Что такое геопоэтика. Часть 2
Геопоэтика
Геопоэтика до сих пор не охарактеризовалась как отдельная дисциплина, поэтому выступает в противовес геополитике как некая гуманистическая альтернатива геополитике, нередко — как попытка воссоединить человека с природой, чтобы предотвратить будущую техногенную катастрофу.
Можно также утверждать, что понятие «геопоэтика» отнюдь не научная дефиниция, а термин-трикстер – то есть некий звуковой магнит, имеющий внешнее сходство с терминами. Однако, при расшифровке слова «геопоэтика» с греческого можно выделить такие семы внутри слова как: «геос» - «земля» + «поэтика» - «искусство, творящий». То есть, это эстетическая дисциплина с художественным осмыслением освоения географических территорий, ландшафтов; осмысление их мифотворческой сферы и эпоса, а также разножанровых произведений; осмысление взаимовлияния мира географии и мира литературы (и также мира искусства), и обобщающих феноменов всего вышеперечисленного.
Существуют четыре основных направления геопоэтики:
-
Художественная
Это литературные тексты, часто содержащие эпос или мифы в своей основе, как метафорическое изображение отношения к Земле, как к планете. Также можно охарактеризовать это направление как литературное отражение эзотерического движения New Age.
Касательно представителей художественной геопоэтики нужно выделить две монументальные фигуры, повлиявшие вообще на развитие геопоэтики в целом.
Во-первых, это автор термина «геопоэтика» - француз Кеннет Уайт. К. Уайт, будучи честным человеком, признался, что всё же авторство приписано ему несправедливо и он лишь озвучил те идеи, которые и раньше находили себя в тех или иных литературных и научных контекстах. В 1989 году Уайт основал Международный институт геопоэтики для дальнейшего продвижения исследований в межкультурной, трансдисциплинарной области исследований, которую он развивал в течение предыдущего десятилетия.
В октябре 2005 года Кеннет Уайт прочитал серию из трех лекций по проекту «Геопоэтика»: «Североатлантические расследования», «Возвращение на территорию» и «Ощущение Крайнего Севера». Но самый монументальный труд, написанный Уайтом, был «Альбатросова скала (Введение в геопоэтику)» (Le Plateau de l’albatros: Introduction à la géopoétique, 1994). Относительно геопоэтики Кеннет писал так в «Альбатросовой скале…»: «Было бы, наверное, уместно рассказать, как и когда это понятие возникло в ходе моей работы. Идея еще не оформилась, но слово стало само собой проскальзывать в моей речи и в том, что я писал, еще в конце 1970-х гг. Оно, казалось, способно соединить множество различных, не до конца определенных смыслов. Недавно мне подсказали, что это слово и раньше мелькало в литературных и научных контекстах. Я учту это. Но отстаиваю я не право изобретения термина, а поэтическое истолкование его. Не слово, а высвобождение нового смысла. Смысл этот оформился в моем сознании и обрел плоть во время путешествия, которое я совершил вдоль северного берега залива Святого Лаврентия в 1979 году. Цитирую записную книжку того времени: «Воды залива влекут меня к необъятным белым пространствам Лабрадора. Новое слово возникло в мозгу: геопоэтика. Как требование выйти за рамки исторического и литературного текста, чтобы обрести поэзию ветра и способность мыслить, подобную течению реки. Кто живет? Вот в чем вопрос. Или, может быть, это призыв. Призыв, который увлекает вас вовне. Все дальше и дальше. Так далеко, что вы перестаете быть тем, так хорошо прежде знакомым вам человеком, и становитесь просто голосом, гласом без имени, повествующем о бесчисленных чудесах нового мира. Конечно, нужно, чтобы это случилось. Может быть, уже здесь и теперь...».
Кеннет Уайт автор 25 эссе, 14 прозаических текстов и более двадцати лирических.
