Краткая история создания национальных центров власти: неповиновение США. Ч. 2

 Расхождение интересов и идеологическое повиновение

Страх того, что после окончания войны, начнется «вторжение» английской продукции, которая всегда была более высокого качества и дешевле, чем та, что производили в США, спровоцировал волнение в северных штатах, требовавших установления новых «протекционистских» налогов. Центры движения в пользу протекционизма располагались в штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Огайо и Кентукки.

В свою очередь, южные штаты хотели получить дешевые промышленные товары и поставлять свою продукцию на английский рынок, поэтому они были против любого типа промышленного «протекционизма». После изобретения Эли Уитни хлопкового джина в 1793 г., хлопок стал наиболее ценным и важным растением для юга и основными товаром американского экспорта. С того момента, производство и экспорт хлопка постоянно росли. Среднегодовое производство хлопка с 1811 по 1815 составило 80.000.000 фунтов стерлингов, а с 1821 по 1825 возросло до 152.420.200 фунтов. Чем больше рос экспорт, тем больше южные штаты понимали выгоду создания более тесной ассоциации с далекой Англией, что было бы еще и гораздо безопаснее, чем объединение с «соседними» северными штатами.

Тем не менее, положение юга не только затрагивало эгоистические интересы. Подавляющее большинство высшего общества и интеллектуальной элиты юга, среди которых были заслуживающие упоминания Томас Купер из Университета Южной Каролины, Томас Дью и Джордж Такер из Университета Вирджинии, оказались в культурном подчинении Англии и были убеждены, что будущее Соединенных Штатов зависит от сельского хозяйства и развитие промышленности произойдет естественно, без необходимости искусственного стимула. Элита юга была убеждена, что только экспорт сырья и импорт дешевых промышленных товаров, а не потребление дорогостоящей национальной продукции, приведет к тому, что все американцы стали бы богаче, чем были до войны за независимость. В любом случае ученые юга оспаривали факт, что свободная торговля будет способствовать повышению «конкурентоспособности» промышленности севера.

Напротив, последователи национальной североамериканской мысли Генри Кларо, Даниэль Раймонд, Езекия Нильс или Мэтью Кэри считали невозможным, чтобы продукция, произведенная в Соединенных Штатах, смогла конкурировать по цене и качеству с продукцией из Великобритании, и именно поэтому они утверждали, что нужно поднять пошлины, так импортируемые товары станут слишком дорогими для американцев, поэтому они были бы «обязаны» покупать продукты, изготовленные в США, хоть они и не были такого высокого качества. Поэтому Клей Раймонд, Езекия Нильс и Мэтью Кэри утверждали, что американские заводы будут завалены заказами, они начнут процветать, расширяться, улучшать качество своей продукции и даже больше, что такое экономическое развитие окончательно освободит Штаты от английской экономической зависимости.

Опасение, что после войны американский рынок завалят европейские товары, что может уничтожить «молодые» отрасли промышленности Соединенных Штатов, склонило чашу весов в сторону бережливого протекционизма, и Конгресс одобрил, введенный в 1816 году Закон, по которому требовалось «обложить налогом от 7% до 30% [заграничные товары], предоставляя особую защиту хлопку, шерсти, железу и другим промышленным товарам производств, которые стимулировала недавняя война» (Андервуд Фолкнер, 1956: 193).

Новый закон стал результатом компромисса представителей северных и южных штатов. Однако, несмотря на своевременные и необходимые меры, этого оказалось недостаточно для защиты американской промышленности от высококонкурентного английского производства. Таким образом, закон не положил конец разногласиям между сторонниками протекционизма и защитниками свободной торговли. Довольно быстро стало ясно, что пошлин 1816 года оказалось недостаточно для спасения североамериканской промышленности. Продукция, выпускаемая в Англии, до сих пор хорошо конкурировала с американскими товарами, и оставляла компании нового государства в убытке. Американские мыслители смогли добиться того, что в 1818 году уровень таможенных пошлин для некоторых предприятий был поднят, и производители железа получили больше защиты, но при этом долг хлопковой и шерстяной промышленности останется на уровне 25% до 1826 г.

