Дневник Немощного. Глава XXXIX. Сердце и его жизнь

Глава XXXIX

Эта глава должна была быть не 39-й, а 6-й, и написал я ее еще в августе, но тогда я пощадил своих родных.
Tеперь же, раз уж я остался жив (хотя мне и предстоит долгий и полный опасностей путь), я уже могу опубликовать еe, надеясь на то, что не слишком огорчу родных мне людей и не разобью им сердце. Я заменил пару фраз и публикую ее почти без изменений, так как убежден, что именно эта глава поможет тем, кто тяжело болен. Здесь будет повторяться  кое-что, о чем я писал в последующих главах, но это в данном случае неважно. Главное, чтобы это помогло больным и немощным, в каком бы тяжелом положении они ни были.
Недавно заболела Ирма Чкадуа. Каким-то образом в соцсетях оказалось мое телеобращение о ней, которое я записал и выложил на нашей странице в закрытом доступе буквально на пять секунд. Потом я передумал и удалил его, но кто-то (понятия не имею как) успел скачать, вероятно, взломали пароль моей страницы. Прошу прощения у Ирмы и, в первую очередь, именно ей посвящаю эту главу. Я глубоко убежден, что она преодолеет все трудности и продолжит свою необыкновенную деятельность на благо семьи, друзей и Родины.
Быть может, в будущем я буду очень сожалеть о написании этой главы, так как знаю, что некоторые в частном порядке воспользуются этим весьма недобросовестно. Но пишу я  эту главу ни для людей, которые даже в этом положении насмехаются надо мной и ни для тех, кто вообще не имеет своего мнения, и ни для своих близких и родных людей. Я просто пишу это для тех, кто болеет или заболеет в будущем, дай Бог всем здоровья.
Слышал, что один из лучших актеров всех времен, Евгений Евстигнеев скончался так: в Лондонской кардиологической клинике перед операцией врач рассказал ему, что именно проделают с его сердцем во время операции, как его остановят, как распилят ему грудную клетку, как извлекут оттуда сердце, как разрежут, как наложат швы, как  вернут сердце на место, как заставят его работать вновь. И вот Евстегнеев, как сын восточной культуры, услышав от врача с англо-позитивистской вежливой точностью изложенные подробности своей операции, скончался на месте, так как его сердце не выдержало. Возможно, eсли бы его просто уложили и сделали операцию, он бы выжил и, наверное, здравствовал еще долгое время.
Я не буду рассказывать вам эту тяжелую историю таким образом. Знаю, что в принципе у моих родных, как впрочем и у других близких мне людей, не случится разрыва сердца, так как все понимают, насколько Господь облегчает молящемуся все испытания и  боль. И  это я  хочу подчеркнуть в конце данной главы.
Вообще, в нашей восточной культуре не особо принято говорить о недугах и, тем более, рассказывать о них в подробностях. Модернистский позитивизм отвергает этот подход,  на самом  же деле в этом восточном подходе есть большая мудрость.
И я тоже не стал бы так много беседовать на эту тему, если бы не тот необъяснимый телевизионный  переполох, который  либерасты  устроили по поводу моего отравления в тот же день, когда я без каких-либо предварительных заявлений вылетел в Стамбул. Но это их поведение и сомнительные обстоятельства, которые я уже публично описал, изменили эту историю, что, теперь уже к сожалению, отражается на всем, в том числе и на этом дневникe.
Как я сказал в первой главе, я стараюсь писать этo конкретнoe произведение таким образом, чтобы каждый раз хоть чем-то помогать людям. И сегодня я еще раз хочу   попытаться сделать это для всех недугующих или даже для всех людей, которые могут столкнуться с серьезной болезнью в будущем. Да сохранит Господь всех.
Как видите, основная часть этого дневника не обо мне, но кое-где приходится иногда говорить и о себе, ведь это все-таки дневник.
Представьте себе такой калейдоскоп: мое сердце, потерявшее гибкость мышц, с осевшим на стенке миокарда святящимся амилоидным ядом, не может справится даже с обычной жидкостью и отягощается даже при принятии воды. Поэтому мне следует пить лекарства, выводящие жидкость, и тем самым облегчающие работу сердца. Это, конечно, дает мне возможность почувствовать облегчение, но, после того, как  начали вводить химию, для выведения из организма ядов, негативно воздействующих на печень и почки (они могут не выдержать), стало необходимо принимать много жидкости.
И получилось, что, то, что полезно для сердца, губительно для печени и почек. Поэтому постоянно следишь за этим хрупким балансом (сколько миллиграммов жидкости выпил в целом, сколько потерял, постоянно контролируешь дозу таблетoк, выводящиx жидкость, регулируешь потребление жидкости) между тяжестью в сердце, болью в печени и показателями  почек.
Не хватало этого всего, так еще вместе с химией вводят нарушающие этот баланс диуреза стероиды, которые, в свою очередь, иногда усиливают задержку жидкости, а иногда из-за повышения уровня сахара в крови приводят к стероидному диабету. В таких случаях вкалывают инсулин и говорят, что это временно, а ты от непривычки  то пребываешь в эйфории, то с трудом доходишь до кресла, чтобы отключиться.
Между тем главная битва  идет в костном мозге - между ядом заболевания и ядом этой химии.
Ее ураганы достигают и тебя, и имя им - Легион. Временами они наносят удар по нервной системе и бьют по сердцу, и  тогда тебя раздражает буквально все, начиная от звука текущей из крана воды, заканчивая действиями близких людей.
Иной раз начинаются в разных местах спазмы или судороги. Впервые это произошло в кардиореанимации после первого переливания химии. Меня бросило в дрожь, скрючило. Из Израиля пришло предписание срочно остановить переливание. Пока останавливали, я пришел в себя и процедуру продолжили  медленным темпом.
Бывает, иногда сидишь, и вдруг кисть руки начинает дрожать, потом как змея скрючивается, теряет привычную для кисти руки форму, выпадают черные вены, и появляется такая судорога, что хочется кричать. А потом вдруг все проходит, посмотришь, как будто ничего и не было.
Потом выворачивается ступня к голени, и  ты пытаешься вытерпеть, ведь все равно нет никакого смысла жаловаться.
Смешанное чувство гриппозного состояния и похмелья сопровождает тебя постоянно.
Бывает сидишь, пишешь и внезапно, как будто пуля Маузера проходит через твой позвоночник и почки.
Потом, вдруг, на консилиуме объявят, что придется тебя все-таки разрезать и поставить дефибриллятор, так как установленный прошлой ночью аппарат Холтера зафиксировал опасную для жизни аритмию и чрезмерные экстрацистелы, а значит, без дефибриллятора обойтись невозможно, потому что он должен ударить тебя током в случае внезапной остановки сердца. Потом начинаются споры на консилиуме: кардиологи по классу повреждений сердца считают, что можно обойтись и без дефиблиллятора, «спецы» по амилоидозу утверждают, что я не простой пациент с больным сердцем и что у  меня тяжелейшее заболевание и я прохожу курс химии, а ты все ждешь приговора. Ладно, отложат установку дефибриллятора, но каково потом спокойно спать без него.
Потом окажется, что апноэ-тестер во время сна выявил заболевание задержки дыхания. И опять консилиум и споры о том, надо ли лечить аритмию путем снятия апноэ. Затем  назначают аппарат сипап, и с этого дня я должен спать только в пластмассовой маске этого аппарата, при этом советуют сбрить бороду, ссылаясь на то, что аппарат не так будет беспокоить. А ты oтвечаешь, будь другом, оставь меня в покое, ведь все равно не избежать мучений, и нет никакого смысла, а потом они же удивляются тому, что ты первый, кто сразу же приспособился к этому аппарату, да еще и с бородой.
A потом психиатрия. Проxoдишь тестрование у главного психиатра зарубежной психиатрической клиники (у нас ведь эти сумасшедшие закрыли все психиатрические больницы), четыре сессии, наблюдают за тобой в течение месяца, проводят собеседования, проверяют на  всевозможные психические расстройства и говорят, что у этого человека такая психика, что он сам способен лечить кого угодно. Выдадут абсолютно положительное заключение и назначат легкое органическое успокаивающее. А гемaтологи сочтут все это весьма смехотворным и скажут, что это лекарство  для женщин-истеричек, а этому человеку, перенесшему гигантские стрессы,   нужно полное подавление нервного обострения, чтобы беспрепятственно бороться с самой сложной органикой амилоидоза сердца, и назначат более сильные успокаивающие средства, не вызывающие привыкания, не нужные тебе с психотерапевтической точки зрения, но необходимые твоему организму как медикаменты,   помогающие в органико-механическом плане.
И все это происходит между тремя странами, несколькими врачами, которые высказывают разные мнения.
И  в это самое время можешь случайно поцарапать палец о страничку книги и так горит, будто цианид налили на  открытую рану. Бывает, подстрижешь  ногти,  и   вдруг заусенец врастaeт, чего  раньше никогда не случалось, и начинает гноиться. И начинаются рассуждения, каким раствором, каким порошком, какой мазью надо лечить этот пустяк и что и чем надо заменить в химии. В общей сложности в день принимаю более двадцати таблеток и растворов, не считая химии.
Между тем также подтвердился диагноз  множественной миеломы или рака крови. Онa еще не началa поражать  кости, поэтому имеет статус «тлеющей» и, быть может, и не начнет, но впредь, в двух вещах сомнений нет:
(1) в этой комбинации первичной является именно миелома, как форма рака крови, а амилоидоз - это вызванное ею вторичное  более опасное и агрессивное заболевание; 
(2) в  возможных причинах, вызывающих миелому, черным по белому написано: облучение и радиационное отравление.
И спрашивать, что  ждет тебя  впереди - еще слишком рано. Прошло всего четыре месяца после химии. Впереди долгий путь и как пройдешь эту стезю никто не знает, и я не буду беспокоить вас разговором об этом.
И все это  выпало на долю  человека, который был совершенно здоров именно перед самым приходом в политику  согласно комплексному исследованию, проведенному и задокументированному в апреле.
Говорю это не для того, чтобы похвастаться, а просто хочу заметить: сколько лет мне было, столько раз в день я подтягивался на турнике, столько же раз на  брусьях, делал в три раза больше отжиманий от пола, полкилометра плавал только лишь для того, чтобы разогреться, летом с шести утра до десяти вместе с детьми косил траву, приезжали «Юнкеры», и мы вместе строили Регби-клуб и ферму, потом до обеда были тренировки   по регби, затем обедали и работали до шести вечера, вечером  я писал и читал до того, как рассказать детям сказку или почитать поэзию перед сном. И все это в один «прекрасный» день закончилось.
Врач второй больницы в Турции, специалист по амилоидозу, осмотрел меня, сразу же подтвердил высокую вероятность диагноза, и сказал мне, что этот день для меня особенно тяжелый, потому что видит, какой образ жизни я вел до сих пор. Только теперь я понимаю, что он имел тогда в виду.
Первая фаза реакции на такую новость (когда сообщают, что тебе осталось жить месяц или необходимо пересадить сердце и печень, а потом посмотрим, что будет), это отрицание и неверие.
Уже потом, когда в течение месяца выясняешь, есть ли у тебя в действительности эта редчайшая болезнь, приходит молитва с надеждой на то, что, быть может, у тебя этого и нет. В то же время тебе совестно, что об этом просишь распятого на кресте Христа.
Потом, когда я уже  почти на 100 процентов убедился, что болен амилоидозом и надо было определить, какой именно тип заболевания у меня, я узнал, что, если это генетическая форма, то она легче поддается лечению, а если  типа AL (который у меня и оказался), то она гораздо агрессивнее.
Я молился, чтобы у меня была именно вторая агрессивная форма, чтобы это не стало опасностью для моих детей, и эту радость подарил мне Господь.
Потом узнаешь, что все обстоит не совсем так, выясняешь, какие новшества есть в этой сфере, зарождается надежда на  выздоровлениe, хотя все, конечно, индивидуально, и мой случай тяжелый, так как сердце, непонятно как, очень быстро оказалось пораженным.
Следующая пытка - это принятие решения о том, как, у кого, по какому протоколу лечиться, что делать с ковидом (этого я уже рассказывать не буду).
Потом, когда все решения уже приняты и ты находишься в руках врачей, тебе остается только молиться и выполнять все предписания, и ты оказываешься в том калейдоскопе, сотую часть которого я описал выше.
Из-за Kороны каждый мой выход из дома в клинику в этом уродливом скафандре, каждое пребывание в коридоре клиники, будь то скан легких или пет-скан скелета  представляет собой серьезный риск для жизни.
Вдобавок ко всему над тобой, как туча, висит то, что  других больных почти никогда не отягощает: было ли все это организовано преднамеренно, или это случайное совпадение (это я никогда не смогу определить).
И еще в придачу ко всему этому необходимость принятия решения, как жить дальше: предать столько людей, которые с надеждой обратили на тебя свой взор, или продолжить борьбу. 
В день я получаю  сотни сообщений: «Kак ты, Леван?», тысячи молитв и добрых пожеланий: «Выздоравливай быстрее! Пора спасать Родину».
Как только начинаешь думать о стране, опять камень на сердце, только настоящий камень, не дающий возможности дышать. Порой  хочется скрыться от всего  и просто  быть больным, иногда становится стыдно за такие мысли.
О насмешниках, телевизионных шаржах и тому подобном я уже ничего не говорю: «Да, благословит вас Путин, батоно Леван», «Что ты делаешь в Москве, что здесь лечиться было нельзя?» «Расплачиваешься за свои грехи, русофил («русетуме») предатель?», «Убежал, рыцарь! Аферист!», «Если ты мужчина, почему в твоей школе обучение так дорого стоит?» (и это о школе, на существование которой я потратил в два раза больше, чем на ее строительство, которая не входит даже в двадцатку самых дорогих частных школ Грузии, которая стоит на первом месте по среднему  баллу, полученному учащимися на единых национальных экзаменах, это о школе, для содержания которой, из-за кризиса, мне пришлось два раза закладывать собственную жилую недвижимость, чтобы взять кредит, это о школе, которая является единственной частной школой в Грузии, которая не представляет собой бизнес для ee учредителя) и не знаю, сколько еще разных безрассудств. Иногда задумываешься, неужели эти люди действительно верят в то, что пишут или просто выполняют чей-то заказ, или какое нутро заставляет их говорить такие вещи?!
Как выдержать все это? Только посильной  попыткой подобия благодарности Иова Господу Богу  за все, что он нам ниспосылает.
Эталонами для меня являются мои родители: отец, который вот уже 50 лет живет с самым тяжелым диабетом, приобретенным в горах в результате того, как сорвался со скалы и который ни разу не пожаловался, и мать, благодаря которой он до сих пор жив, являющаяся воплощением силы, добра, радости и надежды.
Его Святейшество, который вот уже столько лет на своих плечах несет нашу Родину, а некоторые из ближайших ему людей, которых он сделал людьми, тяжело оскорбляют его, а он ни разу даже не посетовал, сеет добро и только добро и еще и защищает этих людей.
Потом наш ЭРИ, численность которого в течение нашей же жизни сократилась вдвое, и не смотря ни на что, он ни разу не устраивал бунта из-за материальных невзгод, его возмущают только несправедливость и безнравственность, т.е. нет в мире другого такого народа.
И ты есть сын всего этого.
Затем твои друзья, некоторые из которых сами, без лишних слов, пришли, спросили, что нужно, и поддержали, так как знали, что я не был готов к этому всему, в том числе и материально, хотя, кто поверит в это в моем случае.
Пришли и сделали свое дело сами, потому что, никому не известно, во сколько обойдется все это лечение в конечном счете, сколько пересадок органов может понадобиться (если до этого дойдет дело) - начиная с пересадки костного мозга или других органов, сохрани всех Господь.
