Дневник Немощного (главы III-V). Одиссей. Преображение.

07.09.2021

Глава III

На прошлой неделе мы отмечали день Дидгорской битвы. 900-ую годовщину. Этот год должен быть полностью посвящен этому событию. И в течение этого года мы должны, как следует, осознать, как нам жить предстоящие 100 лет, чтобы достойно встретить его 1000-ную годовщину. Не так, как сейчас, а так, как подобает этому событию. Что мы должны изменить в себе за оставшуюся жизнь, чтобы наши дети стали «дидгорцами»?! Ведь без этого мы перестанем существовать как нация.
Мы – счастливый народ, потому, что у нас есть Дидгорская Победа, и несчастный – потому, что мы ничего о ней не знаем. Когда мне тяжело, я всегда иду туда, побеседовать с ними, обхожу эти поля, пытаясь восстановить, что где происходило. От моего дома до места великой битвы ведет безлюдная дорога. На железном коне туда можно добраться за двадцать минут.
Сидя там, я шепотом беседую с ними. Однажды, когда я пришел на это место в солнечный день, внезапно поднялся ветер, и во время беседы меня посетили видения. Позже, будучи за границей, эта беседа вылилась у меня в стихи:

Солнце предков
О, Солнце предков,
В Дидгори я встретил тебя,
И, к скошенным склонам
Грудью припал,
Слезами омыл тебя,
Сквозь ветер взывал к тебе,
Сложив щит и меч свой,
Как в детстве, рыдал.
О, Солнце предков,
Если погибну я
От стрел раскаленных,
меня не оставь.
Холстиной укрой меня,
Прохладой омой меня,
В лазурь вознеси,
В неземные края.
В фиалок россыпи
Рожденный росой твоей,
Тебя воспеваю
И здесь, и везде.
Ты, Солнце озябших,
Согрей, обними меня,
Верни меня инеем
Ранней звезде.
Если бы в силах
Был я на большее,
Сил бы я, матерь,
Не пожалел.
То, что свершил я,
За подвиг не чту.
Главного в жизни я
Не одолел.
О, сколько душ здесь
Звонче моей поёт
В Цвери, в Алгети,
И здесь, и вокруг.
Мне б называться
Достойным их сыном,
В миг, когда сердце
Умолкнет вдруг.
О, Солнце предков,
В Дидгори я встретил тебя,
В стогов благовонии
Смиренно стоял.
Молил тебя шепотом,
О судьбах Отчизны,
Упал на колени
И сладко рыдал.

2011.

Это было десять лет назад. С тех пор ничего не изменилось, я по-прежнему люблю это место. Наша Родина везде сказочно красива, но в Дидгори - особенно. Как счастлив скульптор Мераб Бердзенишвили, сотворивший там то, что сделал.
Каждый из нас раз в год непременно должен поехать туда с семьей. Без пьянства и обжорства. Со свечой. Посидеть тихо вместе с детьми час, два часа, и, так же безмолвно возвратиться домой.
Однажды главный тренер сборной Грузии по регби «Борджгалоснеби» Ричи Диксон попросил меня заняться психологической подготовкой сборной перед Кубком Мира в Новой Зеландии, пригласив меня для этого на сборы команды во Францию. Я не знал, что делать, чем оправдать такое доверье. Потом поехал в Дидгори и беседовал с ними. Вернувшись, написал письмо о битве и прочел ее нашим парням. Где-то в интернете должна лежать эта запись. Если вы внимательно вглядитесь в лица наших львов, то поймете, что в тот момент с ними произошло временнόе трансцендентное явление: наши парни уже находились не во Франции. В тот момент они стояли в Дидгори.
Поскольку я не мог поехать в Новую Зеландию на первый матч, я вместе с парнями из ансамбля «Басиани» вновь поехал в Дидгори. Оттуда прочел нашим спортсменам эти стихи, а запись послал с помощью спутниковой ссылки:

