Гибридная война: теперь уже дискурс-фрейм

Кроме военных и политиков высокого уровня к изучению феномена гибридной войны (который стал междисциплинарной областью) на Западе подключаются исследовательские институты и организации. Например, в Арктическом университете Норвегии есть исследовательская группа по серой зоне и гибридной войне. В ее составе 20 человек, включая семь профессоров. Направления исследований включают геополитику, технологии, право и социологию. Результатом деятельности являются предложения в области управления конфликтами, стратегий, обороны и т. п. На сайте группы указано, что «мы исследуем как способы определения и понимания этих концепций, так и то, чем являются и как воспринимаются различные угрозы — от индивидуального и общественного до государственного и международного уровней. Темы наших исследований включают: "Люди", "Геополитика", "Право" и "Технологии". Мы рассматриваем различные способы управления возможными угрозами, кризисами и военными действиями, включая готовность на местах и общественное доверие, национальные стратегии обеспечения готовности, общую оборону, общегосударственные и комплексные подходы. Мы заинтересованы в понимании сложностей широкой картины угроз, начиная с использования дезинформации и психологических/информационных операций, заканчивая кибератаками на инфраструктуру и военными вторжениями, что приводит к подрыву доверия и безопасности в обществах».1

Одна из публикаций автора этой группы Кристер Пурсиайнен посвящена критической инфраструктуре России.2 Там дается анализ определений, перечень объектов и структур, которые занимаются обеспечением безопасности в рамках своих компетенций.

Руководитель группы, профессор Гунхильд Хугенсен Гйорв также является одним из лидеров международной группы EU-HYBNET - всеевропейской сети по противодействию гибридным угрозам, которая финансируется Европейской комиссией в рамках исследовательской инновационной программы ЕС Horizon 2020 и была запущена в мае 2020 г. (сам проект рассчитан на 60 месяцев, то есть пять лет). Координатором проекта является Университет прикладных наук из Эспоо, Финляндия.

В эту сеть входят Европейский центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам Hybrid CoE3, Объединенный ресурсный центр Европейской комиссии4, Европейская организация за безопасность5, представляющее сообщество исследователей и ВПК из 15 стран ЕС, Польская платформа за внутреннюю безопасность и еще ряд институтов, организаций и правительственных агентств из стран Европы.

Из публикаций видно, что авторы исследовательской группы Арктического университета придерживаются широкого междисциплинарного подхода. Так, в одной публикации Гунхильд Хугенсен Гйорв писала, что «хотя согласованного определения гибридных угроз и/или военных действий не существует, можно выделить некоторые особенности. В целом гибридная война: 1) использует комбинацию военных и невоенных методов, охватывающих военную, политическую, экономическую, гражданскую и информационную сферы; 2) противник часто скрыт или рассеян и может являться государственным или негосударственным субъектом (или и тем, и другим); 3) он контролирует нарратив с помощью комбинаций информации и дезинформации; 4) использует кибератаки против критической инфраструктуры; 5) это предназначено для дестабилизации или ослабления цели, в результате чего атаки часто ниже пороговых значений «статьи 5 НАТО». Короче говоря, это приводит к размытому различию между миром и конфликтом. Гибридная война в значительной степени опирается на невоенные сферы. Гражданское население играет центральную роль в конфликте как источник потенциальной социально-политической уязвимости общества и как мишень для невоенных угроз и нападений, включая кампании по дезинформации».6 

В другой работе рассматривается гендерная тема в контексте гибридных угроз. В ней говорится, что «динамика, лежащая в основе гибридных угроз, демонстрирует сложность различных способов определения пола и других маркеров идентичности и манипулирования ими для достижения конкретных целей. Гендер — это относительная концепция, конструкция которой варьируется в зависимости от географического пространства и времени. Влияние гендерных конструкций следует понимать в связи с другими социально сконструированными категориями и иерархиями власти, такими как раса и класс. Концептуализация и определение гендера очень изменчивы и динамичны в зависимости от промежуточных событий и действующих лиц, участвующих в процессе строительства. Гендерными категориями можно манипулировать и изменять в дискурсах, использовать в политике или реконструировать отдельными лицами и сообществами для устранения социальной уязвимости. Гибридные угрозы... показывают, насколько гендер сложен и пересекается с другими идентичностями. В ситуациях, связанных с угрозами, которые сосредоточены на идентичностях (обычно) маргинализованных или недоминирующих идентичностей, создается идентичность другого по отношению к себе как ненормального, не вписывающегося в доминирующую группу».7

Необходимо отметить, что в статье говорится о глобальных аспектах, что указывает на попытку стран НАТО выработать план действий вне зоны своей компетенции. «Использование межсекторальных подходов к анализу позволяет нам понять более широкие, сложные регионы, которые все чаще становятся мишенями гибридных угроз. Но нужно идти дальше. Некоторые исследования накапливаются в отношении демократий на глобальном севере, но меньше делается для глобального юга, где все больше новых формирующихся демократий могут быть чрезвычайно уязвимы для возможных операций влияния и дезинформации. Существует пробел в литературе, исследующей различные аспекты гибридных угроз и войн на глобальном юге, особенно в Африке. Существующая литература по африканским случаям очень мало исследует, в какой степени технологии влияют на институты, управление кризисами или нормы (и наоборот)».8

Учитывая политическую активность США в распространении идеологии сексуальных меньшинств под видом нормы, можно сказать, что Белый дом и Госдепартамент США ведут гибридную войну, инструментализируя гендер в качестве политической цели.

