Лев Тихомиров — консервативный народоволец

Что ощущал народоволец, когда долго налаживаемый механизм цареубийства приходил в действие? Думаю, что едва ли человека, жизнь которого никто бы не оценил и в полкопейки, волновали далеко идущие идейные вопросы, вроде проведения земельной реформы в России. Скорее всего, он упивался самим фактом своего влияния на судьбу Царя, выше которого, как известно, один лишь Господь. Выходит, народоволец на недолгое время как будто сливался с Божьей Волей, и достижение этого состояние вполне могло сделаться смыслом жизни.
Все это пережил народоволец Лев Тихомиров. Должно быть, из-за своей сильной веры в Бога, его переживание было намного острее, чем переживания его соратников. Ведь после состоявшегося покушения на Александра Второго он совершил паломничество в монастырь и часто навещал могилу убитого царя. Его поведение было непонятно другим народовольцам, которые хоть, вероятно, и ощущали нечто похожее, но внешне проявляли заботу только о проведении новых акций. Речь, конечно, не идет о самих бомбистах, их переживания так и остались для нас сокрытыми, ведь из непосредственных исполнителей никто не выжил.

Те дни и были рождением нового консервативного мыслителя Льва Тихомирова, последнего консерватора Романовской России. Прошлая его жизнь с того момента сделалась предысторией, обычной для почти всех народовольцев – гимназия, участие в студенческих кружках, аресты, тюремное заключение по политической статье (4 года своей жизни он провел в Петропавловской крепости). Но если в биографиях его сотоварищей дальше, как правило, наступала развязка – смертная казнь, гибель от своей бомбы или от жандармской пули, то в жизни Тихомирова ничего не закончилось, все только лишь началось.

Потом, конечно, была и эмиграция. Но в отличии от партийных товарищей, которые за границей набирались сил и готовились к проведению новых акций, Лев Тихомиров изучил жизнь западных стран и… разочаровался в ней. Из своей заграничной жизни он вынес много примеров, негативно характеризующих работу парламентов и других органов либеральной власти, которые позже любил приводить в своих трудах. Все эти примеры были не в пользу иных форм управления, кроме монархии.

Еще какое-то время он принимал участие в деятельности народовольцев-эмигрантов, например в Париже, вместе с небезызвестным П.Л. Лавровым редактировал «Вестник Народной воли». Но это направление его деятельности постепенно сошло на нет, и уже в 1888 году он написал брошюру «Почему я перестал быть революционером?». В его революционной деятельности она стала точкой, но в жизни – всего лишь запятой окончательно разделившей прожитые годы на две неравные части. Перестал ли Лев Александрович быть народовольцем? Да, он перестал быть членом партии «Народная воля», но он все равно продолжил считать себя носителем воли народа. Изменилось лишь его представление об этой воле.

Закономерным продолжением было прошение с просьбой о помиловании, поданное Александру Третьему 12.09.1888. Царь прошение принял и разрешил Тихомирову вернуться на родину, разумеется, распорядившись взять его под гласное наблюдение. Впрочем, уже в 1890 году министр внутренних дел Дурново ходатайствовал перед царем об «облегчении участи Тихомирова». В итоге правительство приняло решение освободить Тихомирова от гласного надзора и разрешить ему «повсеместное в империи жительство». Не оставалось сомнений в его внутреннем раскаянии, что в те времена было редким, вернее даже исключительным случаем среди революционеров. Поэтому и правительство долго не могло определить, что же ему делать с «раскаявшимся грешником». В конце концов Александр Третий, вероятно, вспомнил Евангельскую притчу о блудном сыне, что и решило судьбу бывшего народовольца. Впрочем, Лев Тихомиров и в самом деле был таким «блудным сыном». Если бы царь мог видеть будущее, то все его сомнения о намерениях бывшего террориста, конечно, рассеялись бы сами собой.

Тихомиров перебрался в Москву и сделался сотрудником «Московских Ведомостей». Наступал XX век. Консервативное движение сходило на нет под давлением двух крыльев Запада, либералов и социалистов. За первыми была рождающаяся промышленность, техносфера и все, кто владел ключами от управления ею. За вторыми – рождающийся городской пролетариат и крестьяне, отчаявшиеся получить остро необходимую землю. Сторонников консерватизма делалось все меньше. Среди горожан он стал «не моден», а крестьян тогда вообще ничего не волновало, кроме вопроса о земле. Тихомиров постепенно становился «последним и единственным воином в поле», имеющим множество предшественников, но почти не имеющим соратников. Поэтому Льву Тихомирову оставалось лишь одно – обобщить все сказанное прежде и переплавить консервативные мысли в одну глобальную концепцию будущего устройства России, адресовав ее тому, кто должен быть в ней наиболее заинтересован – власти. Обязательное условие этой концепции – наличие в ней ответа на вызов двух сил, противостоящих монархии – либералов и социалистов.
Тихомиров подробно рассмотрел три формы управления государством: монархию, олигархию и демократию. Каждый из трех типов власти имеет свою логику развития и не способен переходить один в другой. Далее мыслитель рассматривал сильные и слабые стороны монархии, олигархии и демократии и приходил к выводу о наличии наибольшего совершенства именно в монархии. Он утверждал, что даже средняя монархия по своей разумности все равно превосходит любое общество, где господствует олигархический или демократический принцип управления. Общество, управляемое монархом, является и наиболее нравственным (по крайней мере, с христианской точки зрения) обществом, так как монархия предполагает покорность и смирение. Нравственный идеал в нем не требует обсуждения (как при олигархии) или силового навязывания (как при демократии), но принимается всем обществом сразу.
Подобно славянофилам (и, в отличии от Победоносцева), Тихомиров не был сторонником самодержавия в том виде, какой сложился к его времени. Но реформы, которые предлагал он, носили консервативно-революционный характер, и предполагали реставрацию некоторых общественных институтов эпохи Рюриковичей. Лев Александрович предлагал с одной стороны ввести Народное представительство (т.е. Земский собор), а с другой стороны провести Церковный собор и поставить вопрос о восстановлении Патриаршества.