Второй фигурой выступает не только автор, но и переводчик Василий Голованов, который представил многие труды К. Уайта на русском языке и ставший его последователем в России. Начавший свой путь с книги «Тачанки с Юга», посвящённой истории махновского движения, Василий вместе с Р. Рахматуллиным, А. Балдиным, Д. Замятиным и В. Березиным входил в литературно-исследовательскую группу «Путевой журнал», чьей самой заметной акцией была экспедиция «К развалинам Чевенгура». О геопоэтике Василий писал так: «Термин “геопоэтика” используется в последнее время довольно часто и уже отделился от созвучной ему и привычной “геополитики”. Необходимо уточнение. Геопоэтика не выводится из геополитики как некая условная рифма, тем более как понятие, взятое от противного. Геопоэтический проект явился в результате самостоятельного поиска, реальных, развернутых в поливалентной рефлексии путешествий. Один из основоположников новой дисциплины, основатель Института геопоэтики шотландский писатель Кеннет Уайт, живущий и работающий во Франции и странствующий по всему миру, изначально определил область интересов геопоэтики в рамках экзистенциальной географии. Так, начав игру с собственной фамилии (White), он строит образ-архетип “белого пространства”, включающий древнее название Шотландии — Альба, развивая параллельно кельтские мотивы в трактовке белого цвета как центра вселенской палитры, и находит в итоге некий упорядочивающий модуль пространства, white–scale Уайта (тавтологии неизбежны).
Показательно то, что сам Кеннет Уайт определяет границы применения своего инструмента не столько в пространстве (прирастает на западе, западом), сколько во времени. Пределы его “белого” и есть Новое время, стартовавшее в момент открытия Америки, Нового — белее некуда — Света. Теперь, когда Новое время исчерпывает себя в гипертрофии счета, цифровых технологий, словесной аппликации постмодерна и проч.,— Уайт отправляется на поиски следующего времени. В этом контексте его “белый модуль” приобретает историософскую проекцию».
-
Проективная
Как следует из названия, в основе этого направления лежит некий проект или эксперимент, применительный к культурным и научным проектам, новых ландшафтно-территориальных мифов, либо художественной редактуры старых мифов.
Это направление стало результатом Боспорского форума современной культуры, бывшего под управлением Игоря Сида (не только модератора проекта, но и автора книги «Геопоэтика»). По мнению И. Сида: «Геопоэтика - новое международное понятие, приобретающее черты научного термина и охватывающее разнообразнейшие творческие способы взаимодействия человека с географическим пространством, с территориями и ландшафтами: медитативно-путешественные, литературно-художественные, проективно-прикладные, научно-исследовательские и иные. В наиболее общем научном определении геопоэтика — это «работа с ландшафтно-территориальными (географическими) образами и/или мифами».
-
Научная
Это направление связано с исследованием поэтики, как локальных территорий, так и полномасштабном рассмотрении. Это направление, по праву занимает большой пласт в аналитической работе филологов и литературоведов. Среди известных учёных-исследователей, которые внесли весомый вклад в это направление, были: М. Л. Гаспаров, В. И. Ширина, А. А. Кораблев, В. В. Абашев, Н. И. Полевой, Ю. М. Лотман и В. М. Гуминский. Конечно, это не полный список исследователей геопоэтики, но именно эти учёные стояли у истоков направления.
Также, направление научной геопоэтики, как сформировавшееся направление, было инициировано в 1996 году Крымским геопоэтическим клубом, проведшим первую (1996) и вторую (2009) международные конференции по геопоэтике.
-
Негативная
Это, так называемая, мрачная литература, посвящённая техногенным катастрофам. Это концепт, предложенный лозаннско-сорбоннской исследовательской группой славистов (Эдуард Надточий, Анастасия де ля Фортель, Анн Кольдефи-Фокар) «на основе синтеза всех лишенных памяти и социальной означенности локальных детерриториализаций — будь то „не-место“ урбанизма, индустриальная „заброшка“, места природно-техногенных катастроф, природные аномалии или места „чёрного“ туризма вроде заброшенных лагерей, тюрем и мест массовой гибели людей».
Ярким примером этого направления могут быть такие произведения как: «Чернобыль» Э. Ливербарроу, «Холочье. Чернобыльская сага» В. Сотников, «Перевал Дятлова, или Тайна девяти» А. Матвеева.
Эстетический образ в геопоэтике
В своей работе В. В. Абашев и М. П. Абашева дали наиболее объективное определение геопоэтическому образу, а именно: «Геопоэтический образ — это «символический образ территории как единого целого», в котором «территория, ландшафт <...> осознаются как значимая инстанция в иерархии уровней природного мира и становятся предметами эстетической и философской рефлексии <...> ландшафт концептуализируется <...> и его доминирующие черты получают символическое осмысление». То есть, геопоэтический образ — это не только конструктор из авторской концептосферы, но и образ мира, опыт человечества, опыт взаимодействия человека и пространства, - и это все проходит через авторскую рефлексию и субъективную гиперболизацию ощущений в тексте.
Курган Святогора
В качестве примера геопоэтики в русской литературе хочется привести фигуру Велемира Хлебникова и его эссе. Но перед этим уточню, что эстетическая функция языка связана с внимательным отношением к языковой/речевой форме текста. Классические литературные произведения построены на принципе языковой вежливости (то есть без мата и оскорблений, вычурной и вульгарной лексики), и если в них и есть жаргонизмы, плеоназмы и стилистически сниженная лексика, то её употребление оправдывает художественный фрагмент. Например, чтобы создать образ антисоциального героя.
Но важно помнить: если читатель не понимает языка произведения, не понимает формы, то и не сможет оценить смысл и стихи будут казаться ему плохими, потому что эстетика произведения резко снизится. Например, стихотворение Велимира Хлебникова:
Мы чаруемся и чураемся.
Там чаруясь, здесь чураясь,
То чурахарь, то чарахарь,
Здесь чуриль, там чариль.
Из чурыни взор чарыни.
Есть чуравель, есть чаравель.
Чарари! Чурари! Чурель!
Чарель! Чареса и чуреса.
И чурайся, и чаруйся.
Несмотря на то, что поэзия Хлебникова почти исключает эстетическую функцию русского языка, его эссе сохраняют территориальный интерес и углубленный анализ. Ярким отражением художественного направления геопоэтики выступают его эссе «Курган Святогора» (1908) и «О расширении пределов русской словесности» (1913). Так, в первом эссе Хлебников считал, что поэзия – это: «Русская славоба вторила чужим доносившимся голосам и оставляла немым северного загадочного воителя, народ-море.
И самому великому Пушкину не должен ли быть сделан упрек, что в нем звучащие числа бытия народа — преемника моря, заменены числами бытия народов — послушников воли древних островов? <…> Всякое средство не волит ли быть и целью? Вот пути красоты слова, отличные от его целей. Древо ограды дает цветы и само. <…> И останемся ли мы глухи к голосу земли: «Уста Дайте мне! Дайте мне уста!» Или же останемся пересмешниками западных голосов? <…> И хитроумные Евклиды и Лобачевский не назовут ли одиннадцатью нетленных истин корни русского языка? В словах же увидят следы рабства рождению и смерти, назвав корни — божьим, слова же — делом рук человеческих. <…> И если живой и сущий в устах народных язык может быть уподоблен доломерию Евклида, то не может ли народ русский позволить себе роскошь, недоступную другим народам, создать язык — подобие доломерия Лобачевского, этой тени чужих миров? На эту роскошь русский народ не имеет ли права? Русское умнечество, всегда алчущее прав, откажется ли от того, которое ему вручает сама воля народная: права словотворчества? <…> Кто знает русскую деревню, знает о словах, образованных на час и живущих веком мотылька». То есть, Хлебников буквально назвал поэзию «голосом территории/ландшафта».
В эссе «О расширении пределов русской словесности» (1913) В. Хлебников не только обращался к творчеству одного из первых геописателей Н. М. Пржевальского, но и писал, что: «В пределах России она забыла про государство на Волге — старый Булгар, Казань, древние пути в Индию, сношения с арабами, Биармское царство. Удельный строй, кроме Новгорода, Псков и казацкие государства остались в стороне от ее русла. Она не замечает в казаках низшей степени дворянства, созданной духом земли, напоминающей японских самураев. Из отдельных мест е<ю> воспет Кавказ, но не Урал и Сибирь с Амуром, с его самыми древними преданиями о прошлом людей (орочоны). Великий рубеж 14 и 15 века, где собрались вместе Куликовская, Косовская и Грюнвальдская битвы, совсем не известен ей и ждет своего Пржевальского». То есть, прямо говорил о том, что разные уголки России «ждут своего Пржевальского».
Если обратиться к настоящему времени, то в осмыслении геопоэтики регионального текста наиболее полно исследованы произведения, посвященные Русскому Северу, Крыму, Зауралью (Уралу, Сибири, Алтая).