Канал Фунань-Течо: новые горизонты, волнующие старые волны

Проект канала Фунань-Течо стал новым поводом для разногласий в отношениях любви и ненависти между Камбоджей и Вьетнамом, на заднем плане которого скрывается Китай в качестве бывшего покровителя.

Амбициозный проект, который будет финансироваться и строиться государственной китайской корпорацией по строительству мостов и дорог, соединит реку Меконг с прибрежной провинцией Каеп с помощью 180-километрового канала. Предполагается, что это позволит улучшить транспортное сообщение Камбоджи по водным путям, проложив прямой маршрут из Пномпеня к побережью Камбоджи, тем самым уменьшив её нынешнюю зависимость от вьетнамских портов для международных перевозок. Согласно прогнозам, строительство канала потенциально может сократить морские перевозки Камбоджи через Вьетнам на 70% и принести 88 миллионов долларов США ежегодного дохода от перевозок. К 2050 году этот объём может составить 570 миллионов долларов США. Предполагается также, что это придаст экономическую жизнеспособность экономическим зонам, расположенным вдоль канала.

Под внешним видом экономических перспектив канала в камбоджийско-вьетнамских отношениях скрываются глубокие исторические противоречия, которые постоянно проявляются под маской «особых отношений». В некотором смысле канал олицетворяет уверенность камбоджийцев в нынешнем возрождении своей страны и недовольство своим прошлым. Его название напоминает о древнем королевстве Фунань, существовавшем в I–VI веках нашей эры, и восходит к тем временам, когда кхмерский народ процветал и строил свою империю в дельте Меконга, прежде чем часть их владений уступила место экспансии Вьетнама на юг и вторжению Сиама.

Слова премьер-министра Хуна Мане о том, что канал — это «наше собственное дыхание», отражают стремление Камбоджи к стратегической автономии от Ханоя. Поскольку Хун Мане унаследовал пост премьер-министра от своего отца, его стремление к легитимности нашло отражение в проекте канала, в рамках которого его правительство обещает не только экономические выгоды, но и пробуждает «националистический дух» среди камбоджийского народа. Он подчеркнул широкую поддержку проекта камбоджийцами как «огромной силы национализма», заявив, что это «национальное право Камбоджи» и имеет важное значение для «независимости королевства». Кроме того, он задал вопрос о том, что он считает несправедливым отношением к Камбодже со стороны иностранных организаций, которые, по его словам, «хотели допросить нас», несмотря на то, что другие страны вдоль Меконга осуществляют аналогичные проекты. Его отец, Хун Сен, был ещё более резок: «Камбоджа не уступает Вьетнаму», и «Камбоджа знает, как защитить свои интересы; Вьетнаму не нужно беспокоиться».

Эта националистическая риторика, намеренно или случайно, вызвала в камбоджийском обществе антивьетнамские настроения. На самом деле, большая часть камбоджийского национализма, а также ирредентизма, обусловлены коллективной памятью о том, как кхмерский народ воспринимал историческую несправедливость со стороны своих более крупных соседей. Антивьетнамские настроения уже давно являются политическим инструментом оппозиционной Партии национального спасения Камбоджи. Похоже, что правящая Народная партия Камбоджи также избирательно использовала эти настроения для укрепления своей легитимности, о чём свидетельствует проект канала.

Что касается вьетнамцев, то проект вызвал обеспокоенность общественности и экспертов по поводу риска отвода воды из Меконга не только для транспортных целей канала, но и для орошения сельскохозяйственных угодий Камбоджи. Это потенциально усугубит и без того серьёзные проблемы, связанные с засухой и засолением почвы в дельте Меконга во Вьетнаме, и поставит под угрозу её экономическое благополучие. Реакция общественности, как видно из комментариев на официальных сайтах и в социальных сетях, различна. Многие хотят получить от Камбоджи дополнительную информацию о воздействии проекта на окружающую среду, особенно о том, как Камбоджа будет использовать водные ресурсы канала. Некоторые реалистично признают, что Вьетнам мало что может сделать для изменения русла канала, учитывая суверенитет Камбоджи над проектом. Другие вьетнамцы подчёркивают, что их правительству необходимо уделять приоритетное внимание стратегиям адаптации для обеспечения водной безопасности дельты.

Помимо этих прагматических соображений, проект вызвал глубокое чувство предательства у вьетнамцев, которые искренне верят в историческую роль своей страны в «освобождении» Камбоджи от геноцидального режима красных кхмеров. Сейчас некоторые считают, что реализация Камбоджей проекта строительства канала представляет собой пренебрежение к прошлой помощи Вьетнама. Тем не менее, общественное мнение Камбоджи о прошлом участии Вьетнама в жизни страны остаётся весьма противоречивым. Проект канала вновь выдвигает на первый план сложность взглядов Камбоджи на Вьетнам, выводя Ханой из состояния стратегической самоуспокоенности в отношении своего влияния в соседней стране.

Следует отметить, что до сих пор реакция вьетнамского правительства была взвешенной. Оно выразило скорее «большой интерес», чем откровенную «озабоченность», и даже смягчило мнение экспертов и средств массовой информации о катастрофическом воздействии канала на окружающую среду. Ханой сделал выбор в пользу тихой дипломатии, в то время как Пномпень избрал иной подход. Камбоджийские лидеры прибегли к мегафонной дипломатии, чтобы продемонстрировать своё неповиновение, заявив, что они не обязаны предоставлять дополнительную информацию или консультироваться с другими странами по проекту, несмотря на то, что дух и буква Соглашения по Меконгу 1995 года предписывают иное. Вместо того, чтобы разжигать национализм, Камбоджа лучше отвечала бы своим интересам, которые обязательно основаны на конструктивных отношениях с Вьетнамом, обеспечивая большую прозрачность. Законные интересы обеих стран, связанные с проектом, не обязательно должны рассматриваться как игра с нулевой суммой.

Непокорность Камбоджи отражает её вновь обретённую уверенность, которая значительно укрепилась благодаря огромной роли Китая в её экономическом развитии. Этот канал, появившийся вслед за многочисленными плотинами, построенными китайскими компаниями в верховьях Меконга, является ещё одним напоминанием о том, что Пекин бросает тень на будущее Вьетнама. Такая тень надвигается со всех сторон: с Севера, где у них общая сухопутная граница, с Востока, где китайские вторжения во вьетнамские воды стали ежедневным явлением, а теперь и с Запада и юго-запада, где Лаос и Камбоджа все больше подпадают под влияние Китая.

Канал воскрешает исторические воспоминания о стратегии Китая, заключавшейся в том, чтобы «поддерживать более мелкие соседние государства, чтобы сдерживать растущие геополитические амбиции Вьетнама», — политике, корни которой уходят в поддержку династии Мин Чампа против завоеваний Дайвьета на юге в 15 веке. Совсем недавно Китай поддержал «красных кхмеров» во время пограничной войны между Камбоджей и Вьетнамом в 1978 году. Сегодня Китаю не нужно отправлять военные корабли вниз по Меконгу, чтобы ограничить стратегическое пространство Вьетнама; мегапроекты в рамках инициативы «Один пояс, один путь» уже изменили ландшафт, возможности подключения и динамику региональной власти в ущерб Вьетнаму. «Сообщество общего будущего», которое Пекин обещает создать как с Вьетнамом, так и с Камбоджей, может оказаться менее «беспроигрышным» для всех сторон, чем это представляется.

Источник