Видение

Нашему патриарху

Быть бы мне воином в давидовой рати,
Стяг охранять бы червленым мечом,
Нету для воина светлей благодати -
Чем зримый противник и брата плечо;
Счастья Победы не ведать заране,
Соколом ринуться к братьям на зов,
Тыл прикрывая, я подступы к брани
Псам перекрою – воитель Христов;
Хищных, несметных, непобедимых
Видеть врагов за отрядом отряд.
Вспомнить жену и очаг свой родимый,
Детские очи, что сказкой горят.
Царь на коне. К золоченым подковам
Вместе с дружиной с восторгом склонясь,
Жарко восславлю я имя Христово,
Господу в верности вечной клянясь.
Недруга смерив бестрепетным взглядом,
Нежно взглянув на родимую рать,
К сердцу прижму я стоящего рядом -
Жизнь за отчизну готов он отдать.
Прыгну в седло и под вражеским взором
Лихо помчусь, подгоняя коня.
Гневом Давида и божьим укором
В бою супостаты воспримут меня.
О, если б в дыхание моём воедино
Смешалось неистовство гордых предтеч.
Он был бы последним – со мной поединок
Для тех, кто дерзнул наши земли отсечь.
В гуле Дидгорской безжалостной сечи
Вслед за Давидовым ринусь плащом.
Правой рукою он молнии мечет -
Взметает и рушит смертельным дождем.
Я ранен, при этом не чувствую боли,
Но для коня он окончился - бой.
Меч выпал и кровью окрасилось поле,
Друзья надо мною сгрудились толпой.
«Друзья, помогите, воды бы напиться,
И с честью опять послужу я царю.
Так будет мне легче с судьбою смириться,
С улыбкой войти в неземную зарю!»
Сквозь веки я вижу, как яростный ливень
Горбатую нечисть смывает, и вдруг
Росой распыляется в зелени нивы,
А капли, как жемчуг, усеяли луг.
Дома друзья мне печальную тризну,
Справят и чаши наполнят вином.
Будет прекрасной в тот полдень и присно
Светлая грусть безутешной Нино.
И воссиявшую, и негасимую
С неба увижу Отчизну мою,
Вечно желанную, недостижимую,
Как для живущих – блаженство в раю.
Может, и ныне я в войске давидовом,
С недругом бьюсь на Дидгорской войне,
Может и ныне для смертных невидима,
Мчится на помощь дружина ко мне.
Может, спасет нас от морока злого
Бог, и минует нас чаша сия,
И Патриарха услышу я Слово:
«Солнечной ночью восход воссиял!»
Мой соплеменник, словам этим внемли,
Сбудется сон - воссияет заря,
Жди, и дождешься – и наши исконные земли
Вернутся к подножию Давида-царя.

2006. (перевод Паолы Урушадзе)

Ансамбль «Басиани» спел нашим из Дидгори «Лилео».
Гия Нижарадже написал мне, что в Зеландии после просмотра зал в течение 40 минут молчал затаив дыхание, после чего Мамука попросил включить запись снова.
Никто не имеет права прикасаться к Дидгори, кроме тех, кто – Грузия, кто слился с ней душей, всё равно, грузин он по национальности или нет, главное, что брат, главное, что он – Грузия.
Когда приезжал МакКейн, до меня дошли слухи, что дорогу к Дидгори перекрывают. Я послал туда человека узнать, что происходит, но он и близко не смог подойти к тому месту. Сказал, что происходящее было похоже на какой-то ритуал: была ночь, горели факелы. До сих пор не знаю, что за чертовщина там творилась. Быть может, они мнят себя наследниками тех 12 тамплиеров – тамплиеров, впоследствии развращенных масонством. Быть может, они и вправду что-то там совершили. Не знаю.
Дидгори это не звон стаканов. Дидгори это наше утерянное свойство: неустанный, ежедневный, смиренный труд, служение семье и стране, труд, на который никто другой не способен, труд терпеливый, уповающий на Небеса, труд во имя пропитания, а не во имя накопления, во имя помощи другим, а когда помощь твою не ценят и отвечают неблагодарностью, ты не сердишься, труд не во имя плодов его, а во имя готовности, в любой миг всем пожертвовать, если призовут они.

