К 400-летию со дня смерти Якоба Бёме

18 ноября 1624 г. в силезском Гёрлице умирал сапожник. Заранее он предсказал час своей смерти и, умирая, наслаждался слышанием райской музыки, недоступной окружавшим его ложе. Немногие знали, что еще подростком он увидел на вершине горы подземный ход, и, спустившись в пещеру, узрел там сундук с золотом, но в страхе выбежал обратно, став с этого момента способным к выдающимся умозрениям. Немногие при жизни знали Бёме как крупного философа, автора более чем 30 томов сочинений. Да что там крупного – величайшего философа своей, достаточно тёмной, эпохи. Современник Фрэнсиса Бэкона, Галилео Галилея и Рене Декарта, Якоб Бёме представил развернутую альтернативу их пути новоевропейского эмпиризма и рационализма. Не имея должной подготовки, образования и, главное, регулярного посвящения, этот ремесленник из лютеранской Силезии подчас удачнее ставил метафизические проблемы, чем находил их решения. Но уже сама их постановка пережила его на четыре века и остается плодотворной доныне, даже если наши ответы на эти вопросы не во всем совпадают с ответами самого Бёме.

Николай Бердяев перевёл на русский язык первую из книг Бёме, «Аврору», и посвятил ему три фундаментальных научных статьи, недавно переизданных под одной обложкой. Иван Фокин пять лет назад издал 650-страничную монографию о Бёме. Александр Дугин в «Ноомахии» посвятил Бёме 15 проникновенных страниц, обрисовав его фигуру как реальную альтернативу лютеранскому мейнстриму XVI–XVII вв. Но не только в ней. Бёме для Дугина – предтеча феноменологии, учивший об интенциональном акте сознания, и в то же время – наследник германо-скандинавской космогонии в своем учении о первоэлементах («качествованиях»), из которых сотворен мир. Разными комбинациями этих «влажных духов» мыслитель объяснял различие веществ в алхимии, в которой он разбирался куда глубже, чем могли бы подумать обыватели. Герметические тексты силезский мистик понимал в духе ортодоксальной Традиции, не уклоняясь в столь модные в его эпоху модернистские новшества. «Герметические термины и процедуры используются Бёме в строго олимпийском духе, – отмечает Александр Дугин. – Его труды – яркий пример чисто духовной алхимии, не оставляющей сомнений в ее целях и горизонтах».

В творчестве Бёме выделяются два этапа. В ранних книгах этапа «теоскопии» (богосозерцания) «Аврора, или Утренняя заря» и «Христософия, или Путь ко Христу» он делает акцент на неоплатонической интерпретации текста Библии, тайны Пресвятой Троицы. Из Бога истекает Слово, истекшее же Слово есть Премудрость, София, а говоря языком феноменологии – ноэма в сознании. Мир творится Словом, но становится различим лишь на фоне бездны, Ungrund, взятой также из германской мифологии. Так Бёме подходит к проблеме антропологии, к вопросу о бытии человека, растянутого между Богом наверху и бездной внизу. Христианский дуализм, призыв к духовной борьбе против бесов и антихристова духа бездны, весьма характерен для мыслителя. Вместе с тем Бёме указывает на промежуточную фигуру между Троицей, Творцом мира, и тварным миром (сближаясь в этом с суфизмом). Эта фигура – София, Вечная Дева как «бесплотное подобие Божие».

С момента появления образа Софии как женской фигуры (представленной уже в ветхозаветной книге Премудрости Соломона) в творчестве Бёме начинается второй, софиологический этап, ознаменованный такими книгами, как «Три начала божественной сущности», «О тройственной жизни человека», «О знаках вещей», «Об избрании благодати», «Пансофическая мистерия» и «Великая мистерия». Бёме никогда не путал сотворенную Софию с Богом-Творцом. София – первое из Его творений, проявление излияния божественной воли через край, в ничто. София отделяет тварный мир (прежде всего, мир ангелов) от Бога. Если тварь хочет через Софию как свой исток вернуться к Творцу, она будет спасена. Если тварь приписывает себе собственное бытие, забывая Бога, она погибнет. «Тварь мертва, Бог жив». Человек должен обратиться внутрь себя, к своему умному сердцу, и тем самым вернуться к Богу, восстановив в себе внутренний мир Адама до грехопадения (упомянем здесь вкратце, что для Бёме первоначальный Человек был андрогином, «мужественной девой», чей пол был заново восстановлен в его мариологии).

«На учении Бёме, конечно, лежит печать некоторой ограниченности свой эпохой, своим вероисповеданием, своим народом – он мыслил как типичный германец, – отмечал Бердяев – Многое мы, православные и русские XX века, мыслим иначе, чем гениальный немецкий ремесленник конца XVI и начала XVII века. Но мы можем ощутить в нем брата по духу, мысль его – созвучной своей». В строках Бёме мы неслучайно слишком часто узнаём будущие цитаты из Пордеджа и Сен-Мартена, Сковороды и Одоевского, Новалиса и Кольриджа, Шеллинга и Баадера, Соловьева и Флоренского, Карсавина и Лосева, Микушевича и Дугина. Заслуга верной постановки верных и жизненно важных для каждого человека вопросов теологии, космологии и антропологии, независимо от возможных разных ответов на них в последующей истории традиционалистской мысли, по праву остается за Бёме. Он сам осознавал это, критикуя отсутствие ответов на первейшие вопросы у официальных богословов своей эпохи: «Что остаётся ещё скрытым? Истинное учение Христа? Нет, но Философия и глубокая основа Божия, небесное блаженство, откровение о сотворении ангелов, откровение о мерзостном падении дьявола, откуда происходит зло, сотворение мира сего, глубокая основа и тайна человека и всех тварей в сем мире, последний суд и изменение мира сего, тайна воскресения мёртвых и вечной жизни».

Как верно отмечал Бердяев, Бёме был реалистом в своем понимании традиционных символов и воспринимал всю историю мира, Бога и человека предельно реалистично, как трагедию, ход которой не предопределен. Человек в философии Бёме – не марионетка, но трагически действующая среди стихий Огня, Света и Тьмы фигура, совершающая экзистенциальный выбор, быть ли с Творцом или сгинуть в бездне.

Незабвенный магистр Новалис посвятил Якобу Бёме свое длинное (15 строф) стихотворение «К Тику». В нем повествуется, как заброшенный на чужбине ребенок отыскал на могиле старца книгу и постиг все тайны природы. Явившийся ему дух старца Бёме поведал о своей жизни: «Утешен книгою небесной, / Прозрел я в бедности моей; / Подросток, на горе отвесной / Я видел душу всех вещей. / Явил мне таинства рассвета / Тот, Кто Вселенную творит; / Ковчег Новейшего Завета / Передо мною был открыт. / Я вверил буквам дар чудесный, / Таинственный завет храня; / Я умер, бедный и безвестный, / Господь к Себе призвал меня. / <…> Тысячелетнюю державу, / Как Яков Бёме, возвести / И сам, прославленный по праву, / С ним снова встретишься в пути». Эти строки, великолепно переведенные на русский язык новопреставленным Владимиром Микушевичем, уже не первый век озаряют путь для новых поколений, стремящихся к Богопознанию.

Источник