Финансовое управление государством и его пределы на полупериферии

За последнее десятилетие две взаимосвязанные исследовательские программы по международной финансовой субординации (МФС) и субординированной финансиализации (СФ) предложили определить, каким образом глобальный капитализм, в котором всё больше доминируют финансы, включает в себя (полу)периферию.

Исследовательская программа МФС признаёт, что «подчинённая» национальная валюта сопряжена с высоким риском, увеличивающим затраты на финансирование государственного долга. Другими словами, нынешняя валютная иерархия, основанная на долларах США, действует как структурное фискальное ограничение на глобальном Юге, так как снижает возможности для крайне необходимых государственных инвестиций. Иностранный капитал в форме государственного и частного долга, деноминированного в иностранной валюте, иностранной помощи и прямых иностранных инвестиций затем рекламируется как решение этого искусственного и несправедливого ограничения развития.

В повестке дня СФ рассматривается вопрос о том, как эта «смирительная рубашка», ограничивающая бюджетное пространство, ещё больше усугубилась либерализацией глобальной мобильности капитала за последние сорок лет, распространив основанные на кредите стратегии накопления от центра к периферии: финансиализация (полупериферийных) экономик радикально нецелевым образом отвлекает финансовые ресурсы от социально и экологически важных общественных благ и преобразующую промышленную политика в направлении регрессивных с точки зрения развития стратегий накопления, движимых спекуляцией и инфляцией цен на активы.

Недостаточно развиты программные концепции освобождения (полупериферийных) экономик от двойных ограничений национального финансового пространства, удушаемого глобальной валютной иерархией, и глобальных мобильных потоков капитала, которые углубляют финансиализацию. Возможны два варианта действий: 

• на международном уровне дедолларизация продвигается блоком БРИКС, но остаётся неясным, какие формы международной финансовой солидарности и сотрудничества, если таковые имеются, материализуются под его эгидой;
• национальный уровень представляет собой альтернативную шкалу, поскольку государство по-прежнему воспринимается как наиболее вероятный кандидат на решение внутренних социальных, экологических задач и задач развития с учётом давления глобальной мобильности капитала и структурных ограничений глобальной валютной иерархии.

В недавней статье, написанной в соавторстве с Пинар Э. Дёнмез, мы изучаем политику, регулирующую управление денежными средствами в Венгрии и Турции — двух полупериферийных экономиках, где исполнительная власть создала широкий спектр прямых и косвенных инструментов для вмешательства в денежно-кредитную политику, розничную банковскую деятельность и распределение кредитов для управления финансовым подчинением. 

Было бы заманчиво приравнять (полу)периферийные экономики к пассивным государствам, обездоленным глобальной мобильностью капитала и финансиализацией. В противовес этому мы наблюдаем, что за последние десятилетия правительства многих развивающихся стран разработали новые формы политического контроля над деньгами не вопреки, а благодаря своей подверженности — и предыдущему опыту — долговым кризисам, бегству капитала и волатильности валютных курсов. Усиленные государственные интервенции часто были необходимы для управления структурными рисками, которые несут экономики, вступившие в глобальную мобильность капитала со структурно более слабых позиций из-за их подчинённого положения в глобальной валютной иерархии. Но расширение государственного контроля над финансами не следует путать с дефинансиализацией: стратегии накопления, основанные на кредитовании, часто экономически привлекательны для должностных лиц, поскольку позволяют увеличить ВВП, в то же время они также обеспечивают новые формы политического контроля над социальным распределением кредитов, которые стабилизируют отношения между государством и конкретными социальными группами при дальнейшем углублении капиталистических общественных отношений и эксплуатации подчинённых классов.

Мы называем эти формирующиеся формы государственной власти финансовым государственным управлением и различаем две формы: 

• оборонительное финансовое государственное управление группирует политические вмешательства, которые направлены на восстановление управления финансами, ограничение макроэкономических дестабилизирующих последствий подверженности финансовому риску и подчинение процесса накопления, основанного на финансах, внутренним политическим императивам; 
• наступательное финансовое государственное управление описывает политические вмешательства, направленные на управление обществом посредством финансов путём стратегического углубления финансиализации: централизованный контроль исполнительной власти над условиями кредитования, процентными ставками и социальным распределением кредитов позволяет должностным лицам устанавливать социальные контракты рантье между государством и обществом для стабилизации своих политических режимов. 

