Кант как угроза

Финансовая, корыстная составляющая сводится к тому, что некоторые не уехавшие либералы-западники кормятся из корыта грядущего 300-летнего юбилея Канта в апреле этого года и боятся, что губернатор Алиханов отодвинет их пятачки от кормушки. Программа самого юбилея была ещё до СВО разработана зоологической русофобкой Юлией Синеокой (ныне сбежала в Париж и ныне признана иноагентом Министерством юстиции РФ). Для властей нет никакого смысла отменять юбилей, но, пожалуй, имеет смысл изменить программу празднования, почистив её от лиц, тесно связанных с иноагентами и русофобами.

Идейная составляющая общественного резонанса сводится к тому, о чём русские классические философы писали сотни раз и что мы тоже неоднократно повторяли: Кант — апогей антихристианского сатанизма западного Модерна, кантианство несовместимо с основами российской цивилизации по существу. Это знали уже Соловьёв, Эрн, Флоренский, Лосев. Это повторил и обосновал Алиханов. Если кому-то нужно подтверждение данного тезиса со стороны самих кантианцев, то в новом выпуске запрещённой в России и переехавшей в Европу «Новой газеты» (гнезда иноагентов-русофобов) пишут, что Кант — это столп Модерна (дословно! термин самих авторов статьи), потому что его философия полностью отрицает самостоятельные цивилизации, культуры и системы ценностей, в том числе русскую. То есть вовсе не патриоты и традиционалисты, а сами антироссийские либералы дословно пишут, что Кант — столп Модерна. Это их формулировка. Для православной же философии, как известно, он всегда был «столпом злобы богопротивныя», как его назвал о. Павел Флоренский, и линия его друга Владимира Эрна по критике движения Запада «от Канта к Круппу» достойно продолжена Антоном Алихановым. Эрн, может быть, полемически несколько упрощал вектор, но по сути он был прав: немецкие кантианцы в 1914 году охотно поддержали войну против России, некоторые сами пошли на фронт. Это перекликается с трактовкой человека как военной цели для кантианцев в интерпретации калининградского губернатора.

Два крупнейших русских классических философа ХХ века — о. Павел Флоренский и Алексей Лосев (инок Андроник) — сосредоточили внимание на очевидной тотальной несовместимости Канта с христианской догматикой, определив его учение как сатанинское. Здесь даже и преувеличений не потребовалось. Напомним слова Лосева из его самой знаменитой книги «Диалектика мифа»: «Первый более или менее яркий философский образец безбожия — это, конечно, не французские материалисты. Эти салонные безбожники, напыщенные болтуны и кавалеры — совершенно безвредная тварь, нисколько не опасная и никому не страшная. От первого же кнута подобное мелкое шарлатанство вылечивается до основания. Гораздо безбожнее верующий Декарт и трансценденталист Кант. С этим безбожеством ничего не поделает кнут, а если и поделает, то исключительно внешне и несущественно. Декарт и Кант есть безбожество мысли… Кант, объединивший дифференцированные силы личности и субъекта, и явился поэтому одним из ярких выразителей европейского сатанизма XVII — XVIII вв., доказавши и объявивши во всеуслышание, что Бог есть только Идея, хотя и — необходимая идея. Ещё один шаг, и — сам человек будет объявлен богом, но этот шаг сделал не Кант, но Фихте, романтики и Фейербах».

Философия Канта с её «автономией» твари от Бога является апофеозом богоборчества и несовместима ни с какими традиционными религиями, ни с какими традиционными ценностями. Когда Флоренский и Лосев говорили о метафизическом сатанизме Канта, они делали акцент именно на обожествлении им падшего разума твари, объявлении его автономным. Отсюда небывало кощунственная для любого религиозного человека формулировка «человек как цель». Целью всей твари, её энтелехией является Бог, Абсолют, Недвижимый Двигатель — в зависимости от используемой терминологии. «Волнуется сердце наше, доколе не успокоится в Тебе», — говорил блаж. Августин. Ничто из тварного не может быть целью, даже вся тварь в совокупности. Тем более — ничто единичное, то есть раздробленное, многое. Ибо целью может быть только Единое, из которого все вещи отпадают и в которого возвращаются. Всё тварное — лишь средство для этого возвращения, эпистрофе.