С 1816 по 1833 гг. движение за протекционизм набирало оборот, и северо-восточные индустриальные штаты постоянно оказывали давление на федеральное правительство, чтобы оно снова и снова повышало таможенные пошлины. Но южные штаты, остававшиеся главным сельскохозяйственным регионом, были против такого увеличения, поскольку без четкого понимания ценности экономической независимости, они предпочитали дешевые и высококачественные британские товары более дорогим и менее качественным товарам северо-востока. Представители юга утверждали, что протекционистские пошлины улучшили положение процветающего промышленного севера за счет сельскохозяйственного запада и юга. Им было очевидно, что сельскохозяйственное производство юга финансировало промышленное развитие на севере, упорно следовавшего теории международного разделения труда. Они считали абсурдным «содействие» промышленному развитию Соединенных Штатов, так как полагали, что им природой дано быть сельскохозяйственной страной, о чем говорил в своих работах Адам Смит. Политическая и экономическая элита юга искренне верила, что судьбой Соединенным Штатам уготовлено заниматься исключительно сельским хозяйством и скотоводством, и государственное стимулирование промышленного развития приведет страну к экономическому краху. Стоит отметить, что элита юга, отвергнув «протекционистские» пошлины, не только защищало свои материальные интересы, связанные с экспортом сельскохозяйственных продуктов, но и на самом деле верило в теорию международного разделения труда, широко распространяемые Англией. Эта теория была доминирующей в идеологии и единственной, что действительно казалось «научным» большинству интеллигенции юга. Для того, чтобы в полной мере понять положение этого, надо разумно оценить влияние проводимой там «культурной надстройки». Как следствие этих событий, появились два противоборствующих блока: один боролся за индустриализацию и демократизацию, а с другой понимал, что Соединенные Штаты должны продолжать оставаться, по существу, сельскохозяйственной и рабовладельческой страной. Любопытный, но нерелевантный факт, что в 1827 году между сторонниками свободной торговли и протекционизма произошел спор, в который вмешался сосланный в США молодой немецкий экономист Фридрих Лист. На самом деле Лист обучался в школе Адама Смита и увидел слабые места в теории международного разделения труда и преимущества применения экономического протекционизма. Вернувшись в Европу, он продвигал в Германии эту экономическую доктрину, изученную в Штатах. В значительной степени именно его идеи, признанные после его смерти, позволили Германии стать индустриальной страной.

Но факт вмешательства Листа в спор между сторонниками протекционизма и свободной торговли также имеет значение, потому что аргументы немецкого мыслителя были встречены с энтузиазмом и укрепили позиции протекционистов. Это событие положило основу теории, которую до сих продолжают отстаивать США.

Победа юга в идеологической борьбе

В 1828 году плоды интеллектуальных споров между сторонниками свободной торговли и протекционистами по вопросам интересов шерстяной промышленности, случайностям и политическим подсчетам якобинцев привели к тому, что Конгресс США одобрил новый закон налогообложения, который повысил таможенные пошлины в целом на самый высокий уровень с начала гражданской войны. Южные штаты поспешно окрестили новый Закон «законом мерзости», и они были готовы не соблюдать его. Противостояние было временно приостановлено в 1833 году налоговым законом-«компромиссом». Тем не менее, юг выиграл битву законов налогообложения, потому что с этого момента и вплоть до гражданской войны, темпы экономического роста начали последовательно снижаться. С 1846 по 1857 гг. в «молодой стране» произошла огромная торговая экспансия: экспорт хлопка в Англию вырос с 691,517,200 фунтов в 1845 году до 990,368,600 в 1851, что подталкивало признать, что сторонники свободной торговли оказались правы, полагая, что будущее Соединенных Штатов заключалось в сельском хозяйстве. Это позволило в 1857 году добиться значительного снижения пошлин, и Соединенные Штаты почти перешли в режим свободной торговли. В северных штатах ощущение окончательного проигрыша политической битвы за протекционизм привело к решению, что закончить этот спор возможно только другими средствами. Борьба против рабства стала инструментом, который позволил северу продолжить политическую борьбу за экономическую независимость.

Экономическое значение гражданской войны

В гражданской войне север боролся за индустриализацию и демократизацию, а наиболее просвещенные люди понимали, что это борьба за истинную политическую независимость Соединенных Штатов. С этой точки зрения, для политической элиты севера, эта борьба была «второй войной за независимость». Жители севера знали, что «перемирие» на условиях, предложенных югом, подразумевают отказ Соединенным Штатам в «эксклюзивном» праве производства сырья и, как следствие, это могло привести к экономическому подчинению метрополии. Чтобы оценить истинную природу американской гражданской войны надо понимать, что юг был «включен» в британскую «неформальную империю» и, следовательно, война велась против Великобритании. 13 мая 1861 года Великобритания объявила о своем нейтралитете. Подобное заявление показало, что империя приняла сторону Конфедерации, а с юридической точки зрения, нейтралитет подразумевает, что Великобритания восприняла данный кризис как войну между двумя странами, а не как попытку «удушения восстания» легитимным правительством. Приняв такую позицию, Англия могла продолжать вести дела с обеими сторонами, продолжив закупать хлопок для своей промышленности.

Уинфилд Скотт, главный генерал армии Соединенных Штатов, понял, что Конфедерацию необходимо «задушить» экономически, «закупорив ее порты», и президент Авраам Линкольн, увидевший плюсы подобного плана, запустил программу военно-морского строительства, что стало косвенным государственным импульсом развития транспортной отрасли. Блокада также должна была «нанести удар» по «далекому врагу». После очевидной победы Конфедерации во втором сражении при Булл-Ран 2 сентября 1862 года Великобритания не только предложила свое посредничество в конфликте, но также была готова открыто вступить в конфликт на в стороне Конфедерации, предполагая использовать свою армаду, чтобы прорвать блокаду портов. Юг понял, что нужно предпринять что-то, чтобы Англия непосредственно вступила в войну, и попробовал вести «молниеносную оборону», которая, однако, иссякла в битве при Энтитеме 18 сентября 1862 года. Великобритания посчитала, что события при Энтитеме стали стратегической «победой» севера, и поэтому отказалась от непосредственного вмешательства в конфликт. Тем не менее, Великобритания по-прежнему оказывала помощь союзникам, например, позволяя Конфедерации строить суда на своей территории. Самым известным из таких судов был корабль «Алабама», которому удалось разрушить торговую промышленность севера вместе с другими корсарскими судами, построенными в Англии, что практически парализовало торговые порты севера. На самом деле, только нежелание терять канадские колонии удерживало Великобританию от непосредственного участия в гражданской войне.

Анализируя истинное значение Гражданской войны, Джордж Коул утверждал, что: борьба между севером и югом, в конце концов выразившаяся в гражданской войне, была борьбой не только между рабовладельцами и «работодателями», но также между сторонниками политики свободной торговли, заинтересованных в основном в экспорте, и сторонниками протекционизма, чьи интересы в основном были направлены на национальный рынок. (Коул, 1985: 95).

Хобсбаум подтверждал это тем, что «независимо от ее политических причин, для Северной Америки гражданская война стала триумфом промышленного севера над аграрным югом, даже можно сказать, выходом юга из неформальной зависимости от Британской империи (хлопчатобумажной промышленности от экономики «метрополии»), это стимулировало новый рост индустриальной экономики Соединенных Штатов» (Хобсбаум, 2006a: 89).