В отличии от своих предшественников, Тихомиров не отрицал наступления технократической эры, но стремился ее осмыслить по-русски. Он был автором идеи создания рабочих общин-артелей, не потерявших связь с сельскими общинами, из которых пришли в города рабочие. Отношения деревенской и городской общин должны были быть основаны на принципе взаимопомощи. Кроме товарного обмена деревня должна была принимать на лечение и содержание больных и старых рабочих из города. Реализуя свои идеи на практике, Тихомиров был инициатором создания «Общества взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве».

Мысли Льва Александровича по вопросам развития промышленности и по рабочему вопросу вызывали в обществе большой интерес. Во власти к ним прислушивался П.А. Столыпин, а на предприятиях социал-демократы были вынуждены даже специально проводить контрпропаганду против Тихомирова.

Одновременно у Льва Александровича было и параллельное направления исследовательской и научной деятельности – религиоведение. Его интересы были чрезвычайно широки, они простирались от гностицизма и исламского мистицизма до кабалистики. Тихомиров разработал концепцию о вечном борьбе двух мировоззрений: дуалистического (предполагающего наличия Творца и Творения) и монистического (объявляющего материю самоценной). Эти мировоззрения ведут постоянную вражду от самого сотворения мира и никогда не смешиваются, несмотря на множество попыток создания синкретического учения. На основе этой теории он создал фундаментальный труд «Религиозно-философские основы истории», состоящий из десяти разделов.

Возможно, при последовательном и настойчивом внедрении идей Тихомирова история могла бы пойти и по иному пути. Но время, диктующее свои законы, увы, обогнало подвижника Тихомирова. К началу второго десятилетия ХХ века монархия оказалась зажатой между двух жерновов. С одной стороны – быстро растущий капитал, элемент чуждый патриархальной России, но остро необходимый России начала ХХ века. Власть быстро потеряла контроль над ним, и все ее отношения с промышленникам сводились к постоянным попыткам завязать дружбу, часто в ущерб собственным, т.е. государственным интересам. Результатом такой «дружбы» сделалось ужасающее положение рабочих, низкие закупочные цены на хлеб и другие последствия, небезопасные для жизни русского народа. Царь делался для народа если и не виновником его бед, то, по крайней мере, силой, не способной предпринять какие-нибудь меры в его защиту. Образ царя-заступника рушился, авторитет власти таял буквально на глазах. Народные беды усиливали другой «жернов» - социалистов всех направлений, в том числе и радикалов – большевиков и анархистов. Они обещали помочь народу в его бедах, а их виновником, разумеется, называли царя. Конечно, такую мысль можно назвать пропагандистской, пустой клеветой на доброго батюшку-царя, который о чем-то не знал, а чего-то не мог. Но все-таки не следует забывать, что никто иной, как царь обязан отвечать за жизнь всего своего народа, и ни один государь за время существования монархий не мог себе позволить в ответ на народные мольбы бессильно развести руками. Человека, который «хочет, но не может» следует обозвать кем угодно, но только лишь не императором.

В этой ситуации либералы, представители капитала, конечно, казались царской власти более надежными людьми, чем «злые» социалисты. Но вот самим либералам монархия была нужна лишь как декорация, прикрывающая их зачастую неправедные дела (а чего еще ждать во времена, названные Марксом «первоначальным накоплением капитала»?!). Терпеть царя они были готовы лишь до тех пор, пока он им не мешал, пока выполнял все их требования и не пытался в чем-либо ограничить. Под их давлением Россия вступила в гибельную для монархии Первую Мировую Войну (где, заметим, воевала в союзе с демократической Францией и олигархической Великобританией против монархической же Германии и монархической Австрии!). Шансы на победу были ничтожны с самого начала, но и в случае победы Россия наверняка бы не получила обещанный ей приз – Черноморские проливы с Константинополем, эту идею-фикс всего Романовского периода истории. Ведь выдача приза напрямую противоречила бы интересам могущественного «союзника» - Британской Империи, более всего опасавшейся выхода России к теплым морям (о чем писали классики англосаксонской геополитики Мэхен и Маккиндер). Одновременно война обострила и так неимоверно разросшиеся противоречия в русском обществе, развязала руки капиталу, который окончательно потерял совесть.