Кант отверг всю традицию античной, средневековой, христианской философии. В его системе нет места для живого Бога, который телесно воплощается в человеке Иисусе Христе, в ней нет места для чуда Евхаристии. Кант открыто отрицал догматы христианства и требовал сделать их исторически изменчивыми. Не менее враждебно он был настроен и к исламу, негативно отзываясь об арабах и возлагая надежды на светскую персидскую культуру, якобы способную подменить ислам. Как показала исламская революция в Иране, эти надежды пошли прахом. Сейчас, когда и внутренняя, и внешняя политика России строится на уважении к традиционным религиям, включая христианство и ислам, отсылки к Канту выглядят особенно неуместно.

Другие формулировки философии Канта также несовместимы ни с какой традиционной религией: и «sapere aude» (лозунг Прометея-сатаны, восставшего против Единого Творца, ибо Разум един и не принадлежит индивиду), и «вещь в себе» (тотальное отрицание символизма, попытка разрыва сущности и явления — метафизическое иконоборчество), и «вечный мир» (прямое утверждение современного глобализма, то есть преддверия царства Антихриста, по слову Христа: «Когда скажут мир и безопасность, тогда придёт пагуба», или, как говорил Карл Шмитт, Антихрист приходит, когда единое глобальное государство объявляет, что врагов больше нет), и тезис, что «все догматы церкви подлежат пересмотру разумом». Даже «солнечная туманность» Канта была вкладом в картину мира Модерна. После замечательной речи Патриарха Кирилла в Совете Федерации об угрозе Антихриста не пристало Российскому государству поднимать на щит Канта. Тем более это очевидно в плоскости этики.

«Автономная мораль» Канта полностью противоречит любой аутентичной религии, не разделяющей законы Бога, космоса и человека, а его «нравственный императив», столь блестяще разоблачённый Алихановым, представляет собой содержательно пустой постулат к действию, после которого любые садомазохисты, любые нацисты, любые маньяки, любые де сады, менгеле и чикатилы начинают делать то, что по их мнению, должно быть «всеобщим законом».

Могут возразить: Флоренский, Эрн, Лосев — представители православия, у них, как и у мусульман, существует собственно вероучительная несовместимость с кантианством, но возможно ли его осуждение с нерелигиозных позиций? Да, возможно. Критика Канта в плане долгосрочных последствий его разрушительной философии звучала не раз из самых различных уст. Густав Шпет, русский философ-западник, ещё в 1916 году продемонстрировал высокий уровень историзма в европейской мысли XVIII века до Канта и показал крайне разрушительные последствия кантианства для гуманитарных наук, надолго утративших ценные методологические наработки докантовской эпохи (Вольф, Вико, Вегелин, Изелин). Эли Кедури, иракский еврей и жертва этнических чисток, замечательный критик западного империализма и любых этношовинизмов, выводил кровавую идеологию национализма напрямую из философии Канта (и снимал обвинения с Гегеля). Это звучало достаточно парадоксально, но весьма аргументированно. Замечательный молдавский историк Виктор Таки, давно живущий в США, но оказавшийся настоящим русским патриотом и в полной мере поддержавший Россию в ходе СВО, на днях сказал: «Кант не отец германского милитаризма, но отец русского пораженчества». И это безусловно верно, учитывая тот фанатизм, с каким иноагенты и беглые русофобы из «Новой газеты» носятся с ним, даже не стесняясь открыто назвать его отцом Модерна. Кантом прикрывались пораженцы в период перестройки, им они прикрываются и сейчас.

