Дневник Немощного (глава II). Афон. Евхаристия.

На страницах этого дневника нам предстоит то грустить, то радоваться. Воскресной Благодати грусть не пристала, поэтому вспомню одну историю.

В пребывание моё на Афоне, в Иверском монастыре, мне довелось присутствовать при богословской беседе грузинского арихиерея с игуменом Иверского монастыря. Оба святых отца беседовали неспешно, время от времени умолкали и даже, прикрыв глаза, погружались в думы, иначе говоря, общались в душе, через молитву. Я, затаив дыхание, слушал.
Грузинской архиерей спросил греческого монаха, в чем смысл человеческой жизни. Игумен, ни на секунду не задумываясь, ответил: «В участии в Евхаристии».

Это поразило мой мирской ум, я никогда так не думал, хотя, казалось, кое-что знаю и разумею. Это было лет двадцать назад. Со временем я всё больше убеждаюсь во всеобъемлющей мудрости слов игумена.

Что такое Евхаристия? В буквальном смысле, это участие в добровольном самопожертвовании Непорочного Агнца, которое Сам Он и установил для апостолов на Тайной Вечере. Причащаясь, мы непосредственно становимся участниками той Вечери, не символически, а на самом деле, хоть разум и не в силах этого постичь. Мы вкушаем Саму Плоть и Кровь Господню, всеисцеляющую и восполняющую всех обделенных.

С чем мы предстаем перед этим Таинством? В первую очередь, нам дόлжно скорбеть о собственной ничтожности и быть искренне благодарными Творцу мира сего, Который творил шесть дней, а на седьмой день почил, то же поставив правилом и нам. Это правило отдохновения, успокоения, благодарения, радости.

Если исполнять это с истинной верой, то здесь всё великолепно, в этом Таинстве соединено всё самое прекрасное: Слово (Святое Писание), поэзия (Псалтырь), музыка (церковное песнопение), изобразительное искусство (икона и фреска), архитектура (восходящая линейность трех измерений) – всё, на чем стоит человеческая цивилизация, откуда берут исток наука и искусство, ныне осиротевшие и оторванные от своего первоисточника. Их ведь нельзя постичь по отдельности, лишь в единстве, благословенном Святым Духом радуется душа, всё равно, где бы ты ни стоял – в храме Светицховели или в малой сельской базилике. Надо просто встать, притихнуть, усмирить себя и, как бы сильно ни металась плоть, исполнить четвертую заповедь.

Только не сочтите мои слова богохульством – ведь, в конце концов, не рукой священнослужителя пишется этот дневник, и я, увы, не являюсь образцом святости – а потому скажу вот что: даже не будучи участником истинной Евхаристии, человек всё же призван к ней – кем бы он ни был, к какой бы вере и народности ни принадлежал. Стоять смиренно, умиротворенно, воздавать хвалу Всевышнему, принести себя в жертву, радоваться, терпеть, преисполнившись благодарности, ощущать себя частью соборности, частью Единства, Сущности, Надежды – это ведь понятно и радостно каждому человеку, если только он человек.

Именно поэтому слова игумена, услышанные мной двадцать лет назад, неоспоримы: смысл жизни каждого человека в Евхаристии, иначе говоря, в сопричастности Благодати. Но исполняем ли мы это от воскресения до воскресения? Или копошимся в вечном нашем бессмыслии, так как нам недосуг. Какое смешное слово: недосуг.
Это ведь может каждый из нас. Даже я. Сейчас мне запрещено всё. Лишь раз в неделю выхожу в скафандре на химиотерапию. Но и здесь не оставляет меня Создатель. Чаще ко мне, недостойному, приходят отцы из нашего родного храма святого Георгия что на грузинах, чтобы причастить меня на дому. Но иногда, чтобы не слишком их утруждать, я прибегаю к помощи других священников этого православного города. Но и тут – чудо. Так случилось, что русские отцы, оказывающие мне эту милость, служат не где-нибудь, а в храме Иверской иконы Божьей Матери на Полянке, что при детской ожоговой и травматологической клинике. Все спокойные, любящие, один лучше другого, влюбленные в Грузию и всем сердцем преданные Иверской Божьей Матери.  

Сегодня меня посетил настоятель этого храма, отец Алексей Емельянов, молодой, светлый, как свеча. Их трое братьев, все священники, все эрудиты, все трое просто замечательные. Когда он вошел, на нем не было лица, у меня дрогнуло сердце. Всё тревожусь, как его сердце после каждого богослужения вмещает увиденное в той детской больнице.
Я встретил его в своих бинтах и скафандре, он взглянул на меня, и я сразу же понял, что ему и в этот день пришлось пережить нечто страшное. Взглядом я спросил его, что случилось. Он сказал мне, что отец-наркоман выбросил двухлетнего сына из окна пятого этажа на глазах у бабушки. Малыш упал на асфальт, на проезжую часть, но только сломал ногу, ничего больше не повредив. Его лечили три недели, а сегодня батюшка окрестил его и нарек Максимом. Он всё помнит и боится, говорит: я выпал из окна, папа выбросил меня. Очередное чудо у храма иконы Иверской Богоматери. Мальчика скоро выпишут. Вроде бы радость, но я почувствовал, что исполнение этой радости прошло сквозь богомольное сердце отца Алексея, оставив в нем еще одну неизгладимую рану.

После того, как он причастил меня, я пригласил его на чай. Заметив, что он еще о чем-то печалился, я спросил, что еще случилось. Он рассказал, что с Камчатки привезли семнадцатилетнего парня, спасшего девочку из-под колес несущейся на полном ходу машины, он в коме. Водителя, наехавшего на него, не наказали, и он не помогает пострадавшему. Отец мальчика всё время плачет и молится, говорит, что если бы не несчастье, приключившееся с сыном, он бы так и не пришел к Богу, а сегодня пожелал исповедоваться. Сказав это, отец Алексей невольно загляделся в пространство. Видно, тяжело ему было от услышанного на исповеди, но, конечно же, мне он об этом не сказал.

Я спросил, как зовут парня. Он ответил: Степан. Спортсмен, красавец. После двух месяцев комы сегодня он впервые открыл глаза. А тот водитель – чей-то сынок, не только не привлечен к ответственности, но и ничем не помогает семье пострадавшего, что же это такое? – повторил батюшка.

Так мы сидели, уже не думая ни о моём отравленном сердце, ни о болях в костном мозге, причиненных мне химией. В окна тихо струился солнечный свет, и мы тихо радовались тому, что двухлетний Максим спасся, а Степан открыл глаза, к тому же, как раз в день Стефана Первомученика, и всё это – по милости Покрова Иверской Богоматери.

Мне вспомнились строки из моего стихотворения: «Я хотел быть без Родины, ибо не вмещаю ее боли и слёз». Но куда бежать от собственного сердца? Всюду одно и то же. И это одно и то же нестерпимо без смысла человеческой жизни – без участия в Евхаристии.

Каждый раз так писать я не смогу. В следующий раз, наверное, поговорим о более прозаических вещах. Но сегодня – так. Потому, что сегодня воскресение. До завтра.

Перевод: Тамар (Тата) Котрикадзе

Первая глава |  Вторая глава | Третья глава | Четвертая глава | Пятая глава | Шестая глава | Седьмая глава | Восьмая глава | Девятая глава | Десятая глава | Одинадцатая глава | Двенадцатая глава | Тринадцатая глава | Четырнадцатая глава | Пятнадцатая глава | Шестнадцатая глава | Семнадцатая глава |Восемнадцатая  глава | Девятнадцатая глава | Двадцатая глава | Двадцать Первая глава | Двадцать Вторая глава | Двадцать Третья глава | Двадцать Четвертая глава | Двадцать Пятая глава | Двадцать Шестая глава | Двадцать Седьмая глава | Двадцать Восьмая глава  | Двадцать Девятая глава | Тридцатая глава | Тридцать Первая глава |  Тридцать Вторая  глава | Тридцать Третья глава | Тридцать Четвертая глава | Тридцать Пятая глава | Тридцать Шестая глава | Тридцать Седьмая глава| Тридцать восьмая глава | Тридать Девятая глава | Сороковая глава  | Сорок Первая глава | Сорок Вторая глава| Сорок Третья глава