«Курируемый» дискурс, творцы нарратива и грядущие конфликты

30.06.2021
Израиль и Иран столкнутся. Это непредвиденный результат – эффект бабочки, – созданный истерией иранской эмиграции, порожденной победой Раиси на президентских выборах, нанесшим удар реформистам. Можно надеяться, что кураторы сложившего дискурса будут привлечены к ответственности.

Речь пойдет о том, что всякий дискурс может быть целенаправленно задан и преподнесен под нужным углом. Например, имя президента Асада нельзя произносить на Западе, кроме как в связи с «химическим оружием» и насмешками над приписываемой ему попыткой «убить свой собственный народ». Иное упоминание президента Сирии просто недопустимо, хотя эта истина оспаривается некоторыми исследователями Запада. Человек обязан повторить эти штампы просто как плату за вход в основной, «курируемый» дискурс.

Теперь, благодаря любезности некоторых весьма предвзятых членов иранской общины в изгнании на Западе, избранный президент Ирана заклеймен как преступник и личность, являющая собой «зло во плоти», за его участие в 1988 году в казни иранского диссидентского правительства. Действительно, Раиси уже находится под санкциями США за это преступление, когда, «согласно антииранскому фольклору, были казнены сотни задержанных. Но немногие знают, что произошло на самом деле», – отмечает бывший посол Бхадракумар в Asia Times.

«Не секрет, что Вашингтон поощрял иракского лидера Саддама Хусейна вести войну с Ираном», – отмечает Бхадракумар, – «Но после того, как верховный лидер Ирана аятолла Хомейни согласился на прекращение огня при посредничестве ООН в 1988 году, члены террористической группы "Муджахедин-и-Хальк" (МЕК), базирующейся в Ираке, хорошо вооруженной Саддамом и пользующейся поддержкой ЦРУ, ворвались в город на иранской граница в результате внезапного нападения».

Бхадракумар продолжает: «Иран отразил штурм МЕК – и это подготовило почву для так называемых "комиссий по смерти" заключенных, террористов и других. Неизбежно среди казненных были агенты западной разведки. Казнь могла быть произведена только по приказу Хомейни. Раиси был молодым человеком 27 лет, когда, как сообщается, он входил в состав революционной комиссии, которая выносила смертный приговор врагам Ирана».

Дело здесь не в том, чтобы вступать в спор с теми изгнанниками, которые проливают свою желчь по поводу исхода иранских выборов. Скорее, чтобы подчеркнуть последствия – всегда непреднамеренные итоги незапланированных действий, которые имеют огромные последствия.

Как отмечает ветеран израильских СМИ Бен Каспит, этот нарратив «послужит стратегическим интересам Израиля, заклеймив страну Раиси как радикальное государство, опасное для своего народа и региона. "Раиси – новый Ахмадинежад", – сказал бывший высокопоставленный сотрудник израильской разведки (…) и Беннетт называет [Раиси] "палачом Тегерана" в целях публичной дипломатии».

Конечно, это прозвище прилипнет к нему. Запад строит свое могущество на таких манихейских построениях; это соответствует его метафизике. Иранская оппозиция в изгнании преподносится как «добро», а иранский истеблишмент как – «безнадежно зло». Следует ожидать израильского оппортунизма, и МЕК будет разыгрывать эту карту в Вашингтоне и Париже – изо всех сил.

Чтобы быть ясным, такие манихейские нарративы – хотя в какой-то момент они служат некоторым внутренним целям – затрудняют ведение политики: как христианская Америка может «ужиться» с «палачом Тегерана»? Посмотрите, как повествование об Асаде повлияло на Запад и привело его к невообразимым интеллектуальным искажениям, когда экстремистская HTS («Аль-Каида») почему-то «менее плоха», чем Асад, и, следовательно, является партнером.

В практическом плане создание такого повествования также сужает и без того ослабленное политическое «пространство» в Вашингтоне для снятия давления на Иран – особенно в рамках этого поствыборного, перезапущенного повествования, согласно которому прошедшие выборы доказали, что сама эта страна опасна для своего народа и региона, и угрозу представляет не только (и не столько) Раиси.