После азиатского финансового кризиса 1997 года многие (полупериферийные) экономики разработали как оборонительные, так и наступательные формы финансового государственного управления, чтобы восстановить контроль над финансами и управлять обществом с помощью финансов.

Два наших примера, Венгрия и Турция, представляют собой особую форму полупериферийного финансового управления государством, которую мы называем государственно-авторитарной финансиализацией (АФ). Согласно АФ, исполнительная власть непосредственно формирует денежно-кредитную и макрофинансовую политику, устанавливая свои предпочтительные процентные ставки и макропруденциальные нормативы для центральных банков. Одновременно исполнительная власть также использует моральное воздействие или просто национализирует частные банки, чтобы монетизировать государственный долг и заставить банки выдавать кредиты по льготным ставкам отдельным группам домохозяйств и фирм. В рамках АФ исполнительная власть разрабатывает «финансовую вертикаль», которая сочетает формальные и неформальные инструменты в попытке политически контролировать всю внутреннюю систему кредитования от Центрального банка до розничных банков.

Однако без положений о демократической подотчётности и в условиях капиталистического накопления и эксплуатации такое расширение государственного контроля не демократизирует деньги как общественное благо: подобно ренте за природные ресурсы, безотчётный централизованный политический контроль над деньгами просто цементирует политическую экономию основанных на ренте (в данном случае на субсидированном кредите) социальных контрактов между должностными лицами и отдельными, политически значимыми социальными группами для стабилизации антидемократических, авторитарных режимов.

Мы опираемся на работы Пуланзаса, Оффе и традицию нередукционистских марксистских теоретиков государства, чтобы проанализировать противоречия государственного авторитарного способа управления МФС и СФ: вместо стабилизации национальной экономики расширение политического контроля исполнительной власти над управлением и социальным распределением денег в режимах, которые одновременно углубляют накопление, основанное на кредите, только усугубляет идеологические и классовые конфликты внутри государственного аппарата. Эта напряжённость маскируется, когда глобальная ликвидность дешева, но когда она сокращается, возникают болезненные компромиссы между финансовой состоятельностью государства и политическим умиротворением, поддерживаемым субсидируемым кредитованием. Эта напряжённость материализуется внутри государства в виде политических конфликтов между Центральным банком и исполнительной властью, разрывающихся между целями ценовой стабильности и финансовой состоятельности, с одной стороны, и финансиализацией домашних хозяйств и фирм, пользующихся благосклонностью чиновников, с другой. Одновременное управление государственным и частным долгом с использованием одних и тех же инструментов политики создаёт конфликты распределения с нулевой суммой, учитывая, что суверенный долг также является ключевым обеспечением для частного кредитования.

Мы подробно рассказываем о консолидации и ограничениях финансового управления государством и авторитарной финансиализации в Венгрии и Турции за последние два десятилетия, анализируя, как изменение условий глобальной ликвидности в период с начала 2000-х годов до поликризиса 2020–22 годов повлияло на государственное управление денежными средствами.

В обеих странах финансовые кризисы начала 2000-х годов стимулировали государственные вмешательства, которые на мгновение укрепили централизованную систему политического контроля над деньгами, управляемую исполнительной властью с середины до конца 2010-х годов. Вскоре «оборонительные» формы финансового государственного управления были преобразованы в «наступательные» инструменты, позволившие исполнительной власти оседлать волну дешёвой глобальной ликвидности капитала путём углубления накопления на основе кредитов, что способствовало росту ВВП и кооптации крупных социальных групп посредством субсидируемого кредитования.

Видимость экономического чуда рухнула в обоих случаях, как только ухудшились глобальные условия кредитования: существовавший до сих пор расширенный и централизованный контроль исполнительной власти над деньгами оказался неспособным одновременно управлять государственным долгом и финансиализацией частного сектора.

Столкнувшись с этой дилеммой, Венгрия и Турция сначала придерживались разных стратегий: в условиях пика глобальной инфляции и вызванного этим повышения процентных ставок в основных центральных банках в 2022 году в Венгрии возобладал дезинфляционный блок власти между исполнительной властью, неторгуемыми группировками внутреннего капитала и домохозяйствами, пострадавшими от инфляции. Для Виктора Орбана это означало пожертвовать крупномасштабными программами льготного кредитования домашних хозяйств малого и среднего бизнеса, которые ранее играли решающую роль в стабилизации режима Фидес.