Остаётся ответить на вопрос, прав ли губернатор Алиханов в своих словах о «человеке как цели» в военном смысле. С учётом всего сказанного выше — д а, прав. Сложив совокупность данных реплик, мы получаем именно это: Кант (в русской философской традиции прочно ассоциируемый с чёртом, о чём писал сбежавший сторонник киевского нацистского режима и русофоб Ахутин) своим антихристианским учением о человеке как цели (ибо целью может быть только Бог) прямо открыл путь кровожадным националистам и империалистам Запада. Кант открыл двери ада настежь. Он произвёл в философии такую же буржуазно-либеральную революцию против Традиции, какую французские просветители сделали в политике, а английские капиталисты в промышленности и вообще экономики. Автономный разум буржуазного индивида, политические права буржуазного индивида, экономическая собственность буржуазного индивида — от что они утверждали с таким остервенением на переломе XVIII — XIX столетий. На этих трёх столпах формировался консенсус глобалистского коллективного Запада. Отвергая «идеи 1789 года», традиционалисты — и западные, и азиатские, и, конечно, русские — неизменно заодно отвергали и Канта.

Было ли это послезнанием, запоздалым раскаянием уже после смерти Канта? Отнюдь нет. Традиционалисты всех стран отвергли его философию ещё при его жизни, в 1790-е годы. А начал это ещё раньше личный друг юности Канта, ставший его смертельным идейным врагом — величайший ум XVIII столетия, Иоганн Георг Гаман, также родившийся и проведший молодые годы в Кëнигсберге. Его пути разошлись с Кантом ещё около 1760 г., и разошлись бесповоротно. Гаман был мыслителем настолько глубокий, что современники вплоть до Гëте преклонялись перед ним, но признавались, что не понимают до конца. Гаман мыслил проблемами ХХ века (постмодернизм, тело без органов, философия пола) и смог быть понят лишь тогда. Вот чьë имя по праву достоин носить БФУ и другие объекты Калининградской области. А ведь кроме Гамана, история Кёнигсберга связана с такими замечательными именами, как Гердер и Гофман. Городу есть из чего выбрать при своём позиционировании как витрины России. Можно понять печаль калиниградской индустрии сувенирных товаров и туристических экскурсий о Канте, но с его гипертрофированным культом там действительно пора заканчивать.

Россия чужда всякому вандализму и вычёркиванию страниц из своей истории, поэтому музеи Канта непременно останутся, как остались по всей стране до сих пор музеи многих спорных деятелей, прославлявшихся в советское время (декабристы, Герцен, Добролюбов, Чернышевский, Ленин и др.). Но государство Российское не может и не должно одобрять и поддерживать кантианство как мировоззрение, несовместимое ни с традиционными религиями России и её союзников, ни с задачами отстаивания ценностного суверенитета российского государства-цивилизации в противостоянии с псевдоуниверсальными кантианскими ценностями современного Запада. В этом отношении неплохим начинанием, на наш взгляд, было бы лишение имени Канта Балтийского федерального университета и ряда других организаций, благо прецеденты такого рода в России имеются (достаточно вспомнить, что нынешний ректор БФУ Александр Фёдоров в свою бытность ранее ректором НГПУ в 2011 г. присвоил ему имя Кузьмы Минина вместо ранее существовавшего имени Максима Горького — и это означало вовсе не «отмену» писателя, но смену приоритетов и акцентов). И, разумеется, записные «этические кантианцы» не должны кормиться за счёт государственного бюджета.

Это будет как минимум справедливо по отношению к нашим воинам, противостоящим ударам коллективного Запада, основанного на Канте. Это будет справедливо и по отношению к русским классическим философам, однозначно предпочитавших Гамана Канту. Ведь это только в булгаковском романе Канта требовали сослать на Соловки. В реальной истории именно противники Канта были сосланы на Соловки (Флоренский) и Беломорканал (Лосев). Можно сказать, что русские мыслители и русские воины буквально кровью выстрадали отказ России от кантианства. В этом отношении замечательная речь Антона Алиханова должна стать не мнением, а руководством к действию.