Уточним: мы находимся в критической точке на Ближнем Востоке. У команды Байдена, по сути, есть три варианта впереди:  (1) отказаться от Венской колеи;  (2) полностью отменить эти санкции США (которые могут быть отменены) и убедить Тегеран в том, что нормализация торговли и положение Ирана в мировой экономике гарантированы; или отменить только набор санкций – или (3) оставить в силе множество санкций, достаточных, чтобы попытаться заставить Иран согласиться на переговоры по своей противоракетной обороне, его региональной политике и СВПД – с дополнительными ограничениями.

Второй вариант, по сути, представляет собой узкое окно, в котором может быть достигнуто урегулирование, но с учетом результатов выборов в Иране, показывающих заметный сдвиг в политических настроениях в сторону от взаимодействия с Западом, это окно еще больше сузилось. И теперь повествование с нулевой суммой, сфокусированное на Раиси, вероятно, еще больше сузит его.

Третий вариант – продолжение принудительного давления и угроз со стороны США с целью «изменить поведение Ирана» (оставив часть санкций в силе) – вряд ли найдет одобрение в Тегеране.

Блинкен уже сказал, что некоторые санкции США сохранятся и будут отменены, когда – и никак иначе – Тегеран «изменит свое поведение». Обратите внимание на тихий сдвиг смыслов. Блинкен здесь не говорит о регулирующей ядерной структуре, он называет себя «манихеем». Таким образом, в этой метрике (исправление злонамеренного поведения) вопрос не в том, сколько отдельных санкций осталось в силе, а в характере оставшихся. Очевидно, что природа тех санкций, что останутся в силе, должна повлечь за собой еще большие последствия, если США действительно хотят заставить изменить стратегический курс непоправимо «злобного» Ирана. (Это еще один пример того, как парадигма добра и зла замораживает политику).

Команда Байдена знает и свободно признает, что максимальное давление Трампа не повлияло на поведение Ирана. Тем не менее, Блинкен призывает США повторить то, что только что провалилось. На самом деле Трамп убедил Иран разработать умное средство сдерживания ракетных дронов, сделавшее «магическое оружие» неуместным. Это дало Ирану стратегическое преимущество.

Мем «палач из Тегерана», конечно, съест политический капитал команды Байдена, чтобы убедить республиканцев (и некоторых из его собственной партии) согласиться с любым решительным снятием санкций, как это задумано. Еще до создания данного нарратива участники Кольцевой дороги пришли к консенсусу, что Байден должен сохранять рычаги воздействия (вежливо говорить о причиненной боли), поскольку это – Дамоклов меч, парящий над шеей Ирана.

Этот сдвиг США описывается как результат – и как прямое следствие – «сфальсифицированных выборов» и «ставленника», навязанного иранскому государству. Однако, как заметил один иранский комментатор, идея о том, что «жесткие» взгляды Раиси каким-то образом навязаны иранцам, не выдерживает критики. Взгляды Раиси, скорее, совпадают со значительной частью общественного мнения – нравится вам это или нет – и по очень веской причине уже нарушенного договора, среди прочего... Даже к концу правления Обамы мало кто из иранцев сказал, что они увидели какие-либо экономические выгоды от сделки, и большинству не хватало уверенности в том, что другие подписавшие стороны будут выполнять свои обязательства. Примерно трое из пяти сегодня говорят, что Иран должен выйти из СВПД.

Таким образом, навязчивое освещение личности Раиси в СМИ (и его «ахмадинежадизация») просто затмевает любой более глубокий анализ сущностных изменений политических настроений в Иране по сравнению с СВПД: на президентских выборах 2017 года Раиси получил 38% голосов (тогда Рухани с легкостью выиграл президентский пост); но в этом месяце Раиси набрал 62% всех поданных голосов (а реформисты значительно утратили поддержку народа). Рост – почти вдвое. Значит, что-то внутри иранского общества точно изменилось. И это необходимо понять.

Так что на этот раз у Раиси была прочная общественная поддержка. В этом не может быть никаких сомнений. Такой исход выборов, по-видимому, свидетельствует о сдвиге в восприятии народа повторного поглощения Ирана западной культурной и экономической сферой.

Большинство иранцев, включая Раиси, конечно, хотели бы, чтобы санкции были сняты полностью. Это поможет экономике. Тем не менее, это будет достигнуто ценой – и альтернативными издержками – возвращения Республики к ценностям, которые изначально лежали в ее основе, и которые многие (не все) хотели бы возродить.

По сути, революция заключалась в прекращении опустошения Ирана при шахе. Фактически СВПД возвращал Иран к себе самому. Раиси обещает более широкий кругозор внешней политики, более прочно укоренившийся во взгляде на Восток.

Одержимость Раиси вызывает сожаление, потому что она также рискует упустить из виду динамику, которая простирается далеко за пределы Ирана. Очевидно, что команда Байдена в идеале хотела бы устранить многие ближневосточные проблемы внешней политики, которые потенциально отвлекают внимание от изначальной заботы команды Байдена о продвижении культурной и экономической революции в Америке. Команда недвусмысленно заявляет, что в идеале она хотела бы сместиться с Ближнего Востока на Китай, но как это сделать – проблема.

Чтобы отвлечь своего лидера от раздражающих факторов, команда Байдена, похоже, бросает «лягушку в глотку» тем, кто не подчиняется «мировому порядку» под руководством США. Лягушка в горле может быть наказанием; это могут быть европейские и натовские лягушки в глотке России; это могут быть «пузыри вестификации», надуваемые либо внутри Китая (Тайвань), либо на границах государства (Украина). «Лягушки» служат для того, чтобы дать США предполагаемый контроль над этими государствами.

Проблема в том, что «сдерживание» – иллюзорно. Это уже было в мировой истории.

Эти государства могут и будут наносить ответный удар, если создание этих «пузырей вестификации» станет слишком проблематичным. Гонконг – яркий тому пример.

Вот где мы находимся: у Китая есть несколько «лягушек» (Тайвань, Гонконг и Синьцзян) в горле, предназначенных для его удушения. Россия тоже позволила нескольких «лягушек» со стороны США впиться ей в глотку – и со стороны ЕС, лицемерно заявляющих, что ущерб от санкций полезен для правильного воспитания характера. (Смотрите твит Жозепа Боррелля). Дело в том, что Запад, похоже, теряет свою критическую способность судить о том, что означает «зайти слишком далеко». Отсюда – неизбежный разрыв ткани международных отношений. В результате упреждение тонких мест до того, как произойдет разрыв, становится единственной логической реакцией. И это может закончиться войной.

Это нетривиальный вопрос, поскольку Иран находится именно в той точке перегиба, когда США уже «зашли слишком далеко», когда санкции отменять нельзя. В последнем случае Иран нанесет ответный ущерб интересам и союзникам США в регионе. Логика неумолима. Тем не менее, это может произойти в тот момент, когда Израиль потеряет свое военное «преимущество» (кроме Газы) и когда у него не будет политического выхода из дилеммы меньшинства среди большинства (между «рекой и морем»).

Заявление Нетаньяху о стратегической победе над палестинским проектом фактически исключает возможность решения проблемы с одним или двумя государствами. Повествование Нетаньяху о «выполненной миссии» просто сдвинуло Израиль структурно слишком далеко «вправо» в политическом и культурном плане, чтобы позволить ему уйти. Остается только военное сдерживание.

Если санкции не будут отменены, Иран нанесет ответный удар (явно и выверенно, в разных сферах). А Израиль, в свою очередь, попытается удержать Иран от продолжения его ядерной программы (или предпримет попытку ее уничтожения). Логика проста. Эти двое столкнутся. Возможно, откроются и другие фронты. Это непредвиденный результат – эффект бабочки, – созданный истерией иранской эмиграции, порожденной победой Раиси на президентских выборах, нанесшим удар реформистам. Можно надеяться, что кураторы сложившего дискурса будут привлечены к ответственности.

ИсточникCurated Discourse, Narrative Artists and the Coming Conflicts | Katehon think tank. Geopolitics & Tradition