Триумф экономического протекционизма

Окончательным результатом гражданской войны стало преобладание идей протекционизма в Соединенных Штатах. Победа севера в Гражданской войне привела к тому, что экономическая политика Соединенных Штатов с тех пор никогда не будет находится в руках сельскохозяйственных аристократов юга. Это привело к распространению идей международного разделения труда и теории свободной торговли, но, вскоре, промышленники и политики севера, поняли, что промышленное развитие станет истинной основой национальной мощи Соединенных Штатов и инструментом их величия.

Чрезвычайные меры, принятые во время гражданской войны, не были отменены, а в 1864 году средний показатель пошлин был в три раза выше, чем в соответствии с законом от 1857 года. С тех пор, протекционистские системы, влияющие на продовольственный ассортимент, стали прочной основой фискальной политики [США]. (Коул, 1985: 96)

После окончания гражданской войны и начала «царствования» сторонников экономического протекционизма, Соединенные Штаты прошли ускоренный процесс индустриализации. Ни одна другая экономика не развивалась так быстро в данный период.

Наверное, наиболее ярким признаком быстрой индустриализации Соединенных Штатов было увеличение добычи угля. В 1860 году общая добыча угля была менее 15 млн тонн. Это число удвоилось в следующем десятилетии, как и в двух последующих, достигнув практически 160 млн тонн в 1890 году. В 1910 году эта цифра возросла до более 500 миллионов тонн, а в 1920 году – более 600 миллионов тонн. Между тем производство железных слитков выросло в три раза с 1850 по 1870, и в пять раз с 1870 по 1900, а на рубеже веков превзошло английского производство. В 1913 году по данным показателям США обогнала Англию в три раза, а Германию – в два. (Коул, 1985: 99)

Великий урок американской истории

С 1775 по 1860 гг. Соединенные Штаты заняли центральное место в самом успешном процессе политического, экономического и идеологического неповиновения периферии, когда-либо случавшихся. Трудно, или даже почти невозможно, сегодня воспринимать тот факт, что когда-то Соединенные Штаты были периферийной страной, которой пришлось завоевывать свое «место в мире» через «трудный процесс неповиновения». Однако, это историческая реальность.

До 1860 года Соединенные Штаты обладали всеми характеристиками периферийной страны. Их торговый баланс в целом был неблагоприятным. В 1850-е гг. экспорт составил 172,510,000 миллионов долларов. В 1860-е гг. экспорт дошел до 333,576,000 миллионов долларов, а импорт возрос до 353,616,000 млн долларов. Около 50% импорта состояло из промышленных товаров готовых к использованию. Как и в любой латиноамериканской стране, большую часть импорта и почти половину экспорта приходились на Англию. Торговые связи с Европой были почти полностью ограничены поставками сырья. Соединенные Штаты были экспортером необработанного сырья и импортером промышленных товаров. Экспортировали также сельскохозяйственные товары, что почти делало Америку «моно-экспортером». По-современному «хлопкозависимая» страна. После изобретения хлопкоочистительной системы, хлопок стал основной статьей экспорта, и к 1860 г. он составлял 60% экспорта. В конце 1850-х гг., экспорт промышленной продукции вырос всего приблизительно на 12% от общего объема экспорта США, и он был, главным образом, направлен в слаборазвитые регионы, такие как Мексика, Антильские острова, Южная Америка, Канада и Китай. Хочется добавить, что первичные продукты составил 82% продукции экспортируемой в США. Эти 82% составляли хлопок, рис, табак, сахар, дерево, железо и золото из Калифорнии, присоединившейся к новому государству после конфликта с Мексикой в 1848 г.

Можно ясно видеть из простого анализа, что экспорт из Соединенных Штатов с 1783 по 1860 гг. представлял из себя «типичные» продукты, которые сегодня экспортируют так называемые «развивающиеся страны».

С середины 1850 года политическая и идеологическая элита южных штатов – это почти восемь миллионов жителей, производившие три четверти экспорта США – устала от «финансового» дефицита промышленного развития, неконкурентоспособности на международной арене, от северных штатов, и была на грани того, чтобы Соединенные Штаты вступили в режим «свободной торговли», что означало бы конец процессу американской индустриализации. Если политическая элита северных штатов не развязала бы гражданскую войну, чтобы урегулировать спор между идеологией свободной торговли и протекционизма, политическую борьбу, которую север уже проиграл, крайне вероятно, что это привело бы Соединенные Штаты к тому, что индустриализация произошла бы по другому сценарию. Несмотря на наличие огромных территорий, страна бы на сегодняшний момент занимала такое же положение в международной системе, как многие крупные периферийные государства, как Мексика и Бразилия.

Надо иметь в виду, что когда американцы добились независимости, «они четко дали понять, что отказываются принимать суть программы Адама Смита: универсальной свободной торговли и что переход Соединенных Штатов к либерализму не произойдет, пока они сами не станут первым промышленным производителем в мире, а на их пути оставалась только Великобритания» (Лихтейм, 1972: 62).

Импорт и Экспорт по десятилетиям

В этом аспекте, американская элита не сделала ничего такого, только повторив процесс развития Великобритании. Когда генерал Улисс Грант, герой гражданской войны, принял участие в манчестерской конференции 1897 года после ухода с поста президента Соединенных Штатов, он сказал в своем выступлении, что его страна следовала английскому «примеру», но не английской «проповеди»: на протяжении веков Англия, использовала протекционизм, возведя его крайность, что и принесло удовлетворительные результаты. Нет никаких сомнений, что этой системе она обязана своей нынешней власти. Два столетия Англия полагала, что выгодным принять систему свободной торговли, считая, что протекционизм больше не нужен. Тогда, джентльмены, знание о моей стране заставляют меня верить, что через двести лет, когда Северная Америка добьется всего, что только можно, с помощью протекционизма, она примет правила свободной торговли. (по Хауретче 1984: 205)

В отличие от процесса латиноамериканского «восстания», процесс независимости тринадцати колоний не только привел к «единству» восставших колоний, но и к тому, что новое государство расширило свои границы до Тихого океана. Таким образом, теперь это государство, благодаря своим обширным территориям, может быть квалифицировано как континентальное государства. Процесс территориального расширения, начавшийся в 1803 году с приобретения Луизианы и продолжавшийся вплоть до 1848 году, завершился Договором Гвадалупе-Идальго, по которому Мексика была вынуждена отказаться от большой части территории, простиравшейся от Техаса до Калифорнии, что увеличило территорию США почти в четыре раза с момента получения «политической независимости». После Договора Гвадалупе-Идальго территория США достигла семи с половиной миллионов квадратных километров. Соединенные Штаты были гигантской нацией, почти такой же по территории, как вся Европа, став континентальным государством. Континентальное государство, с победой североамериканского протекционизма над свободной торговлей юго-востока, быстро развивающийся промышленный гигант. Это означает, что Штаты стали первым «промышленный континентальным государством-нацией» в истории, и, таким образом, обойдя по многим показателям свою бывшую метрополию. Один из мыслителей, которые ранее утверждали, что Соединенные Штаты быстро достигнут таких результатов, был немецкий экономист Лист, который в 1832 году говорил, что: «в течение нескольких лет [Соединенные Штаты] достигнут первой степени военно-морской и коммерческой мощности. Те же причины, которые помогли Великобритании улучшить состояние нынешней власти, скорее всего, должны быть взяты на вооружение. В следующем веке Америка достигнет такой степени богатства, власти и промышленного развития, которые будут превосходить нынешнее положение Англии, и в том же объеме, как в маленькой Голландии. (Лист, 1955: 74) Таким образом, полноценная промышленная революция США показала, что другие политические единицы международной системы будут в состоянии поддерживать свою полную автономную способность, только если им удастся стать промышленными государствами-нациями с территорией, равной территории США, то есть, континентальным государством. В начале XX века и, в частности, после мировых войн, стало ясно, что анализ Листа оказался правдивым, США оказались на новой международной сцене на уровне, на котором находились и другие акторы системы.