В Турции узкий блок власти между гиперпрезидентским режимом Эрдогана, ориентированными на экспорт малыми и средними предприятиями и строительным сектором поддерживал мягкую денежно-кредитную политику вопреки сопротивлению Центрального банка и интересам домохозяйств, получающих заработную плату, пострадавших от инфляции. Во второй половине 2023 года Эрдоган отказался от этой стратегии, поскольку затраты на поддержание устойчивости государственного долга оказались непомерными, и даже фирмы-экспортеры пострадали от роста посреднических импортных издержек из-за гиперинфляции и обвала обменного курса: после этого Турция продемонстрировала аналогичный подход к переходу Венгрии к ортодоксальной стратегии антикризисного управления, но на момент написания этой статьи его полное внедрение и влияние ещё предстоит увидеть.

При благоприятном раскладе резко расширившийся политический и институциональный аппарат позволил руководителям Венгрии и Турции централизовать контроль над внутренним денежным оборотом, создавая иллюзию того, что полупериферийным финансовым органам государственного управления удалось имитировать сдерживание дестабилизирующего воздействия глобальной финансовой мобильности, одновременно используя накопление на основе кредита для развития отношений патрона и клиента, способствующих политической стабилизации этих режимов. Резкое изменение глобальных условий кредитования в 2022 году приоткрыло завесу над этой иллюзией: независимо от расширения контроля исполнительной власти над внутренним управлением и распределением денег, глобальное сокращение ликвидности вынудило эти режимы уделять приоритетное внимание платёжеспособности бюджета и обменному курсу, сделав выбор в пользу жёсткой экономии и агрессивного повышения процентных ставок, что подорвало их способность умиротворять широкие слои общества с помощью льготного кредитования.

Венгерский и турецкий пути содержат множество уроков, которые находят отклик на более широком Глобальном Юге.

Первый урок заключается в том, что без радикально новых политических институтов и политики, обеспечивающих демократическую подотчётность, расширение централизованного государственного контроля над деньгами не обеспечивает прогрессивной альтернативы неолиберальным формам накопления, основанным на кредите, и только углубляет стратегии финансового накопления, разработанные при неолиберальном капитализме. Вместо того чтобы использовать деньги на социально и экологически прогрессивные цели, должностные лица на Глобальном Юге могут счесть регрессивной логику использования субсидируемых кредитов для укрепления взаимосвязи между финансами, страхованием, недвижимостью и строительством трудновыполнимой, учитывая обещания краткосрочных экономических и политических дивидендов.

Второй важный урок связан с ограничениями строго национальных стратегий управления ограничениями глобальной валютной иерархии и рисками глобальной мобильности капитала на Глобальном Юге. Венгрия и Турция иллюстрируют, что независимо от расширения прямого контроля исполнительной власти над внутренним управлением денежными средствами, финансовое управление государством в (полу)периферийных экономиках остаётся структурно неспособным смягчить последствия глобальных финансовых циклов, управляемых ключевыми центральными банками, такими как ФРС. Без международного сотрудничества и новых международных институтов ограничения, создаваемые нынешней глобальной валютной иерархией, основанной на долларах, и глобальной мобильностью капитала, будут продолжать ограничивать бюджетное пространство на Глобальном Юге и вместо того, чтобы открывать финансовые средства для инвестирования в основные общественные блага, будут стимулировать регрессивные с точки зрения развития стратегии накопления, основанные на финансировании.

Радикальной альтернативой снижению риска частных капиталовложений на глобальном Юге было бы вместо этого отказаться от общественных финансов: позволить государствам инвестировать в важнейшие социальные и экологические общественные блага в рамках новой прогрессивной парадигмы, которая решительно отходит от приоритета максимизации прибыли. В Европе кризис COVID-19 показал, что у основных центральных банков есть средства для списания государственного долга развивающихся экономик: это чисто (гео)политическое решение, если этот бездействующий потенциал не задействован для построения более справедливой международной финансовой архитектуры.

Источник