Глинки пред тогдашним министром народного просвещения, князем А. Н. Голицыным».

В 1823–1824 годах Аракчеев выступил с санкции императора фактическим главой консервативной «русской партии», которая смогла добиться в 1822 году запрета масонских лож и отправить в отставку князя А. Н. Голицына, министра духовных дел и народного просвещения, который был проводником экуменического и мистико‑космополитического курса в конфессиональной политике и в образовании.

В силу ряда личных качеств Аракчеев вполне подходил на роль лидера «русской партии». В автобиографических записках протестант Е. Ф. фон Брадке, хорошо знавший Аракчеева, утверждал: «В церковном отношении он стоял на почве неподвижного православия; деятельность Библейского общества, вызов духовенства других исповеданий, влияние г-жи Крюднер и других мистиков внушали ему отвращение». Видный масон Н. И. Греч с отвращением называл его «поборником православия». Немаловажно и свидетельство Ф. В. Булгарина: «Главнейшее достоинство графа А. А. Аракчеева состояло в том, по моему мнению, что он был настоящий русак, как мы говорим в просторечии. Все русское радовало его, и все, что, по его мнению, споспешествовало славе России, находило в нем покровительство». Историк П. К. Щебальский отмечал: «Аракчеев был во всяком случае не галломан; многие, замечая, что он говорит не иначе, как по-русски, и имеет все признаки русского помещика средней руки, разумели его даже великим патриотом». По свидетельству великой княгини Александры Федоровны, Аракчеев демонстративно говорил только по-русски.

Именно в силу всех перечисленных свойств ему довелось сыграть весьма значительную роль в истории церковно-государственных отношений в конце царствования Александра I. В начале 1820-х годов возникла так называемая «православная оппозиция», которая выступила против демонстративного покровительства верховной власти представителям неправославных конфессий, мистикам, сектантам и масонам, резкого принижения статуса Православной Церкви в связи с увлечениями императора Александра I идеями надцерковного «универсального христианства» (официальную линию в религиозной сфере проводил министр духовных дел и народного просвещения князь А. Н. Голицын).

В 1823 году Аракчеев с санкции императора негласно возглавил «православную оппозицию». Историки либерального толка утверждали, что Аракчеев руководствовался исключительно соображениями личного свойства, пытаясь в еще большей степени упрочить свое положение при царе. Устраняя князя А. Н. Голицына, отвечавшего за проведение конфессиональной политики, Аракчеев не вникал в богословские хитросплетения, главным для него было удаление руками православных консерваторов влиятельного соперника. Существует и другая точки зрения, согласно которой Аракчеев был идейным патриотом и верным сыном православной церкви. Впервые ее выразил архимандрит Фотий (Спасский), который характеризовал Аракчеева в своих записках следующим образом: «О Графе Аракчееве кратко сказать можно то одно, что он, по примеру своих предков, предан царю, церкви и отечеству; слово царево был для него закон. Царь Александр из всех своих подданных никого более не любил, как графа Аракчеева, никто справедливее, точнее не исполнял царских велений, как Аракчеев. Сему одному все дела государственные, тайны сердца царева были более откровенны и известны; а посему самая императорская канцелярия с тайными делами вся была в руках его, все дела о церкви и вере в сие время ему же тайно были вверяемы». Высоко подчеркивал заслуги Аракчеева перед православной церковью и другой активный деятель «православной оппозиции» М. Л. Магницкий. В письме к Аракчееву от 31 января 1826 года он писал: «Я твердо убежден, что Господь ни в каком случае не оставит вас, милостивый государь, за великие услуги ваши святой Его церкви. Он верно поразит врагов ее; ибо исхода всех дел видно чудесное охранение дома царского и России».

Беспрецедентные тайные встречи архимандрита Фотия (Спасского) с Александром I в 1822–1824 годах, в ходе которых архимандрит подробно излагал императору точку зрения «православной оппозиции», организовывались Аракчеевым.

С санкции Аракчеева в 1823 году деятели «православной оппозиции» перешли в наступление на «мистическую партию» А. Н. Голицына. Аракчеев был связующим звеном между императором Александром I и митрополитом петербургским Серафимом (Глаголевским). Именно Аракчеев вместе с М. Л. Магницким были инициаторами встречи Александра I c Серафимом 17 апреля 1824 года.  Накануне Аракчеев и Магницкий смогли уговорить колеблющегося митрополита отправиться в царский дворец, где он должен был лично изложить императору сведения о том вреде, который нанес православной церкви князь Голицын, «открыть ему все козни врагов церкви и отечества, хитро перед ним дотоле скрываемые». Беседа императора и Серафима продолжалась беспрецедентно долго, около пяти часов.

После этого, в ночь с 22 на 23 апреля 1824 года, по поручению императора к Серафиму явился Аракчеев. При нем была записка, в которой было написано «дабы о. Фотий непременно при том тайном беседовании о делах веры и св. церкви был». Во время встречи, по словам Фотия, Аракчеев «старался от имени царя как-нибудь согласить во всем митрополита с князем Голицыным». Тогда Серафим и Фотий пошли на рискованный шаг, фактически предъявив царю ультиматум, причем в беспрецедентно резкой форме: Серафим «взяв белый клобук свой митрополичий, снял с главы своея, бросил на стол пред очами вельможи-любимца царева и сказал: "Граф! Верный слуга царев, донеси о сем царю, что видишь и слышишь; вот ему клобук мой; я более митрополитом быть не хочу, ежели дела в прежнем виде останутся; с князем Голицыным не могу служить как явным врагом клятвенным церкви и государства". Ему вторил Фотий: "Стой, владыко святый, не соглашайся ни в чем противном, на грех и на пагубу благочестию; будем крепки в слове и деле; что сказано царю, то верно, стой в слове до конца; лучше нам за правду Божию в заточение идти, нежели за нарушение нашей должности и нечестие в ад. <…> Теперь едино остается делать, ежели царь не исправит дело веры и не защитит благочестие, как царь благочестивый, – взять святое Евангелие в одну руку, а в другую св. крест, идти в Казанский собор и посреде народа возгласить: православные! Веру Христову попирают; а новую какую-то бесовскую хотят ввести; князь Голицын, Госнер пастор и прочие их сообщники все то делают! Послушай, граф, донеси царю, что сие быть может сделано; вся Россия узнает; жены и дети найдутся многие, которые за Преблагословенную Приснодеву Богородицу вступятся, свое сохраняя благочестие. Она, Владычица наша, вскоре придет на помощь: все, хотя с горестию, но уничтожится диавольское действо; падет враг, и путь нечестивых погибнет"».

В итоге, последовало политическое устранение «мистической партии» А. Н. Голицына, сам он потерял почти все свои посты, включая пост министра духовных дел и народного просвещения. Его функции в негласном порядке на некоторое время перешли к Аракчееву, именно он направлял деятельность митрополита Серафима, Фотия и Шишкова в нужное царю русло.

Особые отношения сложились у Аракчеева с Фотием, которому он объявил решение царя о том, что ему позволяется «во всякое время приезжать в С.-Петербург, когда угодно будет». Сам император «в то время приметным образом склонялся зрелою душою на сторону православия, отстал от мистики, одним словом, сделался тверже и строже в своих правилах и понятиях о религии. Прибавим к тому, что политические события убеждали его в необходимости всюду поддерживать законную власть и всемерно противиться безначалию духовному и гражданскому».

Фактически, реальная власть в сфере конфессиональных отношений, просвещения и цензуры перешла к ревнителям православия. Таким образом, «православная оппозиция» добилась отказа Александра I от приоритета мистико-космополитического варианта «универсального христианства» в конфессиональной политике и запрета деятельности масонских лож в России.

Роль Аракчеева в этих событиях оказалась очень велика. Ныне очевидно, что он способствовал установлению основ того курса, который уже в царствование Николая I стал ассоциироваться с формулой графа С. С. Уварова: «Православие – Самодержавие – Народность».

Вторая половина 1825 года – начало 1826 года стали переломными в политической карьере Аракчеева. В июне 1825 года, отправляясь на юг, после периода длительных раздумий и колебаний, Александр І поручил Аракчееву разобраться с делом о декабристском заговоре, основные фигуры которого давно были известны царю. Однако 10 сентября в Грузине дворовые люди убили Настасью Минкину – экономку графа, которая была его фавориткой более 25 лет. Аракчеев был настолько потрясен ее смертью, что совершенно отошел от государственных дел и впервые в своей служебной деятельности не выполнил важнейшего поручения монарха. Хорошо информированные современники считали, что если бы Аракчеев вовремя осуществил расследование, то «никогда бы возмущения гвардии 14 декабря на Исаакиевской площади не случилось – затеявшие бунт были бы заблаговременно арестованы». Вторым ударом для Аракчеева стала неожиданная кончина императора 19 ноября 1825 года.

Заняв престол в беспрецедентно тяжелой обстановке, Николай I пошел на некоторые уступки общественному мнению и освободил Аракчеева от заведования делами Комитета министров. За ним некоторое время сохранялась лишь должность главного над военными поселениями начальника, но и на ней он пробыл недолго. В апреле 1826 года новый император удовлетворил просьбу Аракчеева о бессрочном отпуске для поездки за границу на лечение. После возвращения из-за границы граф постоянно жил в Грузине, изредка выезжая к друзьям и родственникам, полностью отойдя от какой бы то ни было политической деятельности.

В последние годы жизни Аракчеев особенно много занимается устройством имения, старается вникнуть во все стороны хозяйственной жизни, читает много литературы по экономике. Его крестьяне в целом жили в достатке. Большинство домов крестьян были крыты железом, в Грузине был госпиталь, где крестьяне могли получить бесплатную медицинскую помощь, здесь же по инициативе Аракчеева был создан заемный банк для крестьян, где они были обязаны брать ссуды для покупки семян, скота и т. д. Дороги в имении были в основном с твердым покрытием, их исправность поддерживалась самими крестьянами. Аракчеев очень строго наказывал за пьянство и нерадение к хозяйству. Само Грузино было обустроено по проектам лучших архитекторов и художников того времени.

После смерти Александра І Аракчеев составил завещание на сумму 50 тысяч рублей для написания полной и достоверной книги о жизни и деятельности своего покровителя, которую следовало издать через сто лет, когда этот капитал должен был вырасти минимум до 800 тысяч рублей. Очевидно, Аракчеев не боялся суда истории и ждал времени, когда страсти вокруг его имени улягутся и он сможет рассчитывать на объективную оценку своей деятельности.

В 1833 году Аракчеев внес в Императорскую Сохранную казну государственными ассигнациями 300 тысяч рублей «на вечные времена, неприкосновенно». На проценты с этих денег должны были постоянно содержаться 12 воспитанников Новгородского кадетского корпуса. Император приказал им именоваться Аракчеевскими и носить на погонах буквы «Г. А.». После смерти Аракчеева, поскольку он не вписал в завещание имени наследника, Николай І особым указом передал Грузинское имение, а также деньги, вырученные от продажи принадлежавших Аракчееву недвижимости и движимого имущества в Петербурге с аукциона, в распоряжение Новгородского кадетского корпуса, который стал именоваться Аракчеевским. Сюда же была передана значительная часть богатейшей библиотеки Аракчеева, составляющей 15 тысяч томов, в том числе на иностранных языках,  и его архива. Скончался Аракчеев 21 апреля 1834 года в Грузино.

ЧИТАТЬ ПО ТЕМЕ:

1. «Аракчеев: свидетельства современников». М., 2000. – 496 с.
2. Кондаков Ю. Е. «Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция «(1801-1825). СПб., 1998. – 224 с.
3. Минаков А. Ю. «Русский консерватизм в первой четверти XIX в.». Воронеж, 2011. – 546 с.
4. Ячменихин К. М. «Алексей Андреевич Аракчеев» // Российские консерваторы.  М., 1997