В выпуске бюллетеня в феврале 2022 г. поднимается тема информационных манипуляций и вмешательства. "Предлагаемая деятельность рассматривается как способ усиления общеевропейского реагирования на гибридные угрозы, происходящие в информационной сфере. Кроме того, предлагаемые действия могут стать способом для поддержки применения Системы быстрого оповещения государств членов ЕС и реализации Плана действий ЕС в области демократии, с акцентом на “Противодействие дезинформации, иностранному вмешательству и операциям по информационному воздействию”. Предлагаемое решение также будет способствовать действиям, предусмотренным в Стратегии безопасности ЕС с акцентом на гибридные угрозы”.9

Еще один участник группы Арсалан Билал опубликовал свой текст непосредственно на сайте НАТО. В нем говорится, что «гибридная война предполагает взаимодействие или слияние обычных, а также нетрадиционных инструментов власти и инструментов подрывной деятельности. Эти инструменты объединяются синхронным образом, чтобы использовать уязвимости антагониста и достичь синергетических эффектов. Цель объединения кинетических инструментов и некинетической тактики состоит в том, чтобы нанести ущерб воюющему государству оптимальным образом. Кроме того, существуют две отличительные характеристики гибридной войны. Во-первых, граница между военным и мирным временем становится неясной. Это означает, что трудно определить или различить порог войны. Война становится неуловимой по мере того, как ее становится трудно осуществить.

Гибридная война ниже порога войны или прямого открытого насилия приносит дивиденды, несмотря на то, что она проще, дешевле и менее рискованна, чем кинетические операции. Гораздо более реально, скажем так, спонсировать и распространять дезинформацию в сотрудничестве с негосударственными субъектами, чем вводить танки на территорию другой страны или поднимать истребители для полета в ее воздушном пространстве. Затраты и риски заметно меньше, но ущерб реален. Ключевой вопрос здесь таков: может ли быть война без каких-либо прямых боевых действий или физического противостояния? Учитывая, что гибридная война пронизывает межгосударственные конфликты, на этот вопрос можно ответить утвердительно. Это также остается тесно связанным с философией войны. Высшее искусство войны состоит в том, чтобы подчинить врага без боя, как предлагал древний военный стратег Сунь-цзы.

Вторая определяющая характеристика гибридной войны связана с двусмысленностью и атрибуцией. Гибридные атаки, как правило, характеризуются большой неопределенностью. Такая неясность сознательно создается и расширяется гибридными субъектами, чтобы усложнить атрибуцию, а также реакцию. Другими словами, страна, на которую нацелена атака, либо не в состоянии обнаружить гибридную атаку, либо не в состоянии приписать ее государству, которое может ее совершать или спонсировать. Используя пороговые значения обнаружения и атрибуции, гибридный субъект затрудняет для государства-объекта разработку политики и стратегических ответных мер… Гибридная война делает динамику конфликта неясной не только потому, что она предлагает большой и расширяющийся инструментарий для подрыва противника, но и потому, что она позволяет подрывать его безопасность на двух фронтах одновременно. Это также относится к всеобъемлющим целям гибридной войны. На фронте возможностей используются уязвимости государства-объекта в политической, военной, экономической, социальной, информационной и инфраструктурной сферах в той мере, в какой оно ощутимо и функционально ослаблено».10

Сам сложный ландшафт конфликта Билал называет серой зоной, таким образом, смешивая оба понятия. Согласно такому подходу сама гибридная война может проходить в серой зоне, а серая зона, соответственно, создает условия для гибридной войны.

Тогда по логике Билала Россия не проводила гибридной войны против Украины в 2014 г., когда российские войска появились в Крыму, поскольку это другой, явный уровень применения вооруженных сил. Но тогда почему представители НАТО и Украины постоянно обвиняли Россию в ведении гибридной войны? Множественность толкований термина продолжает отличаться самым кардинальным образом.

Исследователи из Национального университета обороны Швеции также склонны смешивать понятия серой зоны и гибридной войны. В монографии на эту тему они пишут, что "обстановка в области международной безопасности в последние годы превратилась в нестабильную и все более серую зону войны и мира. Проблемы безопасности, возникающие в результате гибридных угроз и гибридной войны, отныне ГУ&ГВ, сегодня занимают важное место в повестке дня в области безопасности по всему миру. Однако, несмотря на внимание и растущий объем исследований по конкретным вопросам, существует настоятельная необходимость в исследованиях, привлекающих внимание к тому, как можно решить эти проблемы, чтобы разработать комплексный подход к выявлению, анализу и противодействию ГУ&ГВ".11

Интересно, что к кейсам гибридной войны в одной из глав был отнесен референдум в Каталонии по независимости от Испании. При этом говорилось (без каких-либо доказательств), что в данном проекте участвовали российские силовики.

Итак, мы видим, что гибридная война на Западе становится все более путанным и размытым понятием, но все более удобным для использования этого термина в политических целях, поскольку практически любую сферу жизнедеятельности можно отнести к области воздействия гибридной войны и, тем самым, оправдывать вмешательство правительств в личную жизнь, ограничивать права и свободы граждан, а также обосновывать собственные неудачи, коррупцию и невежество некими гибридными угрозами, исходящими от других государств.

Источники: