Философия традиционализма в творчестве У. Б. Йейтса

Французский философ-традиционалист Рене Генон в своем труде «Кризис современного мира» писал, что тяга к материальному является неотъемлемой особенностью современной западной цивилизации. Потребность в нескончаемой деятельности, погоня за материальным, стремление поспеть за ускоряющимся ритмом повседневности пришло на смену традиции, т. е. осознанию человеческой жизни через высший принцип, выходящий за пределы материального понимания жизни[1]. Философия рационализма, эмпиризма и позитивизма, на которых зиждется современное понимание вещей, признают лишь знания, полученные путем соприкосновения с материей, и рассматривают религию и метафизику как «устаревшее» миропонимание, которому нет места в мире безостановочного прогресса.

Философия, берущая начало в Новое время, переворачивает понимание жизни человеком буквально сверху вниз: если в примордиальном (т. е. традиционном, по выражению Генона) обществе и далее – в христианском (средневековом) преобладает вертикальная модель осознания реальности – Бог есть Абсолют, который упорядочивает жизнь на земле, – то, начиная с XVII века, человек становится мерой всех вещей, и он сам для себя определяет бытие. В новом, материалистическом мире истина заключается не в высшем принципе, а является результатом мышления отдельного индивидуума. Общество, философия, политика строятся не в соответствии с «божьей волей», а в соответствии с человеческим мышлением.

В этом контексте становятся понятны слова Ницше: «Бог умер. Это мы убили его – вы и я!»[2]. Это значит, что современная философская парадигма поставила на место Бога – Антихриста, воплотившегося в неостановимом стремлении к прогрессу и незыблемости материальных ценностей западноевропейской цивилизации, которая осуществила восстание против Бога.

В XIX веке, когда жил Ницше, усиление индустриализации и расцвет капитализма привели к еще больше зависимости людей от денег и отказу от традиционных ценностей. Расширение городов и тотальное переселение порвали связь семей с родной землей, что привело к утрате взаимопонимания между поколениями. Вместе с господством денег возникли экономические доктрины: свободная торговля и марксизм, согласно которым основополагающим принципом построения общества являются экономические отношения, а культура, религия и даже политика являются второстепенными элементами. Новая вера в материалистические науки стала превалировать над верой в Бога. Воля к накоплению денежного богатства победила волю к духовному.

Уже в XX веке консервативный философ Освальд Шпенглер в своем объемном труде «Закат Европы» выразил мысль о том, что западная цивилизация вступила в свой последний цикл. Кризис западного мира он понимает как проблему цивилизации, которая является завершающей стадией развития культуры. «Цивилизации – это наиболее крайние и наиболее искусственные состояния, на которые только способен человек высшего рода»[3]. Таким образом О. Шпенглер объявил о том, что западная культура исчезла качественно и перевоплотилась в цивилизацию, которая зиждется на власти материализма и прогресса.

Можно сказать, что три вышеупомянутых философа – Ницше, Генон и Шпенглер – сформулировали состояние упадка современного им мира, который в конце XIX и начале XX веков художественно прочувствовали многие писатели и поэты. Некоторые представители творческой интеллигенции остро отреагировали на вызовы материального мира: в своем творчестве они не только едко высказывались о проблемах нового мирового порядка, но и призывали вернуться к глубинным корням традиции.

Одним из поэтов, который «восстал» против современного мира, был лидер ирландского литературного возрождения У. Б. Йейтс. Во многом его творческий путь сложился благодаря интересу к мистике и эзотерике и отказу воспринимать материальные соблазны как основу жизни.

Йейтс родился в 1865 году, в период, когда Ирландия резко противопоставила свой метафизический, народный дух имперским и колонизаторским амбициям Англии, расширившей свое присутствие во многих регионах мира. Императив модерна, промышленной революции и прогресса, навязываемый Англией, был чужд «обществу с доминантой кельтской архаики»[4]. На этом фоне начал активно развиваться особый ирландский путь, в котором сочетались народное самосознание и кельтский дух, созданный не искусственными симулякрами модерна, а берущий свое начало в традициях и преданиях старой Ирландии.

Так, с раннего возраста У. Б. Йейтс вращался в кругах писателей и художников, которые знакомили его с древними ирландскими мифами и прививали любовь к кельтским корням. Будущий поэт рано осознал свою почвенническую идентичность, что в конце концов стало определяющим фактором в его дальнейшем творчестве. В 20 лет Йейтс уже не стесняясь причислял себя к почвенно-ориентированным течениям. Молодой литератор присоединился к движению «Молодая Ирландия», и тогда в его поэзии появились почвеннические мотивы, выраженные в воспеваниях ирландского восстания и негативном отношении, прежде всего, к современной Англии[5].

Почвенничество «Молодой Ирландии» было основано на ненависти к британскому утилитаризму и стремлению к глобальному подчинению коренных народов других стран.  Политическое и культурное освобождение от диктата Англии виделось как создание предпосылки для более глубинных преобразований ирландского общества и завершения цикла упадка[6]. Важно отметить, что для Йейтса восстание против британского колонизаторства исходило не из воодушевляющей возможности построения «национального государства», которое также является буржуазным конструктом, но, прежде всего, основывалось на принципах культурного возрождения Ирландии, опирающегося на ее мифологию, историю и Традицию.

Понимание исторического контекста и культурного упадка Ирландии сподвигло его написать, например, такое стихотворение, как «Проклятие Кромвеля». Революция Оливера Кромвеля, также, как и последующие революции в Европе (и России) ознаменовали торжество материализма над духом и традицией. Современное английское общество было основано на пуританской денежной этике, которая распространялась и в других частях света[7]. Это было неприемлемо для Йейтса и его окружения: они считали, что маленькая почвеннический и антибуржуазно настроенная Ирландия должна противостоять протестантской и капиталистической крамоле, которая распространила свое зловоние по Европе:

Вы спросите, что я узнал, и я отвечу так:

Повсюду Кромвеля орда, насилье, кровь и мрак;

Танцоры и влюбленные железом вбиты в прах,

И где теперь их гордый пыл, и рыцарский размах?

Один остался старый шут, и тем гордится он,

Что их отцам его отцы служили испокон.

И что с того? Да ничего!

Вот только и всего.[8]

Так поэт транслируют свою идею о том, что английское общество Нового времени, установившее свое материалистическое единоначалие, уничтожило традицию и «рыцарский» дух старой Англии. Людей, причастных благородной традиции, «высоких людей» больше не осталось; стародавняя жизнерадостность крестьянской деревни, усадьбы сквайра и поместья аристократа оказались разрушены.

Во многом, конечно, почвенничество и традиционализм Йейтса обусловлены интересом поэта к религии. Будучи подростком, он почувствовал, что поэзия и художественная культура в целом питается знаками, символами и странной магической тайной, место которой нет в материальном мире. Но бездуховный научный материализм XIX века – дарвинистская теория об эволюции человека, открытие учеными возраста земли и т. д. – умерщвляли веру в божественное, а также древние знания в алхимию, таинства чисел и метафизику[9].

Йейтс видел, что официальное христианство – ирландское католичество и английское протестантство – загнано в условности новой материалистической эры. Протестантизм он отвергал как абсолютно неортодоксальное и чужеродное учение. Современный ему католицизм также не имел ничего общество с таинствами, обрядами и христианской мистикой. Настаивая на интуитивных духовных истинах, недоступных мировоззрению обывателя, он отправился на поиски тайной, символически выраженной мудрости, которая, по его мнению, могла быть общей для различных ортодоксальных и неортодоксальных религиозных традиций мира[10].

Показательно, что понимание основ христианства и любой религии Йейтсом схоже с пониманием истины философов-традиционалистов, например, Рене Генона. Для Генона важен сам факт приобщения к Традиции, он указывает, что Традиция (философ намеренно пишет это слово с заглавной буквы) – это особая реальность, особый язык, который противопоставлен реальности современного мира. Рене Генон структурировал «скелет» Традиции, который предшествует «формулировке конкретной Традиции в ее исторически фиксируемом воплощении»[11]. Иными словами, существует одна истина, которая по-разному воплощается в той или иной частной традиции.

Интерес к Традиции с большой буквы приводит Йейтса к увлечению мистическими движениями и организациями, практикующими герметизм и изучающими сакральные науки. В 1897 году Йейтс переехал в Лондон и присоединился к Герметическому ордену «Золотая заря», который оказал основное влияние на возрождение интереса к метафизике в Англии.

Йейтс видел в метафизическом и духовном базовое единство для всех проявлений культуры и Традиции, которая воплощалась в магическом первоначале: «Я верую в практику и философию того, что называется магией, в то, что я называю заклинанием духов, хотя я не знаю, что они такое, потому что они умеют создавать магические иллюзии, верю в откровения истины в глубинах ума, когда сомкнуты веки»[12].

Человеческая мудрость, божественное откровение и истина существуют у всех людей Традиции одновременно, вливаясь из одного ума в другой, и обнаруживаясь в едином уме, в единой энергии[13]. Сравним с тем, что писал Генон: «В традиционной цивилизации почти невозможна ситуация, в которой человек приписывал бы ту или иную идею исключительно самому себе. <…> Если идея истинна, она принадлежит всем, кто способен ее постичь. <…> Истинная идея не может быть "новой", так как истина не является продуктом человеческого разума»[14].

Рене Генон родился на 20 лет позже У. Б. Йейтса, но трудились и писали они примерно в одно время. Доказательств о том, что Йейтс был знаком с работами Генона, нет, но удивительно, что двум людям, жившим в разных частях света – Йейтс в Англии и Ирландии, Генон (в основном) в Египте – открылась одна и та же истина Традиции.

Генон посвятил часть жизни изучению индуистской традиции, но важно, что и Йейтс изучал индуистскую философию у теософа Мохини Чаттерджи, а в 1895 году вступил в Теософское общество. Однако после образования ирландского Герметического ордена поэт решил посвятить себя изучению духовной основы кельтской культуры и мифологии, как преданный сын своего отечества[15].

В 1931 году, будучи уже далеко не молодым человеком, он знакомится с индуистским проповедником Шри Пурохит Свами и снова погружается в индуизм. Этот второй период интереса к индуистскому мистицизму заменил романтическое увлечение раннего периода гораздо более активным личным поиском, сопровождаемым публичной апологетикой восточной эзотерики[16]. Так что, несмотря на индивидуальный творческий путь, У. Б. Йейтс имел много точек соприкосновения с основателем философии традиционализма и главным критиком современного мира Рене Геноном.

Следует отметить, что интерес Йейтса к индуизму был скорее сильно ориентализированным вариантом традиционализма, а не полным погружением в индуистскую традицию, потому что его знания были получены на значительном удалении от Индии[17]. Изучение Йейтсом кельтской архаики, индуистской мистики или метафизики являются манифестациями общей истины, которая открывается через изучение любой из традиций или религий.

Традиционализм открыл поэту особое понимание мира и видение вещей. Для Йейтса было характерно циклическое видение истории. В соответствии с кельтской традицией, У. Б. Йейтс полагал, что «полный цикл проходит в течение двух тысячелетий, и на этом основании он связывал новый этап ирландского освобождения и возрождения с более глобальными процессами – концом старого эона и началом нового»[18]. Философ А. Г. Дугин употребляет здесь слово «эон» не случайно – цикл времен характерен и для европейских традиций, и для индуистской космологии (откуда этот термин и взят).

Р. Генон, описывая индуистские учения, утверждал, что человеческий цикл делится на 4 периода, в течение которых примордиальная духовность все более и более затемняется. В настоящее время человечество находится в самой темной точке последнего цикла, Кали‑юги. Причем мы находимся в «Темном веке» уже 6 тысячелетий, то есть со времен более древних, чем те, который известны истории. Согласно индуисткой доктрине, конец цикла окажется началом нового цикла, когда примордиальная Традиция вновь станет истинной для всех[19].

Цикличность, описанная в индуистской космологии, имеет общие черты с христианской эсхатологией, описанной в Откровении Иоанна Богослова – конец мира настанет тогда, когда на земле родится Антихрист и на человечество обрушится Гнев Божий.

После явится Иисус Христос и утвердит навеки свое Царство[20]. Евангелистское толкование конца света имеет ту же структуру, что и любая Традиция – конец старого темного мира и зарождение нового, светлого.

Тема Апокалипсиса ярко отражена в стихотворении У. Б. Йейтса «Второе пришествие». В нем поэт объединяет все главные темы своего творчества: упадок западноевропейской культуры («Мир захлестнули волны беззаконья»[21]), утрата ею духовного ядра («Все рушится, основа расшаталась»[22]), обращение к мистической Мировой Душе («Spiritus Mundi»), антагонизм между царством Антихриста, миром модерна, и Царством Христа, миром Традиции («У добрых сила правоты иссякла, А злые будто бы остервенились»[23]).

Совершенно ясно, что поэт пророчит появление некоторого эсхатологического чудовища, который явится из хаоса современного мира, с его тягой к материальному, отрицанием традиционных ценностей и абсолютом разрушающего прогресса:

Разбужен мертвый сон тысячелетий,

И что за чудище, дождавшись часа,

Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме[24].

Стоит обратить внимание, что в переводе данного стихотворения Г. Кружковым не упоминается, что чудище ждало своего часа именно двадцать веков:

The darkness drops again; but I know

That twenty centuries of stony sleep

Were vexed to nightmare by a rocking cradle[25].

Занятно, что в поэзии (как видно на данном примере) Йейтс пользуется приемами литературы модернизма – использует аллюзии к литературным памятникам и библейские мотивы для описания современности. Модернистские приемы в творчестве Йейтса симптоматичны, но его можно причислить к модернистам лишь по форме, но не по содержанию. «Йейтс был погружен в модерн лишь отчасти – в той степени, в которой в нем сказалась ангажированность в английскую культуру и английское общество … но одновременно его культурная идентичность была укоренена в традиционном обществе, преобладавшем в Ирландии вплоть до последнего времени»[26].

Вспомним также, что цикличность времен – от темных к светлым и от светлых к темным – встречается у О. Шпенглера: «В рождении заключена смерть, в юности – старость, в жизни как таковой – ее образ и предопределенные ей границы продолжительности. Современность – это цивилизованная, а вовсе не окультуренная эпоха»[27]. Однако эта «шпенглеровская» (а заодно и «геноновская») тема в стихотворении Йейтса учитывает не только гибель цивилизации, но и временной цикл, где новый царь (Иисус Христос) появляется из декадентской эпохи, чтобы начать возрождение культуры[28].

Как и Шпенглер, и Генон, Йейтс видел смысл и надежду в зарождающихся «герметических» обществах, а также правых движениях, обещавших возродить мир Традиции и противопоставить свою политику неостановимой машине прогресса и денег. Все творчество поэта пронизано предостережениями о пагубности модерна и пошлости материального мира. Хотя, в конечном итоге, Йейтс, как любой традиционалист, предвосхищал, что кризис современного мира непременно приведет к окончательному разрушению цивилизации, и он был готов к приходу Антихриста, чтобы впоследствии перейти рубеж и оказаться в новом цикле обновленного мира. Эта вера не покидала его до конца творческого пути, даже когда единомышленников почти не осталось. Поэтому в ирландском литературном каноне Йейтс с честью был назван «последним рыцарем Традиции».

Использованная литература:

1. Болтон К. Уильям Батлер Йейтс // К. Болтон. Правые мыслители: вызов материализму. – М.: Тотенбург, 2020. – С. 63 – 74.
2. Генон Р. Кризис Современного мира. М.: «Академический проект», 2021. – 265 с.
3. Дугин А. Г. Метафизика благой вести (православный эзотеризм). М.: Арктогея-центр, 1999. – 368 с.
4. Дугин А. Г. Ноомахия: Войны ума. Логос Европы: средиземноморская цивилизация во времени и пространстве. М.: «Академический проект», 2014. – 530 с.
5. Дугин А. Г. Философия Традиционализма. М., Арктогея-Центр, 2002. – 624 с.
6. Йейтс У. Б. Земля друидов, снов и струн. Избранные стихотворения. М.: Азбука-классика, 2019. – 432 с.
7. Йейтс У. Б. Опыт традиций // У. Б. Йейтс. Видение: поэтическое, драматическое, магическое. М.: «Логос», 2000. – С. 17 – 98.
8. Шпенглер О. Закат западного мира. М.: Изд. «Альфа-книга», 2014. – 1085 с.
9. Harper M. M. Yeats and the occult // The Cambridge Companion to W. B. Yeats. Ed. by Marjorie Howes and John Kelly. Cambridge University Press, Cambridge, 2006. – Pp. 144 – 166.
10.  Holdeman D. The Cambridge Introduction to W. B. Yeats. Cambridge University Press. Cambridge. 2006. – 148 p.
11.  Yeats W. B. The collected poems of W. B. Yeats. Wordsworth Poetry Library, 2008. – 402 p.