Придет время, когда я «отплачу» им за эту добродетель, они будут отказываться, наверное, будут и ссоры, но я все равно верну этот долг (я или моя семья), но надо же было случится такому провидению: в течение многих лет сотням незнакомых людей ты оказал помощь, потратив на это миллионы, а когда ты стал нуждаться в помощи, другим пришлось помогать тебе. Но ты не просил об этой помощи, сами  пришли настоящие мужчины и молча сделали то, что делает в это время настоящий Человек.
Или мой друг-кахетинец, доктор из Америки, Гела Мчедлишвили, с которым я познакомился всего лет десять назад и который мне выражал незаслуженную мной благодарность за все, что я, дескать, делал для нашей Родины. Когда он узнал мою историю, всполошил всю западную медицину, сам не спит ночами, готов отправиться за мной в могилу. Иногда мне даже хочется с ним повздорить, настолько строго он контролирует меня, следит за рaботой им самим же выбранных врачей и упрямо по-кахетински не отступает ни на шаг.
Какое право есть у тебя жаловаться, ведь стольким людям тяжело, свирепствует  корона, у стольких  людей болеют дети, до скольких не дошли твои руки и скольким не смог помочь из-за этих бесконечных кризисов и перепадов.
И вообще какое значение имеет материальное, можно подумать, что все во Вселенной решают врачи и лекарства. Вот нагрянуло испытание, логические параметры которого весьма плачевны, а его духовная сторона поразительна и утешительна.
«Все на свете - сон, Леван», - сказал мне один из моих отцов, когда я впервые беседовал с ним на эту тему. Он и поделился со мной мыслью великого богослова: «На этом свете стабильна только нестабильность». Так и есть на самом деле.
Сегодня я что-то искал среди записей в одной из записных книжек и остолбенел: четыре года назад, находясь на Афоне, я оказывается практически в поэтической форме мечтал о том, что со мной собственно и произошло. На днях я постараюсь завершить это стихотворение и, может, и его выложу в  Фейсбуке на страничке «Поэзия и проза».
Тепло и мягкое утешение, исходящие из уголка моих икон, никак не может быть вызвано самовнушением. Как только стану перед иконами, мне сразу становится хорошо, отойду - и мне опять плохо.
Наверно в такое время любые молитвы Ему слышны, даже такие недостойные и рассеянные как мои. Тепло, покой, я с тобой. 
Главное у меня впереди. Почтительное, благоговейное, исполненное благодарности, но все-таки  желаниe  познания, зачем мне это нисполал Господь? Это я узнаю или на этом свете или на том.
И я не собираюсь здесь устраивать Голливуд или кичиться и бравировать. Помоги мне, Господи, прими мою благодарность и дай мне силы бороться, потому что, только в борьбе за исполнение Твоей Воли грузин бывает счастлив, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Аминь!

Перевод: Меги Коберидзе

Первая глава |  Вторая глава | Третья глава | Четвертая глава | Пятая глава | Шестая глава | Седьмая глава | Восьмая глава | Девятая глава | Десятая глава | Одинадцатая глава | Двенадцатая глава | Тринадцатая глава | Четырнадцатая глава | Пятнадцатая глава | Шестнадцатая глава | Семнадцатая глава |Восемнадцатая  глава | Девятнадцатая глава | Двадцатая глава | Двадцать Первая глава | Двадцать Вторая глава | Двадцать Третья глава | Двадцать Четвертая глава | Двадцать Пятая глава | Двадцать Шестая глава | Двадцать Седьмая глава | Двадцать Восьмая глава  | Двадцать Девятая глава | Тридцатая глава | Тридцать Первая глава |  Тридцать Вторая  глава | Тридцать Третья глава | Тридцать Четвертая глава | Тридцать Пятая глава | Тридцать Шестая глава | Тридцать Седьмая глава| Тридцать восьмая глава | Тридать Девятая глава | Сороковая глава  | Сорок Первая глава | Сорок Вторая глава| Сорок Третья глава