И получилось, что в конечном итоге для монархии опаснее оказались как раз либералы, а не иные политические течения. Именно они, а не «страшные» социалисты, сыграли основную роль в Февральской революции 1917 года. После нее между собой боролись уже только либералы и социалисты разных направлений. Сторонников монархии среди действующих лиц эпохи отныне не было. Вопреки распространенному предрассудку, их не было и в Белой Армии, которая состояла из кадетских верхов и эсэровских низов. Сражались белые армии (если кто забыл) вовсе не за реставрацию монархии, но за созыв Учредительного собрания. Были, правда, среди белых лидеров и люди с диктаторскими стремлениями, не желавшие власти и Учредительного собрания, и вообще никакой власти, помимо своей собственной. Но к монархической государственности это уже не имело никакого отношения.

Расстрел семьи Романовых (уже давно не царской, ибо Николай Второй отрекся от престола, о чем он собственноручно расписался) произвели, конечно, большевики. Но, пролив слезы по невинно и виновно убиенным, задумаемся, была бы для истории России большая разница, если бы вместо Ипатьевского подвала Романовых ждала пожизненная высылка за рубеж (что, очевидно, рассчитывали произвести либералы)? Ведь точка в истории Романовской монархии была поставлена еще в феврале 1917 года рукой самого царя, подписавшего свое отречение от престола.

Был ли у монархии шанс на спасение? Думается, что был, но путь этот мог быть тоже лишь революционным, иметь вид революции сверху. Власти требовалось взять под контроль крупный капитал, осуществить национализацию ряда отраслей промышленности, а, главное – хлебную торговлю с Европой. Потом следовало определиться с планом дальнейшей индустриализации и реализовывать его при помощи полученных рычагов управления. При этом нельзя было и забывать о жизни народа, согласуя с нею планы развития промышленности. Тут бы очень могла пригодиться и Тихомировская идея артелей-общин. Разумеется, этот путь весьма жесток, он оказался чрезмерно жестким для мягкосердечного Николая Второго. Боязнь взять на себя ответственность впоследствии стоила для него, да и для самой Романовской монархии самого дорогого – жизни. А еще она стоила жизни огромному количеству русских людей. Ведь управляемая индустриализация с контролем власти над капиталом была-таки проведена в России, ибо другого выхода просто-напросто не было. Но прошла она уже через тяжкую братоубийственную войну и обильные реки крови.

В 1918 году надежд на восстановление монархии в прежнем ее виде не осталось. В России полыхала Гражданская война, но к восстановлению прежнего управления не вела победа ни одной из ее сторон. Отсутствие возврата к прошлому – единственное, на чем сходились и белые, и красные, и анархисты, и буржуазные националисты окраин. Тем не менее, в одном из уголков России продолжало скрипеть перо Тихомирова, дописывая «Монархическую государственность», которую, по логике вещей, автору следовало бы порвать и сжечь в печке еще в 1917 году. Потеря связи с реальностью? Слепая, ничем не обоснованная вера в то, что когда-нибудь все станет по-прежнему? Едва ли. Ведь Тихомиров остался жить в России, в самом нутре ее жизни, работая на ничтожнейшей должности – завхозом (по другим источникам – делопроизводителем) одной из школ еще не переименованного Сергиева Посада. Он не был ни сумасшедшим, ни маразматиком, в самом тексте книги чувствуется ясный ум, что на первых ее страницах, что на последних. Просто свою книгу он теперь адресовал уже не навеки почившей Романовской монархии. Тихомиров разрабатывал общую теорию монархии, как самой совершенной формы управления, и он не сомневался, что ее возрождение в России неминуемо свершится. Свои слова он, разумеется, адресовал не призраку Николая Второго, но тому неведомому русскому правителю, который неминуемо придет.

Отчасти так и случилось. Советский Союз эпохи Сталина, несомненно, имел некоторые качества монархии, но в отличии от России Николая Второго он был монархией сильной. Неизвестно, читал ли Сталин Тихомирова, но многое из того, о чем он писал в своем труде, было осуществлено в ту эпоху. Правда, и Сталинская эпоха тоже обрела свой конец, канула в прошлое, в глубины исторической памяти. А нам осталась книга Льва Тихомирова, умершего в 1923 году не от старости, но от чувства бессмысленности дальнейшей жизни. Труд был завершен, и покаяние уже не перед человеком, но перед самой идеей, стало полным. Теперь книга как будто живет собственной, уже отделенной автора жизнью, очевидно, ожидая неизбежный приход монархии новой.

Библия, как известно, заканчивается «Откровением Иоанна Богослова», книгой про Конец Света. Что интересно, последней книгой русского консервативного движения стала тоже… книга об апокалипсисе. Это была эсхатологическая фантазия Льва Александровича Тихомирова «В последние времена». Господу было угодно, чтобы точка после последнего ее слова сделалась точкой в истории русского консерватизма XIX начала XX века. Наступали времена иные.