Глава IV

Всё хочу говорить с Вами о насущном, о нынешнем, но сердце не позволяет. Видно, гонит от себя всё отрицательное. Обещаю преодолеть эту слабость. Вчерашнее моё молчание было обусловлено четвертым сеансом химиотерапии – о чем я и предупреждал в первой главе – равно, как и сегодняшнее опоздание с этой главой, за что прошу меня простить.
Хочу коснуться темы святости семьи. Вся мирская нежность, всё тепло исходит для человека из семьи, а все несчастья и вся бездушность – от разрушения семьи.
Урбанистическая современность с момента рождения модерна объявила войну семье, как последнему бастиону счастья человеческого. Падением этого бастиона будет означено явление Антихриста.
Но прежде, чем это произойдет, мы призваны не только беречь ее, но и, даже в такие времена, как сейчас, возвести семью на поразительную для мира высоту. Благодаря этому, с помощью Богородицы и нашей веры, подтвержденной делами нашими, Антихрист всё же не сможет окончательно воздвигнуть свой трон.
Считается, что в этом нам должны помогать правительство и политика. На мой взгляд, это, конечно, хорошо – если только мы когда-нибудь добьемся этого – однако, не стоит удивляться, но это лишь второстепенно. Гораздо важней, чтобы каждый из нас действовал по искреннему велению сердца, а не просто причитал об утерянных святынях.
Прежде всего: что собой представляет традиционная – не скажу, только христианская – но, в первую очередь, христианская семья? Это ковчег, плывущий в бушующих волнах этого мира. В чем цель его плавания? Гавань, в которой время исчезает, и жители ее обретают вечное блаженство. Сколько членов экипажа потеряет корабль в пути, да и доберется ли, в конце концов, до вечного причала – это, в первую очередь, зависит от кормчего, т. е. от отца, чьим главным долгом является верность жене и детям – как плотская, так и духовная – и неустанная забота о них. Он встает раньше всех, а ложится последним, он определяет каждому на корабле его место и занятие, однако во всём этом он бессилен без содействия супруги.
Симфония сердец, звучащая в таком случае на корабле, это уют и счастье, которых не описать словами. Никакое другое упоение или плотская утеха, которой мудрый грузинский язык дал определение «ავხორცობა» (блуд, буквально: «зло плотское»), с этим не сравнится.
Естественно, враг рода человеческого смотрит на этот корабль с завистью и противится его продвижению к гавани. Опасностей много, это и подводные рифы в неизвестном фарватере, и бури, и безнадежное, безрадостное настроение обитателей корабля, и колдовство, и погибельный зов плавающих вокруг корабля сирен, от которого, как мы помним, Одиссей со своими спутниками придумал такое спасение: он велел всем залепить уши воском, себя же, с не залепленными ушами, привязать к мачте, предпредив временно оглохших моряков, ни за что не пускать его к сиренам, не слушать его, обезумевшего, как бы сильно он ни рвался, как бы ни молил, ни грозил и ни приказывал отпустить его, а еще крепче привязать его к мачте. Этот эпизод индоевропейской (исключая индуистскую) мифологии, по крупицам позаимствованный из протогрузинской культуры и не только оттуда, очень интересен и многогранен и, без сомнения, несет в себе черты нашей мудрости.
Эрнст Юнгер говорил, что миф всегда состоит из нескольких слоев, и умение различать эти слои – не что иное, как азбука мифологической науки.
Вернувшись к нашей аллегории, можно сделать следующие выводы:
• Решение Одиссея, не залеплять себе уши воском, это символ той божественной мудрости (то, что в грузинском языке слово «язычник» - «წარმართი» означает «в прошлом праведный» - «წარსულში მართალი», это еще одно чудо нашего языка), которая учит нас: если отец семейства не хочет, чтобы корабль потонул, он ни при каких обстоятельствах не должен быть глухим, слепым, не должен отворачиваться от опасности;
• В то же время, в том, что у младших уши залеплены воском, мы видим мудрость старшего и опыт его, прошедшего их возраст и знающего, что они не выдержат этой действительности, не послушаются отца, кинутся к сиренам в манящую пучину и окажутся жертвами, трепещущими на зубцах посейдонова трезубца (поразительный прообраз трезубца, как говорят грузины Неупоминаемого, т.е. лукавого);
• И, наконец, самое удивительное: то, что подобной хитростью иерархия управления кораблем временно, добровольно ставится с ног на голову – когда оглохшие подчиненные, по его же предварительному приказу не повинуются командиру, обезумевшему от окружающей реальности, и исполняют его волю, изъявленную еще до безумия – это одна из наивысших точек приближения падшего человечества к космическому Духу. Когда испытание (это еще одно удивительное грузинское слово «განსაცდელი», подчеркивающее «ცდა» - «ожидание», то есть время, Т, утешая человека временностью, преходящестью невзгоды) – когда испытание окончится, младшие исполнят последнее распоряжение старшего: отвяжут его, после чего он сам вытащит у них из ушей воск, а не наоборот. В этом тоже заключена большая мудрость.
Многие из нас, припомнив эту историю, наверное, сразу подумают о нашей политике, но намного интереснее следующее.
Семья в контексте «Одиссеи». Отец должен обладать бесконечно широкой и бездонно глубокой мудростью. В какой-то решающий момент он по собственной воле отказывается от власти, но, поскольку он отец, и поскольку и он, и его спутники всё сделали правильно, то привязанный к мачте, безумный, с пеной у рта, Одиссей и в своём безвластии остается истинным властителем: ведь всё происходящее происходит с ним не по необдуманности, а именно по предусмотрительности. Для чего нужно, чтобы он не оглох – этого миф не поясняет, но ясно, что в случае испытания у отца семейства все пять чувств должны быть разверсты, действенны, хотя бы ценою временного безумия.
Воспитанный таким командиром, младший, в свою очередь, построив корабль, так же будет достойным отцом и продолжит путь рядом с отцовским кораблем, советуясь с ним в любую непогоду.
Чтобы не следовать только лишь этой аллегории, скажем, что в семье, как и в странствии корабля по волнам, нет ничего устойчивого, окончательно определенного и бесспорного. Даже в самой прекрасной семье, стоит только ослабить внимание в соблюдении господних заповедей, тотчас же почва огорода прорастет сорняками, как корабль пронизывает ржавчина. И если отец, мать и дети, взявшись за руки, с молитвой не выкорчуют сорняки, то их огород сгинет так же, как ржавый корабль вместе с дремлющим кормчим поглотит пучина.
Поэтому мы должны быть очень внимательны по отношению к семье, огород требует постоянной прополки и ухода. Каждое слово, каждый поступок имеет значение, включая юмор и личный пример; пассивный, апатичный отец уже только этим предает своё призвание, так как его супруга остается без опоры, без образца, примера детям. Мать пытается заменить собой отца, из-за чего нередко порождает циклопов и гекатонхейров; семейное тепло остывает, надвигается холод – предвестник несчастья.
Я, как городской житель в четвертом поколении, выросши на Мтацминда, во взрослые годы уже понял, что эпоха праведной городской жизни приходит к концу. Еще Иосиф Гришашвили оплакивал ее, а то, что для меня означало «старый, добрый Тбилиси», ему показалось бы просто смешным.
Поэтому будущее нации видится мне в том, чтобы заново заселить опустевшие земли по всей Грузии невысокими домами с земельными участками. Мы не раз обсуждали с друзьями, что необходимо для подобного возврата к истокам. Вернувшись к насущной теме, мы еще раз это ссуммируем. Но кроме материального, это требует тот пятый элемент, или, как говорили латины, квинтэссенцию, без которой невозможно повернуть вспять колесо «урбанизирующего гипноза». Этот пятый элемент заключается в том, чтобы следовать велению сердца.
В лирических стихах, посвященных моей супруге и вдохновленных музыкой горячо почитаемого мною Джано Кахидзе я, среди прочего, обращаюсь к ней с такими словами:

«Пойдем со мною в леса,
Оставим бездушный город,
Рира-во-рэра,
Я постелю тебе солнцами
Вышитый синий полог,
Рира-во рэра.
Там мне легче беречь тебя,
Мирно лелеять, любить,
Рира-во-рэра,
Детей прижать к груди
И Бога за них молить,
Рира-во-рэра».

Я говорю ей это не только о Тбилиси, но и обо всех городах, где нам довелось жить. Циник скажет мне на это: «Тебе хорошо, у тебя есть средства», И, сколько бы я ни убеждал его, что эти средства я почти полностью потратил на безвозмездное благоустройство этой деревни, на поддержку местных семей на пути к школьному, церковному, сельскохозяйственному возрождению – никого этим не убедишь.
Если меня спросят, что бы я пожелал своим детям, отвечу: больших и дружных семей. И буду очень рад, если они не будут жить в Тбилиси. Я буду горд, если мои дети внесут свой вклад в заселение опустевших регионов Грузии. Мы с Нино будем счастливы и горды, если дети наши, невестки, зятья и внуки будут жить в Сванети, Абхазии, Самачабло, Самегрело – везде, где Грузия, и чем ближе они будут к земле, тем лучше. До этого пусть учатся везде, где захотят, пусть копят знания и опыт, но только вовремя обзаведутся семьями, выбрав верных спутников жизни.
Я же, если Бог позволит мне и даст мне силы, вечно буду разрываться между обоими, столь любимыми малыми родинами – материнской и отцовской. Не думаю, что когда-нибудь смогу оставить Чалу, но мечтаю восстановить старый дом в Мзиани, в бывшем Пичхиджвари, и там принимать внуков – плодами наших с Нино рук. А Вы о чем мечтаете, дорогие мои: об участии в возрождении Грузии, чтобы ныне чуть слышный шепот ее превратить опять в многоголосное песнопение, убрать и украсить старые, покинутые кладбища предков – или о чем-то другом?

Глава V

С Преображением Господним!
Святые отцы учат, что не Христос преобразился на горе Фаворе, а у апостолов на миг открылись глаза, чтобы они узрели Его истинное и непреходящее сияние. Оттого они и пали в страхе наземь.
Быть может, и нам попросить Создателя, хоть немного приоткрыть нам глаза?
Когда явились Илья и Моисей, и Иисус беседовал с ними, восхищенный Петр, словно пьяный, сказал: сделаем три кущи, то есть три шатра, и будем всегда здесь.
Подобное чувство овладевает нами на родине, когда глаза наши открываются, и еще у Его Святейшества – когда ты пьян без вина и никуда не хочешь идти, а хочешь навсегда остаться вблизи его.
Существует учение о нерукотворной Фаворской Энергии святого Григория Паламы, возникшее в XIV веке в христианской культуре, казалось бы, уже и без того полной всей мудрости. Это учение о бывшем от начала мира Фаворском Свете не передается устами таких, как я, но сердцем чувствуется во всей полноте.
Есть некая энергия, присущая Истине, которой живет и дышит всё живое. Тому, кто служит ей, не страшны никакие раны; при отдалении от нее в нас поселяется тьма. Именно это имел в виду святой Серафим Саровский, говоря, что смысл жизни человека в стяжении благодати.
В одном из самых утонченных и поэтичных мест во всей Библии Господь говорит пророку Илье еще при его жизни о том, где Он пребывает. Пройдет большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы, но не в ветре Господь. После ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь. А после землетрясения – огонь, но нет Господа в огне. После огня будет голос тихого веяния, и там Господь.
Все мы уже давно пребываем в ожидании этого тихого веяния, нерукотворной Фаворской энергии, - в этом ветре, в землетрясении, в огне. Мы ждем этого тихого веяния, но его нельзя почувствовать ни в шуме, ни в праздности. Это дается лишь в состоянии настороженной жизни. В такой, что была знакома нашим предкам и которую мы забыли.
В Верхней Имеретии, в Чала – родной деревне моих предков по материнской линии, где я провел детство, даже в самый разгар коммунистической эпохи, люди, жившие по древним правилам, так были погружены в эту настороженность, что даже не вкушали фруктов до праздника Преображения. В Преображение Господне мы рисовали себе на лбу кресты соком ежевики – той самой, в неопалимом огне которой Господь явился второму фаворскому собеседнику, Моисею при его земной жизни.
Нам никогда не измерить глубины грузинской культуры, хоть нам и должно всю жизнь странствовать по ее просторам с этой нашей мерой.
В стихах, посвященных Годердзи Чохели «Может Белизна Зимы Гудамакари», я от лица Годердзи задаю некоторые вопросы этого странствия:

«…Знать бы, где видел жирафа Нико – не во сне ли?
За что даровал нам Вахтанг город теплых ключей?
Как Амиран пригвожденный – к кресту ли, в скале ли? -
Светом надежды будил совесть своих палачей?
Что означает для грека Колхиду ограбить,
И что за смысл заключен в том червонном руне?
Как на Медее убийцы клеймо мне изгладить?
Истолкуй Прометея – ту заповедь, что там на дне?
Кто клеветой растерзал мне на части сознание?
Наглую ложь мне за правду бесстыдно суют.
Ты лишь – спасение моё, на тебя – упование,
Кто, как не ты мне ответ, и причал, и приют.
Раны постыдные, в горести изнемогая,
Разве посмею я, мальчик, отцу показать?
Мнится мне, дух испущу, от стыда я сгорая,
И не хочу за страдания врага я карать…»

Никак не удается в этом дневнике перейти к прозаическому, насущному. Мне нужно еще немного времени. А пока скажу вот что:
В том унижении, в тех ветрах, землетрясениях и огне, которые мы сами на себя навлекли, у нас нет иного выхода, кроме умиротворения, упорного труда и неустанной молитвы, чтобы Господь сподобил нас тем тихим веянием, которое всё расставит на свои места. Кажется мне, несведущему, что оно всегда здесь, с нами – это Дух Утешитель, по-гречески – «Параклет», ведь Господь сказал ученикам своим: Он пребудет с вами до тех пор, пока я не приду к вам.
Так, почему же мы не слушаем его?!

Перевод: Тамар (Тата) Котрикадзе

Вы здесь

Дневник Немощного (главы III-V). Одиссей. Преображение.

Глава III

Глава IV

Глава V